Детство, оккупированное войной

Когда началась война, Зинаиде Ивановне Сапегиной, жительнице п.Богандинский, было пять лет. Детские годы её прошли в оккупированной немцами Молдавии. Память и по сей день хранит моменты о вторжении немцев в родную деревню, которая находилась в 10 км от Тирасполя. Самыми яркими воспоминаниями Зинаида Ивановна поделилась с нами...

- Мы играли в детском саду и вдруг смотрим: самолёт летит — низко-низко, даже лётчика было видно, его лицо. Мы все за ним: «Самолёт, самолёт, ты возьми меня в полёт...», а впоследствии оказалось, что это был немец… Уже ночью видели, как бомбят город Тирасполь — зарево было такое… прожекторы туда-сюда светят, страшно было… немцы быстро наступали… Мой дядя, будучи председателем местного колхоза, организовал эвакуацию жителей села. Мы должны были следовать на территорию Украины. В длинные обозы были впряжены и лошади, и быки. Дорога шла вдоль глубокого ущелья, по которому отступали наши войска. Не добравшись до границы Украины, обозы развернули назад немецкие автоматчики на мотоциклах, которые перегородили им путь. А сверху немецкие самолёты начали обстреливать отступающих солдат и мирные обозы беженцев. Возвращаясь назад, повсюду встречали разрушенные деревни, напуганных женщин и детей, людское горе. Ехавший рядом со мной годовалый Славик умер по дороге от воспаления лёгких. Мы вернулись домой.

Однажды слышим грохот сильный — во двор въехал танк... и провалился в погреб (смеётся). Уже позже сидим с бабушкой и мамой — страшно: немцы кругом—люди чужие, бабушка картошечки нажарила — заходит немец. Дверь открывает сразмаху: «Weg», - говорит нам, т.е. выгоняет. Сел и съел нашу картошку и заставил ещё раз пожарить.

Мы жили в помещичьем доме (отец и мать у меня были учителя), в нём сделали немецкий госпиталь: в одной комнате были раненые, в другой – остальные: они все спали на полу. Нас загнали на печку, печку натопили сильно — мы там чуть не сгорели…

Потом пришли бандеровцы. Они знают, где люди, что прячут, т.к. местные. Перед этим папа (он был зенитчиком, потом в плен попал) пришёл домой, я его так тогда и не видела, знаю, что он был. Мама спрятала его в сундук и засыпала картошкой, а тут этот бандеровец пришёл… штыком ищет, где что попрятано. Я дверь открываю: мама стоит, кричит ему: «Бери всё», отвлекает, а он ей штык наставил под грудь, оскорбил её. «Ещё, - говорит, - слово, и я тебя заколю». Я к маме кинулась, за ноги её обхватила, это его остановило.

Среди связистов-немцев был один солдат, очень доброжелательно к нам, детям, относившийся. Мы все ходили следом за ним, он нам нарезал провода разноцветные на кусочки — из них мы делали себе бусы…

Ходили как-то папу искали — кто-то сказал, что он в одной деревне в плену. Мы с мамой пошли пешком за 45 километров. Надо было переходить железную дорогу — она охранялась часовым. Мы, согнувшись, шли, пока он отвернулся. В деревне нас никто не знает, но в первый дом пустили… Мама посадила меня у окошка — а за воротами проволока и там ходят пленные, я смотрела-смотрела, так отца и не увидела…

Потом когда немцы ушли, люди высыпали на улицу, и тут офицер на лошади подскочил (отстал, видимо, от своих) к маме и спрашивает, в какую сторону ушли. Мама показала в противоположную. Маме в это время кто-то крикнул, что сейчас он за ней придёт, она побежала прятаться. Немец вернулся очень злой, и тут выскочила моя собачка — он вынул пистолет и давай в неё стрелять. Я хотела кинуться к ней, но меня удержали. Всё-таки он в неё не попал — и ускакал.

Русские быстро наступали — на танках сидело по многу солдат, наши люди, у кого котомочки какие были, хлеб, сухари благодарно отдавали солдатам…