Судьбы цветное полотно

Бенефис солистки ансамбля «Мелодия» не отменяется, он просто переносится

Маргарита Александровна Шахова готовилась отметить свой 85-летний юбилей, как и подобает артистке, бенефисом. Практически всё уже было в ажуре. И вдруг нелепый случай. Вместо привычных сапожек, обула валенки. Спешила на репетицию. Поскользнулась, упала – и на тебе: переломы ноги, да ещё таза. Угодила на больничную койку.

Сейчас она уже дома. Её навещают друзья, коллеги из ансамб-ля «Мелодия», в котором Шахова солирует почти с момента его основания. Борец по натуре она уверена, что бенефис не отменяется, а переносится, что она не только встанет на ноги, но и закружится на сцене в вихре вальса.

Но когда это случится, никто не знает, а потому я отправляюсь к Маргарите Александровне домой, чтобы поздравить её с юбилеем. Вечереет. Из печных труб вьются струйки дыма. На улице пустынно. Какой-то мужчина, держась за оглобли, катит с грохотом пустую телегу. Чудно.

И вот я робко переступаю порог родового гнезда Маргариты Александровны. Хозяйка лежит на диване в зале. На стенах – фотографии любимых и близких ей людей: красавицы дочери, прадеда, деда, бабушки, мамы, отца. Никого из них уже нет в живых, одна-одинёшенька она осталась. Главное место в зале отведено роя-лю, присутствие которого красноречиво говорит о роде занятий хозяйки. А ещё зал утопает в комнатных цветах, которым здесь явно комфортно, судя по тому, как они разрослись. На возвышениях дремлют пять кошек – любимцев Маргариты Александровны. Рояль, цветы, животные – всё это говорит о тонкой душевной организации хозяйки, её добросердечности и любви ко всему прекрасному.

Подранок революции

Маргарита, рождённая в 1925 году, никогда не играла в красных и белых, да и от политики была далека, но та непрошеной гостьей то и дело врывалась в их семью.

Прадед Степан Колчанов был военным. Молодому унтер-офицеру довелось служить в Санкт-Петербурге, на Кавказе, где мимо их полка проносились кареты с послами, в Польше, куда их полк был переброшен для подавления мятежа. Там же он влюбился в красивую гордую полячку. Свадьбу сыграли пышную, танцевали под духовой оркестр. Молодую жену прадед увёз в Тобольск. У них родился сын Леон-тий, дед Маргариты. Природа наделила его недюжинным умом и хваткой дельца, а ещё он слыл правдолюбцем. Леонтий, что до революции было в большом почёте, окончил Томский университет. Ещё при жизни прадеда дед купил большой шестистенный дом с солидным участком земли в нижнем посаде. Поначалу он работал правозащитником в суде. Но когда после одного выигранного дела в него стреляли, решил сменить род занятий, чтобы обезопасить свою семью, и перешёл на службу в губернское управление. Спустя какое-то время Леонтий заболел, и врачи порекомендовали ему подыскать работу на свежем воздухе. Прадед Степан в ту пору получил от государства, как отставной унтер-офицер, большой земельный участок за городом. Вот где Леонтий развернулся в полную силу. Открыл кирпичный завод.

– Из кирпича моего деда тогда многие здания строились, например, то, в котором размещалась музыкальная школа № 1, – не без гордости говорит Маргарита Александровна. – Всё шло ладно. Но Леонтий захотел перемен. И семья переехала на Тюменский север, где для предприимчивого человека было огромное поле деятельности. И там дед открыл кирпичный завод. Начал строить церковь, организовал рыболовецкие артели, пункты приёма пушнины, занимался исследованием Севера, много писал. Юридическое образование, житейская мудрость и острый ум помогли ему снискать уважение у местного населения. Он был главным на сходках, к нему шли с жалобами, с просьбой разрешить распри.

А в 1921 году деда без суда и следствия расстреляли большевики, тело сбросили в Обь. Только благодаря монахиням, которые выловили сетями якобы утопленника, родным удалось похоронить Леонтия.

Бабушка осталась одна с 13 детьми. Жила семья в большом двухэтажном доме на яру, где в дальнейшем разместится сельсовет. Когда их пришли раскулачивать, в узлы скидывали всё подряд. Шторы срывали вместе с гардинами. Несколько узлов бросили в детскую люльку, где спал маленький Вовочка. А потом давай всё конфискованное в окно со второго этажа выбрасывать и люльку с Вовочкой. Лишь когда дом огласился нечеловеческим криком матери: «Что же вы делаете, изверги? Ребёнка-то за что?», они поняли свою ошибку.

Вовочка выжил, но заболел эпилепсией, что однако не помешало его отправить на фронт в годы Великой Оте-чественной, где он и погиб. На этом беды семьи не закончились. Маму Маргариты (ей в ту пору было 15) и её старшую сестру бросили в каталажку, после чего под дулом пистолета заставили сопровождать большевистский отряд, перед которым была поставлена задача конфисковать драгоценности и другие ценные вещи у местного населения в пользу революционного правительства. Обе барышни в своё время обучались в Тобольской женской гимназии, а значит, могли помочь в составлении списков конфискованного имущества. «Мама, – рассказывает Маргарита Александровна, – не разбиралась в драгоценных камнях, а потому писала просто: «Кольцо с голубым камнем, серёжки с красным камнем…»

Обе девушки за время нахождения в обозе навидались столько горя, нравственной грязи, что даже жить не хотелось. Но за чёрной полосой бывает белая. Мама встретила своего суженого – паренька бравого, из уральских казаков. И жизнь вновь обрела смысл. Все вместе решили вернуться в Тобольск, в дедов дом. Всё это происходило не с Маргаритой, а с её родными, но отчего же так больно, а когда вспоминаешь, губы сжимаются тонкой ниточкой и начинают предательски дрожать? Нет, она не плачет, она сильная.

«Не тронь мою маму!»

Отец пошёл работать в типографию. Умер, когда Маргарите всего-то было два года от роду. От воспаления лёгких умерла её единственная сестрёнка. Не пережив всех ужасов и потерь, ушла из жизни бабушка.

– Маме Марии и тёте Марусе пришлось оформить опекунство над младшими братьями и сёстрами, – вспоминает Маргарита Александровна. – Жили бедно, но дружно. По вечерам все собирались за круглым столом для коллективного чтения. Эти часы нас сближали. Книгу передавали по кругу. Читали все по очереди.

– Ну а жили-то на что? – невольно вырывается у меня вопрос.

– Огород возделывали, да мама работала за паёк в театре. Шёл 1927 год. Зарплаты в театре не платили. Мама была хороша собой, неплохо пела, танцевала. В некоторых постановках исполняла по две, а то и три роли. Маргариту старшие тёти часто водили в театр. Как-то мама играла Русалку. Она в газовом платье была просто великолепна. И вдруг сзади к ней подскакивает Медведь. Хватает и утаскивает. Рита кричит что есть сил: «Не тронь мою маму!» Тётя, схватив девочку в охапку, выбегает из зала. Этот эпизод занозой засел в памяти.

Чтобы иметь стабильный заработок, мама заканчивает первые в городе курсы секретарей-машинисток. На службу она поступила в исполком, а ещё на дом брала работу, просиживая ночами за машинкой. Страшное переутомление, перенесённый на ногах грипп отрицательно сказались на здоровье Марии. Она слегла в постель и «заработала» инвалидность первой группы. 10 лет Маргарита ухаживала за мамой.

Испытание войной

Маргарита, хрупкая, изящная, воздушная, мечтала стать балериной. С ней занималась хореографией звезда Московской оперетты Людмила Фуртат. Педагога поражали крепкие ноги девочки и её способность танцевать на пальцах без пуантов. Занималась хореографией в Доме пионеров, который размещался в церкви Михаила Архангела.

– Сейчас страшно даже подумать, какое это было кощунство – танцевать в храме. Честно говоря, я и тогда, в детстве, это чувствовала. В церкви же были выставлены в виде экспонатов борона, плуг, какие-то запчасти – сюда приходили на экскурсии целыми классами, – моя собеседница устало прикрыла глаза.

Это страница не только её биографии, но и летописи всей страны. Мечте о поступлении в Ленинградское балетное училище не суждено было осуществиться. Началась война. Одноклассники уходили на фронт добровольцами. Маргарита вынуждена была остаться, так как ухаживала за больной матерью. Война стала для неё ещё одним испытанием. Девушке, которая больше походила на неоперившегося подростка-подлётыша, пришлось рано начать трудовую деятельность. Сначала она работала помощником бухгалтера в военном столе, где начисляли пенсии родственникам погибших. Пришлось выполнять и обязанности курьера. Однажды её отправили со сверочной тетрадкой в НКВД (старшие сотрудники туда опасались идти). Рита же как ни в чём не бывало схватила тетрадку и побежала. Влетела в кабинет – и оторопела. Он был совершенно чёрный. Хозяина кабинета она так и не разглядела. Лишь голос в чёрном пространстве велел: «Положи тетрадь на стол и уходи». Даже её, смелую девчонку, оторопь взяла, а по коже пробежали мурашки.

По домам военнослужащих Рита ходила с инспектором. Дети в нетопленных домах, забившись в углу на нарах, ждали своих матерей, которые простаивали в очередях за хлебом по карточкам. По два талона – на 400 г крупы и 400 г масла выдавали им от военного стола. Рита ходила по адресам с инспектором Анной Ваксман, для которой это была подработка, вообще-то она была талантливой пианисткой и приехала в Тобольск с эвакуированным Днепропетровским музыкальным училищем. Ваксман, заметив в девушке творческие способности, предложила ей поступить в музыкальное училище. Кстати, Маргарита не только хорошо танцевала, но и пела, как и её мама.

Сладкий плен музыки

Училась она с упоением.

– Мне повезло с педагогом, – говорит Шахова, – вокалу меня учила Нина Андреевна Филипович, выпускница Киевской консерватории, племянница Немировича-Данченко. Она училась в классе профессора Пухальского и брала уроки у итальянской оперной певицы. Мой голос – колоратурное сопрано – походил на её, у нас были одинаковые тембры. И педагог с большим энтузиазмом взялась за меня. Так что у меня итальянская вокальная школа. Благодаря ей я без труда исполняла «Алябьевского соловья».

Музыка целиком взяла Маргариту в свой сладкий плен. Это был обоюдный роман, который, впрочем, ещё не закончен.

Учась в музыкальном училище, а после его отъезда на курсах общего музыкального образования, она подрабатывала в детдомах, которых в Тобольске в ту пору было много, руководителем хоровых и музыкальных коллективов. В дальнейшем Маргарита Александровна будет работать руководителем художественной самодеятельности в различных трудовых коллективах и на протяжении 17 лет – в рыбопромышленном техникуме.

Что же касается сольной карьеры, она как-то не состоялась. В Тобольске вообще вокалисты не в большом почёте. Хотя это товар штучный, с них бы пылинки сдувать да в тепличных условиях содержать. Впрочем, и в её певческой биографии есть светлые страницы. Старожилы, наверное, помнят то время, когда в театре играл интернациональный оркестр, в состав которого входили пианист из Парижа Майман, скрипач из Вены Кац, ударник из Польши Гар, виолончелист из Чехословакии Урбаник и другие. Война многим спутала все карты и занесла на чужбину. Но, думаю, эти зарубежные музыканты должны быть благодарны древнему сибирскому стольному граду, который приютил их.

– Тяжелее всех было Кацу, – вспоминает Шахова, – для фашистов он был недосягаем в сибирской глубинке, но и страна Советов его не очень-то жаловала. А причиной тому один факт из его биографии – Кац учился в одной школе с Гитлером. На вопрос, не является ли он его школьным товарищем, музыкант возмущённо отвечал: «О чём вы говорите, я же еврей!»

Маргарита пела с оркестром, пока его не расформировали. Многие тоболяки ходили в театр послушать молодую очаровательную певицу.

Маргарита Александровна уверена, что её лебединая песня ещё не спета. Вот будет бенефис – и она подарит зрителю романсы, оперные и опереточные арии, песни солнечной Италии. Ну а пока, чтобы быть полезной, она консультирует певчих из тобольских храмов, не имеющих музыкального образования. Это наполняет её «лежачую» жизнь смыслом.

Анна Щербинина