Театр как спасение от хаоса жизни

Март – особый месяц для любителей театра во всех его проявлениях. 20 марта отмечается Международный день театра для детей и юношества. Следующий весенний день – Международный день кукольника. 27 марта – Всемирный день театра… Есть ещё и Российский праздник – День работника культуры, отмечаемый 25 марта.
Однако завидовать такому празднообилию не стоит. Все эти дни творческие коллективы работают. Вот хотя бы на примере родимого нашего, тобольского, театра.

20 марта играли «Месяц в деревне». 21 марта в ТДТ давали «Ревизор». 25 марта (в нетеатральную вроде бы среду) зрители были приглашены на «Медовый месяц». Ну а завтра, в самый что ни на есть праздничный день, состоится представление водевиля «Лев Гурыч Синичкин».

И так и будет крутиться эта умопомрачительная карусель – изо дня в день, от спектакля к спектак­лю. В дни праздничные будет крутиться и во дни сомнений и тягостных раздумий… Всегда…
Да пребудет Театр во веки веков. Аплодисменты.

Спектакль окончен. Финальный поклон – сияющие глаза актёров, воодушевлённый подъём с мест в зрительном зале. Это – апофеоз… Всего-то несколько минут… Сияющая вершина громадины-пирамиды, в основании которой текст драматурга и дальнейшая работа. Работа мысли и умелых рук, работа души и нервной системы. 

Наблюдать за всем этим со стороны необыкновенно интересно. А уж если постановку осуществляет режиссёр Поляков, и подавно… Как он работает! Человеку непривычному, впервые оказавшемуся на репетиции МихалДавыдыча, может показаться – топором рубит. Но тут, братцы, инструменты другого рода в ход идут.
Десятилетнее сотрудничество с Тобольским театром… Я хорошо помню, как оно начиналось. Как Поляков с ходу продиктовал свои жёсткие условия тем, кто хочет быть в его команде, как актёрский народ дрогнул, но принял их.

Да что там артисты…

Он и журналистов, бывало, куда подальше отправлял, узнав, что пришли они на разговор, не прочитав предварительно пьесу, взятую в работу: «Вы не готовы. На пустой разговор времени нет – я сюда работать приехал».

И сколько ещё всего было за эти 10 лет… Суровый товарищ, Михаил Поляков.
– Это стопроцентно не соответствует тому, какой я человек. Я нежнейший, добрейший… Но я – перфекционист. Если человек в театре допускает ошибку от своей расхлябанности, то он должен быть «расстрелян». И режиссура, дело, которым я занимаюсь, страшно вспомнить, сколько уже лет, зачастую требует жёстких решений. В театре быть милым, быть всеми любимым не приходится.

Этот добрейший человек, упорно не желающий быть всеми любимым, удивительно тонко управляется не только с драматургией «различной степени тяжести», но и с людьми. Иногда кажется, что он умело провоцирует артистов, используя в работе даже их межличностные, мелкие бытовые конфликты.

– Упаси, Боже. Никогда никого не провоцировал. Да, я стараюсь в работе к каждому актёру подходить индивидуально. Понимать каждого… То, что может один, никогда не сделает другой, и бессмысленно добиваться этого. И я никогда не потребую от молодого актёра того, чего требую от тех, с кем работаю эти десять лет в вашем театре. Ты знаешь уровень моих требований и поэтому спуска не жди – примерно так.

Пронзительный взгляд… Это не про Полякова. Он умеет смотреть участливо и заинтересованно, но при этом всё равно – словно выворачивает тебя наизнанку, вскрывает сокровенные твои сундучки. С таким талантом можно было бы и в следствии карьеру сделать. А он вот в театр. В четырнадцатилетнем возрасте уже руководил студенческим коллективом в Магнитогорске. Работал в Златоусте, где в театре «Омнибус» поставил спектакль «Три сестры» и был удостоен звания лауреата Государственной премии РСФСР. 150 спектаклей поставлено в различных театрах России… Многое повидал человек и уж наверное видит разницу между театром времён развитого социализма и теперешним…

–… Времён непонятно чего. Неважно, какова политическая или экономическая система. Важно, что проповедуешь ты и есть ли люди, которые тебя понимают. Я являюсь абсолютным приверженцем традиционного психологического русского театра. И, уверяю вас, людей, владеющих методикой такого театра, сейчас, в последних поколениях, достаточно мало.

В ходу сейчас иное – театр, в котором не существует понятия «талант», отсутствует понятие «красота». Существует одно – «новизна». В таком театре, если ты нов, значит, ты талантлив. И эта погоня за новизной доходит иногда до самых парадоксальных форм.

Так вот, тот театр, который исповедую я, практически не изменился. Основа его не изменилась. И я работаю только с теми коллективами, где этот дух традиционного психологического русского театра сохраняют.

Психологический театр, классика драматургии – всё это, безусловно, славно. Но вот сейчас всё чаще о культуре говорят, как об отрасли. А отрасль – это уже производство, это как минимум самоокупаемость, а лучше бы и прибыль. Не думаю, чтобы на традиционной постановке, скажем, трилогии Сухово-Кобылина, театр смог бы заработать.

– Я руководил театром в Златоусте, когда только и говорили о самоокупаемости. И ничего – жили и умудрялись неплохие спектакли ставить. Люди, которые хотят работать по-настоящему, всегда найдут возможность для этого. Все эти разговоры о том, что нельзя требовать самоокупаемости, что это убивает творчество – кликушество… Да, от чего-то в таких условиях придётся отказаться, в чём-то сжаться, что-то поменять. Если ты хочешь самореализовываться, то должен понять – да, объективная данность такова.

Вы живёте (вы, это Тобольский театр), как сыр в масле. Вот до наступления трудностей успели построить прекрасное здание и оснастить его. Сейчас нужно работать, наполнять эту сцену содержанием… Трудно? Да. Но придёт другое время. Я не призываю к тому, что с трудностями нужно смириться, но это нужно понять, поменять парадигму и продолжать делать так, чтобы в этих стенах кипела жизнь.

Что такое театр? Это спасение от хаоса жизни за этими стенами. Три часа нормальной репетиции превращают артиста в человека, который день прожил не зря… А уж зритель в зале превращает его в человека нужного.
В Тобольском театре Михаил Поляков поставил 15 спектаклей. Он начал с «Игроков» Гоголя, где действуют исключительно персонажи-мужчины. Продолжил «Домом Бернарды Альба» по Лорке, в котором были заняты только женщины. Так, с самого начала, режиссёр подбирал актёров для своего тобольского репертуара… И я хорошо помню сияю­щее счастье в глазах артиста Пономарёва, который признался мне тихо после премьеры «Кречинского»: «Знаешь, Давыдыч сегодня сказал: «Женя, ты мой актёр».

– Говоря о пятнадцати своих тобольских спектаклях… Этого могло бы не случиться, когда б не два человека. Директор Сергей Радченко, который разделяет, мне кажется, мои взгляды на суть театра. И главный режиссёр Валерий Медведев – на редкость порядочный человек, режиссёр вне всякой творческой ревности… Благодаря нашему взаимопониманию я здесь ставлю. И думаю, тобольский зритель тоже моей работой доволен.

Что такое эти пятнадцать спектаклей? Ни одно название в репертуаре не появилось просто так, чтобы строчку заполнить. Первые работы по Гоголю, Лорке, Гольдони подвели нас к постановке трилогии Сухово-Кобылина (и замечательно, что театр на это пошёл). Затем труппа пополнилась молодёжью, и я предложил спектакли, в которых могли бы пробовать силы эти ребята. Ведь если молодые артисты в труппу не приходят, то театр обречён на гибель… В последние годы мы поставили несколько комедий – это работа и на кассу, и всё же на воспитание актёров.

А что касается – мои артисты или не мои… Кто-то откликается на мои сигналы, кто-то не может их уловить. Вы Женю Пономарёва упомянули… Помню, как пришёл сюда десять лет назад и встретил такого нахального, патлатого парня с заочным актёрским образованием… И я, ругайте меня за самомнение, вытащил из него артиста. Наружу. Теперь это – серьёзный профессионал, на которого я рассчитываю. Думаю (спросите у него сами, конечно), что и Паша Жук, поработав со мной, много чего понял. И не только про сцену. С Сергеем Радченко мы хорошо работаем и понимаем друг друга, и ряд замечательных ролей создали. Наташа Пономарёва – моя актриса, с которой можно за любую постановку браться. С Лианой Токаревой, бывало, не всё гладко шло – то она меня не слышала, то я что-то не чувствовал, но вроде докричались друг до друга… И целый ряд ещё артистов в Тобольске, про которых могу теперь уверенно сказать – это мои люди. Есть и молодёжь с очень хорошими перспективами.

На перспективах, на том, что жизнь-театр продолжается (да и вообще – неизбывна), мы и сошлись. И разошлись – я отправился в хаос жизни, а Михаил Поляков остался за стенами своей цитадели. В театре.