Никопольский плацдарм

8 февраля 1944 года победой советских войск над немецко-фашистскими захватчиками завершилось грандиозное сражение за Днепр, в ходе которого была полностью освобождена левобережная Украина с многочисленными станицами, хуторами и городами, в том числе небольшого, но важного в стратегическом назначении- Никополя.

Но до этого радостного события гвардии младшему лейтенанту Николаю Михайловичу Перемибеде тогда предстояло шагать ещё долгих 49 дней войны, из которых любой из них мог стать последним…

…Морозило так, что Николаю временами казалось, будто он не на Украине, а в далёкой любимой Сибири. Дополняла картину стужи разъярённая метель, гонявшая окрест тучи колючего снега.

Перемибеда выбрался из своего временного укрытия, устроенного из куска брезента в виде шалаша, распустив шапку-ушанку, двинулся вдоль извилистого окопа; здесь разместились бойцы его первого взвода. Одни сидели на корточках, укрывшись с головой плащ-накидками от жгучего ветра, другие сбивались в кучу, чтобы было теплее. Пожилой якут Тан (да какой он пожилой: только-только сорок пять стукнуло! Но ко всем, кто был старше двадцатидвухлетнего Перемибеды, Николай относился почтительно), держа в зубах свою неизменную трубку, рассказывал что-то смешное: громкий солдатский хохот сам за себя говорил об этом.

--Вспоминаешь, как белке в глаз стрелял? – спросил и сделал отмашку рукой, поднявшимся было подчинённым.

--Нет, командира, моя говорил, как первый раз ходил соседка ночевать.

--Ну и как? – поддержал шутливый разговор взводный.

--Вай-вай, шибка карашо. – И опять взрыв хохота.

Улыбаясь, Николай пошёл дальше. На левом фланге змейки окопа нашёл командира первого отделения сержанта Скворцова, своего заместителя, деловито набивавшего патронами автоматные диски при свете свечи, укрытой парусиной. Этот богатырского телосложения человек с Заполярного Урала, казалось, никогда не изнывал ни от жары, ни от холода, мог сутками обходиться без пищи и воды, спать – где придётся: на снегу или под проливным дождём. Вот и сейчас он сидел на охапке соломы в распахнутом полушубке, в свёрнутой набекрень шапке, и голыми руками вставлял «маслята» в створ диска. Николай даже поёжился, представив себя на его месте, хотя и сам относился к морозам равнодушно.

--Не пойму, командир: зачем войско в такую рань из бараков на мороз выгнали? Маемся здесь уже два часа, да до выхода ещё час с четвертью, -- вопросительно глянул на Перемибеду.

--Начальству виднее,--ответил уклончиво. Приказ ему был ясен: в 12.00 в составе роты выдвинуться в квадрат сосредоточения четвёртого батальона пятой гвардейской дивизии и взять боем небольшую высотку, одну из многих на Никопольском плацдарме. Но почему их из тёплых казарм бросили в скованные морозом и вьюгой окопы за три с лишним часа до выхода на исходные позиции, Перемибеде тоже было невдомёк. Прав сержант, здесь кто-то что-то поднапутал. Вслух же спросил:

--Всё в норме?

--Нормальней не бывает: оружие исправно, почищено, проверял у каждого лично, патроны, гранаты – в избытке, харчи имеются, только вот…, -- отделённый замялся, -- ты бы, Никола, связался с ротным, чтобы бойцам по чарке «фронтовых» поднесли – замёрзнут совсем, а стопка не повредит, душу согреет…

-- Похлопочу, -- пообещал Перемибеда.

…Команда о передислокации в район Большой Белозёрки поступила несколько запоздав – в 00.30. Николай уже начал волноваться: «Не отменили ли приказ?», но в это время в тёмное небо взмыл три зелёные ракеты – сигнал к маршу. Спешно, но не суетясь, рота выстроилась в колонну повзводно. Без лишних напутствий и наставлений капитан Екименко махнул рукой: «Вперёд!». Задача подразделению была обозначена заранее, теперь дело встало за немногим – выполнить её…

Что-то тревожно было на душе у младшего лейтенанта Николая Перемибеды. Почему-то не было в нём той привычной нервной дрожи, которую, вопреки всей своей воле, он испытывал перед каждым боем, той ненавистной ярости к врагу, которая одновременно и помогала ему и хранила от бед три долгих года войны. Впрочем, нечто подобное он испытывал в начале июля 1942 года, когда в составе 229-й стрелковой дивизии, сформированной в городе Ишиме исключительно из сибиряков, он в числе первых принял на себя удар фашистской стальной махины, беспрепятственно катившейся на Сталинград… Тогда, после нескольких кровопролитных боёв, из кольца окружения на восточный берег Дона удалось пробиться только 750 голодным, оборванным и израненным солдатам из 10 тысяч человек штатного расписания дивизии. Одному – из каждых тринадцати…

Николай потряс головой, отгоняя мрачные мысли, на ходу зачерпнул пригоршню снега, вытер лицо. Но думы по-прежнему крутили свою карусель. «Почему так спешно? Почему без артподготовки, без прикрытия с воздуха? Ведь сегодня не 41-й, и одного дивизиона «Катюш» хватило бы, чтобы сравнять с землёй всё, что находится на этой чёртовой горке. А, судя по данным разведки, на ней есть, что сравнивать – только живой силы до двух батальонов, правда, изрядно потрёпанных. Хоть и немец стал совсем не тот, что в начале войны – трусливый да пугливый, однако ж, встречались и такие, которых голыми руками не возьмёшь…

Его раздумья прервал подскакавший на лошади вестовой из штаба батальона – приказано спешиться и до рассвета занять исходные позиции. Отмахавшие без перекуров почти десять километров люди (курили на ходу), с надеждой ждавшие хоть кратковременного привала, нехотя растягивались в цепь.

Светало. Николай оглядывал в бинокль окрестности, и сердце его от увиденной картины еще больше сжималось от какой-то нежданной беды. Ни деревца тебе, ни кусточка, никакого тебе буерака или канавы, балки до самого верха возвышенности, где по всей линии немецких окопов сквозь снежную пелену угадывались доты; на участке атаки своей роты он насчитал их три. Пологая равнина, что бумажный лист на столе. У соседей справа – вторая рота – аналогичный пейзаж. Как атаковать? И если это уж такое срочное дело, не терпящее отлагательств, то штурмовать высотку надо было под покровом ночи!? А тут – день светлый.

Не один Николай думал свою горькую думу – головы бывалых солдат были заняты тем же. Один, другой, третий подходили они к лейтенанту со своими мнениями и предложениями, и в конечном итоге сошлись на одном: до общей атаки выслать вперёд снайперов и «ползунов» с гранатами для уничтожения пулемётов. Взрывы и послужат началом штурма. Перемибеда доложил эти соображения ротному, тот, поразмыслив, согласился и приказал командирам двух других взводов подобрать людей для вылазки, а также по телефону передал о своих намерениях командованию штаба батальона.

На противоположном конце провода молчали долго, минут пять, по всей вероятности, переваривая полученную информацию, и только потом дали «добро» и назначили точное время для проведения удара – 9.00.

…Бойцы, экипированные в белые маскировочные халаты, накрытые снежными клубами вьюги, словно растворились в ней. Потянулись тревожные минуты ожидания, которые, казалось, растянулись на целые часы, становились невыносимыми. Тщетно, до рези в глазах, вглядывался Перемибеда в даль. Напрасно, лишь дикая пляска бурана. И тут раздались взрывы – один за другим с небольшими интервалами. Первый, второй… Взводный сбился со счёта. Вторя им, застучали пулемёты.

--Взвод, за мной! – во всю силу лёгких заорал лейтенант и первым устремился в атаку.

Он бежал, нет – летел, будто на крыльях, не оглядываясь, зная, что за ним – все его боевые товарищи. Громогласное «Ура!» подхватывала буря, удесятеряла его и бросала во вражеский стан.

Начало атаки можно было назвать успешным: ошарашенные внезапностью, немцы вели беспорядочную, бесприцельную стрельбу, но по мере приближения цепи штурмующих, свою ошибку исправили: шквал пулемётного и автоматного огня заставил наступающих залечь.

Пули гудели роем пчёл, но Николай поднял голову и огляделся: кто-то из солдат лежал неподвижно, кто-то старался осторожно замаскироваться в неглубоком снегу. Окапываться не представлялось возможным: мерзлая земля звенела под лопаткой, как железо на наковальне.

А враг пристрелялся: всё больше убитых и раненых появлялось в цепи. Приказ ротного об отходе на исходную позицию Перемибеда мысленно одобрил: «Нужно перегруппироваться и повторить утреннюю вылазку».

…И вновь ушли вперёд разведчики, и снова ценой своих жизней временно подавили доты. И опять – яростная атака, но после нескольких перебежек, под сильнейшим вражеским ружейно-пулемётным свинцовым дождём, захлебнулась и она. Оставшиеся в живых отползли назад.

В этой попытке выбить немцев с занимаемых позиций был ранен Екименко, и на Перемибеду было возложено командование ротой. «Осталось всего шестьдесят человек, -- грустно анализировал Николай донесения отделённых. -- Ещё одна такая атака -- и от роты ничего не останется».

Но приказ есть приказ: выбить фрицев любой ценой. Еще трижды Перемибеда поднимал людей в атаку, и еще трижды отступали на рубеж. И наконец, когда во второй половине дня, невесть откуда в небе над противником появилась восьмёрка наших штурмовиков «Ил-2», которая нанесла сокрушительный бомбово-пулемётный удар по фашистам, высота была взята. Первая рота четвёртого батальона, в которой осталось семнадцать человек, выполнила свой долг. Но об этом Н. Перемибеда узнал несколько позже, находясь в санчасти: в последней атаке он был тяжело ранен.

От автора. За личное мужество и проявленный героизм в боях за Никольский плацдарм, младший лейтенант Н.М.Перемибеда в ноябре 1944 года был награждён орденом Красной Звезды (№1071056). После войны вернулся в с.Викулово Тюменской области, почти 35 лет проработал в системе Сбербанка. С супругой проживают в районном центре и по сей день.

А. Березин

На снимке: Н.М.Перемибеда

Фото из архива