Краткий миг единения

Второго августа был объявлен Манифест о вступлении России в войну. Большие надежды в грядущей победе император возлагал на единение народа со своим возлюбленным монархом. В этот же день Николай II первым из мобилизуемых воинов торжественно принял присягу на Евангелии и торжественно обещал огромной толпе, собравшейся перед Зимним дворцом «не кончать войны, пока хоть одна пядь русской земли будет занята неприятелем».

Восьмого августа Госдума назначила однодневную чрезвычайную сессию, на которую, как вы помните, по уважительной причине опоздал тобольский депутат А.С. Суханов. Прибыл «в 8 часов вечера, когда Таврический дворец стоял пуст и огни в белом зале потухли». А с утра там бушевали патриотические страсти, клеймили коварного врага и призывали к единству, преданности государству и народу.

Выступили три министра – Горемыкин, Сазонов, Барк. Свои заявления сделали представители национальностей и конфессий – поляков, евреев, мусульман, балтийских и поволжских немцев. Озвучили и цель войны: «за освобождение родины от иноземного нашествия, за освобождение Европы и славянства от германской гегемонии». Но «священное единение» Госдумы с царём и правительством длилось недолго. Пользуясь военным положением, Николай «заморозил» её работу на целый год.

Коснулась война и топонимики – 18 августа вышло высочайшее распоряжение о переименовании немецкозвучащего Санкт-Петербурга в Петроград. Вообще, усилились антигерманские настроения. Немцев высылали в Сибирь. В столице произошло нападение на посольство Германии, а в Москве состоялись настоящие «немецкие погромы».

По мере удаления от столиц политические страсти стихали. Наш город избежал погромов из «патриотических» соображений, а в списке кандидатов в присяжные заседатели на декабрь 1914 года мирно значился тобольский учитель Генрих Генрихович Шиллеров.

Мы вас подождём

Зинаида Гиппиус 2 августа записала в дневнике: «Одно, что имеет смысл, записывать мелочи. Крупное запишут без нас». За 100 лет крупного написали-переписали горы, копья продолжают ломать до сих пор. Мы же, по примеру известной писательницы, обратимся к милым нашему сердцу мелочам, вспоминая имена, события далекого от фронта губернского Тобольска.

Война всегда связана с тревогой. У женщин за мужей и сыновей – страх получить весточку о «павшем», у мужчин – за семью – как они там одни, без меня?..

С 1915 года «Тобольские губернские ведомости» начнут публиковать из номера в номер длинные списки раненых, убитых, пропавших без вести. Сначала весьма подробные: Рыбаков Николай Григорьевич, православный, женат, Загваздинской волости, д. Загваздиной, ранен в бедро и правую руку 22 августа 1914 г., находится в Петрограде, в Ольгинском лазарете.

Позднее списки становятся все длиннее, а сведения короче: Корепанов Тихон Яковлевич, Тобольского уезда, убит.

Но с какой надеждой и затаённой тревогой вчитывались в эти списки их родные! Жив?.. Ранен?.. Убит?.. Жив, слава Богу, ноне письмо получили. Ранен?! Повидать бы, да до Бога высоко, до столицы далеко. Посылочку с домашним собрать бы надо, всё порадуется, родимый! Убит! Горе жене, ещё горше матери «им не забыть своих детей, как не поднять плакучей иве своих поникнувших ветвей…»

Подумай о помощи

Семьи мобилизованных в Тобольске не были забыты. Городская дума выделила на эти цели 3 тысячи рублей. Но по неопытности просто раздали всем поровну без учёта материального положения, и вышло всего-то по 2 руб. 50 коп. на семью. Тогда уж думцы создали комиссию для обследования положения семей призванных. Возглавил её Николай Афанасьевич Куратов.

Чтобы направить поток благотворительных средств в одно русло, тобольский губернатор Станкевич издал указ о специальной Комиссии по оказанию благотворительной помощи особо нуждающимся. Активнейшим её членом стал директор народных училищ губернии Георгий Яковлевич Маляревский.

Не отставали от мужчин и тоболячки, которые объединились в Комитет попечительства о семьях запасных. Вскоре были опубликованы и правила выдачи казённых пособий этим семьям. Полагались они в первую очередь женам и детям до 17 лет, а во вторую отцам, матерям, братьям и сестрам, если мобилизованный был их единственным кормильцем.

Выдавались не деньги, а продукты: на месяц полагалось в Тобольскую губернию 1 пуд 20 фунтов (фунт 400 г) муки, 10 фунтов крупы, 4 фунта соли, 1 фунт постного масла, детям до 5 лет – половину продовольственного пайка.

Только вот жизнь дорожала… Сахар вырос в цене с 5 рублей 40 коп. до 6 руб. 60 коп., чай в два раза. А тут ещё городская власть в сентябре «порадовала» ростом цен на баню. За посещение общей – на 1 копейку, дворянской (и такая была в Тобольске) – на 5 копеек, номеров – на 10 копеек.

Немного?.. Ну вот на рыбном базаре мерного муксуна тогда отдавали за 25 копеек.

Не все сосны в лесу корабельные

Тяжело жили, но то, что солдатам в окопах не в пример тяжелее, понимали. И помогали фронту, чем могли. Обстоятельнее об этих «мелочах» необходимо поговорить отдельно. А пока лишь один пример.

В сентябре 1914 года выявилась острая необходимость в санитарных поездах «для увоза раненых с поля битвы». Оборудование такого поезда стоило восемь тысяч рублей. Городской союз (входили все города Западной Сибири и Урала с центром в Перми) обратился к сибирякам с просьбой собрать необходимую сумму.

И первыми откликнулись тоболяки, которые вложили в фонд четыре тысячи 400 рублей. Тюмень собрала меньше (4 тысячи), но тамошний городской голова Никольский предложил назвать поезд «Тюмень – Тобольск». Однако наш градоуправитель Трусов, смотревший на вещи шире, настоял на имени «Городов Тобольской губернии», ведь посильные взносы сделали и Сургут (100 рублей), и Тара (300 рублей), и Ишим (1 200 рублей), и Ялуторовск (1 000 рублей).

Конечно, больше всего возможностей было у купцов-промышленников. Бывший городской голова Тюмени А.И. Текутьев пожертвовал тысячу пудов муки для нужд семей запасных, а Тобольское купеческое общество постановило ассигновать 1 тысячу рублей на оборудование 10 коек для раненых.

Но тут же и зарабатывали. Так, правление общества «Западно-Сибирского пароходства и торговли» уже в первые две недели войны сумели обогатиться аж на 100 тысяч рублей, получив подряд на перевозку солдат и военных грузов. При этом они четыре года не платили тобольской казне за аренду пристаней и задолжали 16 тысяч. Но всех перещеголяли тобольские богатеи Плотниковы, в сентябре 1914 года буквально спровоцировавшие соляной кризис. А дело было так.

Арендовал Плотников часть Коряковских соляных озер, из которых снабжалась солью вся Тобольская губерния и, пользуясь своим монопольным правом на транспорт, «вздул» оптовые цены с 20 до 60 копеек за пуд. В розничной продаже цена подскочила до 1 рубля 20 копеек и стала недоступной бедноте. А ведь соль была тогда стратегическим продуктом – не заготовишь рыбу, хотя бы и низших сортов, на зиму, голодать будешь.

Городская дума вынуждена была приобрести пять тысяч пудов соли для продажи малоимущим по оптовым ценам. Множили свои капиталы и другие тобольские купцы. Мальковы Иван и Николай Степановичи – на поставках для армии солдатских сапог. Рыбопромышленники Турковы обирали жителей тундры, поставляя им товары по своим ценам, ибо с уходом последних пароходов становились безраздельными хозяевами.

Но большая вина в неразберихе тех лет лежит и на тыловых чиновниках, которые решительно не были готовы к большой войне. «Не было никакой системы ни в заготовке продовольствия для армии, ни умения организовать работу транспорта. Пробки поездов скоплялись на узловых станциях и останавливали всякое движение. В результате страдала и армия, и местное население, и перевозка торговых грузов», – писал в своих мемуарах депутат Госдумы, лидер кадетов П.Н. Милюков.

Нет, не умела власть ни привлечь народ, ни организовать его для реально помощи фронту, как это будет потом, в годы Великой Отечественной войны, когда тыл и фронт действительно были едины. В массе народной желание помочь Отчизне в тяжкую годину не угасало, особенно в первый год войны. Но и об этих дорогих сердцу тоболяков «мелочах» чуть позже.

Елена ГАБИБОВА