Окончание (начало в «ЗВ» № 14)
Украденный снег
– Да-а… Люся уже девятый десяток разменяла, – улыбается Людмила Петровна и начинает свой рассказ: – Сибирь – суровый край, суровые люди… Даже имена здесь звучат сурово: в Сибири – Константин, в Ленинграде мягко Котя, Галина вместо привычного нам Гуля.
Моя родная тётушка Мура (по-сибирски Мария) души во мне не чаяла, поэтому, оставшись без матери в пятилетнем возрасте, я себя никогда не чувствовала сиротой. Девичья фамилия Кувалайнен досталась мне от бабушки-финки. Помню её безутешные слёзы на перроне ленинградского вокзала: осенью 1941-го бабушка отправляла меня в эвакуацию в Сибирь. А я и мои одноклассники из школы № 19 не понимали весь ужас происходящего и даже радовались, что наконец-то мы все вместе едем далеко-далеко. Могли ли тогда мы, девятилетние мальчишки и девчонки, знать, что для многих из нас Сибирь навсегда станет родным домом…
Наш эшелон был в пути полмесяца. Кормили неплохо, но вот с водой было напряжённо. За глоток живительной влаги мы готовы были отдать всё! «Так ведь снег кругом!» – смекнули мальчишки и на ближайшей станции, было, ринулись на улицу. Но начальник поезда строго предупредил о том, что… вокруг всё отравлено. Но, так или иначе, снег в вагоне всё же появился. Парнишки, раскочегарив буржуйку, таяли его в большой кастрюле и выдавали воды по одной ложке.
Помню, как ребятишки постарше рассказывали нам, малышам, о Сибири разные небылицы, например, о том, что люди там живут только в юртах и обязательно спят в мешках. Наконец нашей воспитательнице Федосье Ивановне надоело слушать их болтовню, и она, осведомившись у начальника эшелона, объявила: «Дети, мы едем в Тюмень! Это большой город и по его улицам ходят трамваи. А белых медведей там и в помине нет!» И, наверное, в тот миг в воображении каждого из нас предстал родной город…
– Расскажите, Федосья Ивановна, лучше про Ленинград, – не унимались мы. – Его разбомбили, да? Но ведь война скоро кончится, правда?
Пятково – Бигила
В середине декабря приехали мы на станцию Новая Заимка. Мороз под минус 40! Всех детей посадили в сани, укутали тулупами и предупредили, что путь неблизкий – едем в деревню Пятково. Километров через десять сделали первую остановку. Местные жители пригласили нас в дом погреться. Тогда впервые я увидела настоящую русскую избу.
– Ну что, милые, стоите? Сымайте пимы, бросайте лопатинки да полезайте на полати! – громко сказала хозяйка.
Мы недоумевали: пимы, лопатинки? Как-то не по-русски с нами разговаривают. Но воспитательница быстро сообразила:
– Снимайте бурки, пальто и залазьте вон на те доски, что под потолком!
В Пятково нас расселили в школе и тут же повели в столовую. Глиняные чашки, деревянные ложки, чёрный хлеб, словно камень, и заваруха – не то суп, не то каша.
Стены детдома постоянно промерзали, и на них образовывалась толстая корка льда. А ночью одолевали крысы. Вот в таких нечеловеческих условиях мы прожили три года! Потом всех ленинградских ребятишек увезли в Бигилу. По сравнению с Пятково – это как небо и земля: и тепло, и сытно. Одна беда – в комнатах было тесновато, но, как говорится, не до жиру…
Зимой дети учились, а летом трудились на школьном огороде. Вспоминаю забавный случай: пололи мы как-то с воспитательницей-еврейкой Сарой Соломоновной только что проросшую морковь. Ну откуда же нам, городским ребятишкам, знать, как она растёт?
– Работайте, а я проверю, у кого из вас грядка чище, – сказала Сара Соломоновна и отошла на полчаса.
Мы добросовестно боролись с сорняками и никак не понимали, почему воспитательница, увидев плоды нашего труда, отчаянно заплескала руками и запищала тонким голоском:
– Боже! А где тут морковки?!
Судьбу решила третья подвода…
Война закончилась, и за детдомовцами один за другим приезжали родственники. Как я завидовала своим одноклассникам: они снова будут жить в Ленинграде!
– Напишите мне о городе, расскажите, каким он стал! – просила я отбывающих из Бигилы девчонок.
Часто, лёжа на кровати, представляла: вот сейчас дверь откроется и в комнату зайдёт моя тётя Мура. Конечно, этого не случилось. Но письмо от неё я всё же получила. В нём тётя обещала в скором времени приехать за мной. Но воспитатели в голос запричитали:
– Люся, ты так хорошо учишься, не вздумай уезжать! Рядом Тюмень, ты обязательно поступишь в педучилище.
Что правда, то правда – задатки педагога у меня были с детства. И я… осталась. Но попытки сбежать на родину у меня всё же были. Не выдержав моего плача, директор детского дома пообещал мне, что я обязательно уеду на вокзал, но только не вместе со всеми ребятишками, а на третьей дополнительной подводе. Подвода действительно подошла. Обрадованные, мы с девчонками сгрузили на неё свои узелочки и тронулись в путь. И вдруг – колесо сломалось! Перехитрил нас всё же директор. Я же эту третью подводу запомнила на всю оставшуюся жизнь. Если б не она, кто знает, как сложилась бы моя судьба.
А визит в город на Неве произошёл многим позже: спустя 17 лет я встретилась со своими тётушками. Боялась, что не узнаю. Нет, узнала… Но теперь уже Сибирь не отпускала меня.
Из детского дома… в детдом
Я с удовольствием училась в Тюменском педучилище, а на выходные вместе с подружкой Раечкой Залызо приезжала обратно в Бигилу. Помню, как детдомовские повара жалели нас, бедных студенток, и приглашали на кухню:
– Девчонки, манной каши хотите? Тогда бегите скорее, в котле ещё немного осталось!
И, кажется, в такие моменты не было ничего на свете вкуснее этой каши!
Из детдома в Тюмень мы уезжали ни с чем, но после смены директора (в конце 1940-х им стала Валентина Ивановна Щёлкина) наконец-то увидели и печенье, и сахар, и конфеты. Даже на станцию студентов стали возить на лошади.
После окончания педагогического училища я устроилась на работу в Чащинский детский дом, потом работала воспитателем в Успенке. Вся моя жизнь неразрывно связана с педагогикой. Вышла замуж, родила чудесную дочку. С мужем мы прожили вместе 48 лет. Сегодня у меня замечательный зять и сваты, два внука, внучка и правнук.
Подруги по жизни
В завершение нашего разговора мои знакомые открыли маленькую тайну.
– Знаете, а ведь мы потеряли друг друга на целых десять лет! – сказала почти шёпотом Людмила Петровна. – Лидочка, окончив техникум, осталась в Тюмени, я уехала в Чащино... Очень тосковала я по подруге детства. И вдруг меня посылают на партийное собрание в посёлок Боровский (скажу по секрету: ехать туда мне страшно не хотелось). В перерыве между заседаниями я зашла в буфет в местном Доме культуры и чуть не обмерла: вижу, стоит за прилавком моя Лидочка! Кричу: Лида! Шлютгавер! Проговорили с ней всю ночь напролёт и больше не расставались… Моё материальное положение тогда, откровенно сказать, было аховым. Так вот Лидочка, работавшая в управлении рабочего снабжения, нам очень тогда помогла. Сегодня мы с дочерью ей помогаем, чем можем. А как иначе? В одиночку в Сибири нельзя…
На мой вопрос, возвращались ли подруги в приютившую их в годы войны Бигилу, ответили:
– Нет. Слишком тяжелы эти воспоминания…
Ольга МЯСНИКОВА
Фото из личного архива автора и Людмилы Екименко
• Воспитанники Бигилинского детского дома, 1947 год (Люся Кувалайнен во втором ряду в центре в белом берете).
• Семиклассница Людмила Кувалайнен с Тамарой Иванюшко.
• Здание Бигилинского детдома сохранилось до наших дней.