Спускавшийся в бездну

Виктору Васильевичу за семьдесят, но стать у него, как говорили в старину, гренадерская. Седая «шкиперская» бородка, особый прищур глаз да синий якорь, навечно втравленный в запястье левой руки. Всё это выдаёт в нём человека флотского, братишку из бывалых.

Мы встречались с ним раньше, случайно, на улицах города, в салоне автобуса, на концертах коллектива «Русская песня», и я был уверен, что в прошлом этого мощного человека непременно есть какая-то интересная история. Так оно и оказалось.

Виктор Завьялов открыл дверь в свою квартиру, не унижая себя обязательным для нашего дикого времени вопросом, кто там? Английский спаниель Дэкки смерил визитёра умным взглядом и подал тапочки, ничуть не теряя при этом достоинства.

Беседуем. Хозяин перебирает пачку удостоверений, членских билетов и почётных грамот:

– Здесь всё. В этих документах всё записано. Всё, чем я владею и что я имею. Общественник. Комсомолец. Член КПСС с 25-летним стажем. Механик, капитан. Вот они – все эти дипломы.

А затем Виктор Васильевич берёт в руки выцветшую от времени, плотную книжицу. Удостоверения -диплома такого формата я прежде никогда не видел.

– Ну да, это особенный в моей жизни документ.

Этот документ – личная книжка водолаза. Граф и специальных учётных разделов в ней больше, чем в любом паспорте. Всё-всё прописано и регламентировано.

Находим страничку с графой: «Максимальная установленная глубина погружения». 1959 год – сорок пять метров. А далее, напротив далёких теперь уже 1960, 1961 и 1962, значится лаконичное: предельная…

– Предельная. Сколько же это будет в метрах? – спрашиваю у владельца книжки.

– Двести, – отвечает. – Двести метров, молодой человек.

– А сейчас, на сколько по максимуму погружается человек в водолазном снаряжении?

– Да на столько же и погружается – на те же самые двести мет-ров. Отдельные рекордные достижения с тех пор появились, но работать на большей глубине человек с тех пор так и не научился.

Вот так, друзья мои, читатели. С древних времён человек стремился ввысь и в водные глубины. О первых русских водолазах сообщают летописи X–XI веков. К веку XVII сия профессия на Руси зарегистрирована официально. В 1829 году в Кронштадте создан прототип современного скафандра. В 1937 году советские глубоководники ушли вниз за 100 метров. В 1939–1940 гг. начали использовать для дыхания гелиокислородную смесь и впервые достигли 200-метровой глубины.

В 1961 году герой нашего рассказа работал на 200 метрах. Напомню, что в это же время человек вырвался в космос. С тех пор в небесах чего только не произошло (уже, понимаете ли, и туристы появились), а вот в бездне глубинной...

Водолазы – 200 метров. Знаменитые глубоководные обитаемые аппараты «Мир» способны погрузиться максимум на 6170 метров (и пробыть там не более 20 минут). Словно кто-то не пускает человека туда – в глубину. А что, если именно там, в недрах мирового океана, таится самое главное.

У–уф… Выдохнули, тряхнули головой и вернулись. Мы вновь на суше, на высоте пятого этажа над уровнем земли тобольской, в квартире ветерана-глубоководника Виктора Завьялова. На стене красуется фотопейзаж (между прочим, работы нашего Юрия Попова), запечатлевший вид умирающей левобережной деревеньки. Хозяин перехватывает мой взгляд

– Родина места – Эртигарка. Родился-то я в Сургуте в 1939 году. А потом отца забрали в армию и мать перебралась под Тобольск. Жили в Худяковой, потом то в одной деревне, то в другой. Работать начал с 14 лет – вот и запись в трудовой. А потом уж пришло время служить.

Нынешней молодёжи никогда не понять этого, но Виктор Васильевич настойчиво просил военкома направить его именно во флот, где служили 5 лет. Уговорил и поехал эшелоном на Дальний Восток – к океану.

– В это время только начали появляться первые атомные подводные лодки К-19, и судно, на которое я попал служить, ориентировали для помощи подводному флоту. Тип СС-23, а называлась моя посудина «Гыдан». Начало службы Виктора Завьялова прошло в учебном отряде водолазов. После 9-месячного курса из 400 человек было отобрано 18. Отобраны в глубоководники.

В личной книжке обозначены следующие параметры начинающего водолаза Завьялова: рост, вес – 90 кг, становая сила – 220 кг, объём лёгких – 5300. А он уточняет:

– В своей роте я был в строю предпоследним. Таких вот ребят отбирали в водолазы. А что такое глубоководники, мы и не представляли. Есть «лёгкие», которые ходят до 20 метров. Следующий разряд – 45–60 метров (эти уже в водолазных костюмах с подачей воздуха). Ну а дальше уж – глубоководники, которые дышат гелиево-кислородной смесью.

А смесь на нашу (200 метров) глубину продавливают–подают под давлением в 21 атмосферу. Так что у космонавтов там всё летает, а у нас на глубине – провернул ключом два-три раза, и рука просто отваливается. Коль скоро мы опять вернулись к «космическим сравнениям», приведу одну байку, которую часто вспоминают черноморские водолазы. На «СС-26» в начале 60-х привезли Юрия Гагарина. Облачили космонавта в стандартную «трехболтовку», спустили на глубину 2  метра. «А в космосе всё-таки лучше!» – сказал, выбираясь из костюма весом 120 килограммов, космонавт. И отправился в кают-компанию отмечать с офицерами-черноморцами покорение глубин и высот.

О том, что глубинные нагрузки просто чудовищны, свидетельствует и мой собеседник:

– Занимались мы под водой резкой, сваркой, взрывным делом. Но после этих спусков нас из 18 осталось вскоре только семеро. Остальные парни уехали домой. Инвалидами.

Именно в период службы Виктора Васильевича разразился Карибский кризис, и немалую толику в мирное разрешение его внесло появление в арсенале СССР серьёзных подводных лодок.

– С подводным флотом мы были связаны напрямую – спасать-то в первую очередь должны были именно субмарины. Так что засекретили мою службу на всю катушку. Много где довелось побывать в те годы, да только видел всё исключительно с борта – не выпускали никуда, всё время держали в готовности № 1.

Был я у берегов Японии и Кореи. Сопровождали наши лодки типа «Щука» (легендарная серия «Щ») и торпедные катера, когда их списали и подарили «доктору Сукарно» в Индонезию. Каково это – ощутить величие океана парню из сибирской деревни?

– Было. Было недоверие к этим просторам, к этим объёмам воды, к этой глубине. А потом прошло, когда уже год прослужил. Всё стало обычным и привычным. Команда: «Всё – идём на глубину». Я работать с детства привык, а там моей работой стали море, глубина.

– Темно там, в глубине?

– Темновато, но не кромешная тьма. Скажу, что в этом плане здесь, на Иртыше, посложней было работать. До 45 метров видишь на дне каждую рыбёшку. А вот уж дальше… С фонарями работаешь – видишь только очертания лодки. Был у меня такой спуск, учебный. Лодка лежала на двухстах. Пошла первая пара – нужно было в торпедный отсек подать пенал с дыхательными аппаратами. Вторые пошли, и тоже никак не получается. Потом мы – я и Коля Жакарин из Златоуста. И так выходит, что «беседка» проходит мимо нужного места, я – раз и втолкнул. Семь минут прошло. Почти случайно всё вышло.

Это всё в 60-х годах отрабатывалось. А «Курск» затонул в 2000-ом. Мне тогда друзья звонили, спрашивали: «Как думаешь, спасут?» И я уверен был, что спасут. Она легла чуть за 100 мет-ров. И нет! Судов не оказалось спасательных, и, стыдно сказать, водолазов-глубоководников только через 8 дней доставили. Из Норвегии. Это как? Сорок лет до этого мы с 70–100 метров суда поднимали – ни за какое геройство это не считалось. А здесь...

– И ещё один вопрос от дилетанта: что самое трудное на большой глубине?

– Всё. Там всё трудно. Каждое движение с трудом даётся, а уж работать... Паровоз состав тащит с давлением в котлах на пятёрочку, а там на тебя давит двадцать с лишком. Холод ещё мешает. Работаешь в двух свитерах верблюжьей шерсти под костюмом, а ощущение, как будто спина всё время голая. Но думаешь только о работе. Сделал – трупом тебя выносят, но ты её, работу, сделал.

Очень канительное и тяжёлое дело – выход с большой глубины. Работаешь 20–30 минут, а поднимают тебя 36 часов. До 70 метров вверх идёшь с «колоколом», а потом поднимают тебя, на рельсы заваливают и в барокамеру. Ну а после ещё с неделю отходишь. И до следующего спуска.

Долго ещё говорили мы с Виктором Васильевичем про океан да службу воинскую. Почти всех товарищей своих он помнит поимённо, всех описывает исключительными богатырями и смельчаками. Да ведь так оно и было, парни-то все непростые – глубоководники.

– Хотел после службы остаться на море, да «загранку» мне всё одно закрыли – подписки, секретность. Поехал домой. Тем более что дожидалась здесь моя Аннушка.

Анна Дмитриевна во время нашей беседы хозяйничала на кухне, изредка вставляя в мужнины монологи точные комментарии. Уже вместе вспоминали они, как демобилизовавшийся и засекреченный на 7 лет специалист редкой для Тобольска квалификации принял под руководство местную водолазно-спасательную службу.

– Пришёл я на станцию, посмотрел и опешил. Столько всего изучил, а такого оборудования не видел. С прошлого, наверное, ещё века. Пригласил специалистов из ДОСААФ и …. Топором всё изрубил в куски.

Вызывали меня потом и в исполком к Рымареву, и в горком партии к Савиных. Я, говорю, водолаз первого класса, первой группы специализации – выше не бывает. В таком снаряжении ребят отпускать не разрешаю. Поняли они меня. Написал во Владивосток своему командиру. Ответ: «Приезжай, поможем». Получаю под-отчётные, лечу во «Владик» и привожу оттуда два комплекта – один остаётся в Тюмени, второй – сюда. Так вот в Тобольске и появилась «трёхболтовка».

Виктор Завьялов готовил местных водолазов, ставших впоследствии заметными персонами бассейна Иртыша и Тобола, ходил под воду и сам.

Основной работой была проверка и очистка русла реки, подводное обслуживание судов (сколько тросов с винтов смотано–срезано!), работа с заборным оборудованием водоканала. Подводно-техническая работа сочеталась с надзором–спасением купающихся на городском пляже и в пионерских лагерях.

– Вытаскивал людей не раз и не два. Пока работал на спасении, ни одного случая, чтобы утонул человек рядом с нами не было.

А в конце 60-х годов подводно-спасательная жизнь водолаза Завьялова неожиданно сменилась на сухопутно-педагогическую. Жизненные обстоятельства и партийная дисциплина способствовали тому, что сначала Виктор Васильевич начал преподавать в педучилище военное дело, а затем перешёл в культпросветучилище учить молодёжь премудростям оформления мероприятий и театральной сцены.

Впрочем, сия часть его жизни совсем уж на виду – «на поверхности», и многие знают его именно в этой ипостаси.

– Море и глубину, работу на реке вспоминал, конечно, часто. Иногда и недобрым словом. Последствия перенесённой в юности «кессонки» дают о себе знать до сих пор. А вот командиров своих, друзей по службе помню отлично.

Дмитрий Карасиер Василий ковальский (фото)