«По полю танки грохотали…»

Почти у каждой фронтовой либо просто армейской песни есть своя история. Вот, скажем, широко известная «Танкистская», опознаваемая обычно по первым строкам. Сегодня про «...нас извлекут из-под обломков» с удовольствием поют и в тихих двориках, и во время шумных застолий, и у туристских костров. Причём поют именно про танкистов. Между тем во время Великой Отечественной, кажется, не было рода войск, не приспособившего бы этот текст «под себя». На флоте пели: «Кингстоны полностью открыты. Мы дали залп в последний раз...» Есть и ещё одна флотская версия: «Прощай, Одесса – мать родная, прощай, корабль мой боевой…» У лётчиков исполняли со словами: «Взовьются в небо «ястребочки», в последний путь проводят нас». «Брянский» вариант песни заканчивается словами: «Высокой почести достоин ты, славный красный партизан». Вот так. А сегодня всё больше про танкистов.

Песня из-под земли Известно, что и «Танкистская», и все остальные варианты фронтовой песни ведут своё мелодическое происхождение от старинных шахтёрских куплетов (об этом сказано и в повести Курочкина). Текст «Песни о коногоне», опубликованный в сборнике «Песни русских рабочих (XVIII - начало XX века)», начинается так: «Вот мчится лошадь по продольной, По тёмной, узкой и сырой, А коногона молодого Предупреждает тормозной».

Стоит, наверное, пояснить, что «коногон» – одна из шахтёрских специальностей, существовавшая в ту пору, когда вагонетки с породой (углём) откатывали конной тягой. Как всякая народная песня, «Коногон» исполнялся во множестве вариантов. И в легендарном кинофильме «Большая жизнь» (1939 год) отрицательный герой Макар Лаготин (арт. Лаврентий Масоха) начинал «Коногона» на свой манер: «Гудки тревожно загудели, Народ бежит густой толпой, А молодого коногона Несут с разбитой головой». Не правда ли – уже похоже на «танкистскую» версию?

«Большая жизнь» вышла на экраны в начале 40-х годов, картина стала лидером проката, и песни из неё запела вся страна. А когда началась война, песни «ушли» на фронт. И если профессионально написанную «Спят курганы тёмные» (Н. Богословский и Б. Ласкин) особо не переделывали, то народный «Коногон» стал превращаться и в «лётную», и в «танкистскую», и в «морскую», и далее, далее, далее.

Возможно, что такой популярности помогли повесть и фильм об экипаже самоходно-артиллерийской установки СУ-85. В 1965 году писатель Виктор Курочкин опубликовал повесть «На войне как на вой-не», герои которой Щербак, Домешек и Бянкин поют в коротком затишье меж боями: «Моторы пламенем пылают, А башню лижут языки, Судьбы я вызов принимаю С её пожатием руки…»

Только лейтенант Саня Малешкин не подпевал: «У него был очень высокий голос и совершенно не было слуха». «Малешкин» – это и есть автор. В 1943 году 20 июня лейтенант Курочкин назначается командиром самоходной артиллерийской установки «СУ-85» (калибр орудия 85 мм) в 1893-й самоходный артполк 3-й танковой армии 1-го Украинского фронта. Лейтенанту – 18 с половиной лет.

Через четыре месяца он получает орден Красной Звезды, затем орден Отечественной войны II степени. С 5  августа 1944 года Курочкин воюет в составе 1-го Гвардейского артиллерийского полка 4-й танковой армии 1-го Украинского фронта. Орден Отечественной войны I степени догоняет его уже в госпитале, так как 31 января 1945 года при форсировании Одера гвардии лейтенант получает ранение: «тяжелое, осколочное, сквозное, верхней трети правого бедра». Позже награждается медалями «За победу над Германией», «За освобождение Праги», «За взятие Берлина».

А затем мирная жизнь, потом неожиданно для близких – писательская стезя и повесть «На войне как на войне». В 1968 году «лейтенантскую прозу» экранизирует режиссёр Виктор Трегубович, снимая один из лучших, на мой взгляд, фильмов о Великой Отечественной. И в картине её герои в исполнении Олега Борисова, Виктора Павлова и Фёдора Одинокова поют:

«Нас извлекут из-под обломков, Поднимут на руки каркас. И залпы башенных орудий В последний путь проводят нас».

А Михаил Кононов, сыгравший Малешкина, подпевать не решается. Мы же помним: «У него был очень высокий голос и совершенно не было слуха». Что же касается «последнего пути»… В повести Саня Малешкин погибает. В кинофильме режиссёр (он же – соавтор сценария) изменяет финал, оставляя главного героя жить. А в жизни… Из воспоминаний товарища писателя Виктора Конецкого: «Виктора Александ-ровича Курочкина дико избили в милиции. Пьяненького. Инсульт. Это был 1968 год». Следствием инсульта стал паралич правой руки. У писателя-фронтовика отнялся речевой аппарат, и вдобавок он не умел более читать. Так прожил 8 лет и умер в 1976-ом – в 53 года. На войне как на войне.

О фронтовых и шахтёрских вариантах известной песни можно было бы рассуждать ещё долго. Как, впрочем, и о судьбах людей, так или иначе с ними связанных, но… Не зря говорят: век живи и столько же учись, а помрёшь все равно дураком. Только-только собрал я десяток вариантов «Коногона» и вознамерился к покуплетному их сравнению, как… Как совершенно случайно «встретился» с текстом старинной казачьей песни, датированной XIX веком: «В степи широкой под Иканом
Нас окружал кокандец злой, И трое суток с басурманом У нас кипел кровавый бой».

Просто «один в один» ложится в ритм «Коногона». Ещё бы послушать. Есть – послушал и даже (слава Интернету) в нескольких вариантах. К моему сожалению, и профессионалы, и народные казачьи коллективы исполняют эту песню на другую мелодию. Но всё-таки очень похоже и отчего-то очень хочется верить в то, что родоначальницей «По полю танки грохотали» была именно эта – исконно воинская песня: «Держались мы три дня, три ночи, Три ночи долгие, как год, В крови и не смыкая очи, Затем мы ринулись вперёд».

А коль скоро мы с вами уж затянули эту славную песню, то стоит, пожалуй, хоть и коротко, но всё же рассказать и про то славное дело, бывшее в Кокандском ханстве под Иканом 4-6 декабря 1864 года. Дело, в котором показали себя истинными героями уральские казаки.

В том году русские войска взяли под контроль город Туркестан. В начале декабря комендант Жемчужников послал для уничтожения отряда кокандцев сотню Серова: «2 обер-офицера, 5 урядников, 98 казаков. К сотне придано 4 артиллериста, фельдшер, фурштат и три киргиза верблюдовожатых. При отряде был горный единорог, казаки имели двойной комплект патронов (120), на единорог отпущено 42 заряда». Достигнув селения Икан, сотня наткнулась отнюдь не на малочисленную «шайку», а на главные силы кокандской армии. А силы той было около десяти тысяч человек.

Уральцы были взяты в кольцо и в течение двух суток (4 и 5 декабря) без пищи и воды держали оборону «по кругу», прикрываясь телами убитых верблюдов и лошадей. Из укрепления им на выручку вышла стрелковая рота под командованием поручика Сукорко, но пробиться не смогла. И тогда сотня (а сколько там осталось от той сотни?) пошла на прорыв.

На рассвете 6 декабря они встали в каре и двинулись сквозь кокандское войско. И прошли! На 15-ой версте непрерывного боя казаки соединились с отрядом из Туркестана и вернулись в крепость. Вернулись в таком составе: из двух офицеров – один убит, другой – ранен в верхнюю часть груди и контужен в голову, из 5 урядников – 4  убито, 1 ранен, из 98 казаков – 50  убито, 36 ранено.

Вот про этот бой и сложена песня, на основе которой затем возник ещё и укороченный «строе-вой» вариант. И вполне возможно, что именно её затем переложили на свою судьбу шахтёры, а затем и советские лётчики, и танкисты, и краснофлотцы, и десантники, и партизаны – все, кто в разные времена защищал своё Отечество. Вспомним их всех в день 23 февраля… И споём:

«И мар насыпали над ними, Пусть веки вечные стоит, И громко с ветрами степными О нашей славе говорит. Пусть говорит, как под Иканом Нас окружил кокандец злой, И как мы бились с басурманом За славу родины святой!»

Дмитрий Карасиер