Наталья Астафьева: Когда возвращаюсь из тундры…

В год 55-летия Тюменского телевидения мы с особыми чувствами вспоминаем своих коллег, которых уже нет с нами. В этом горестном списке – и погибшая в автомобильной катастрофе на пути домой из северной командировки Наталья Теодоровна Астафьева, собственный корреспондент Первого телеканала в Тюменской области и соседних регионах. Незадолго до трагедии с ней беседовал в областном телеэфире журналист Анатолий Омельчук. Текст этой беседы мы предлагаем вниманию читателей «Сибирского богатства».

Омельчук: Наталья Астафьева - самый загадочный репортёр информационной программы «Время»? В любом случае телерепортёр – лицо в кадре. Наталью Астафьеву в кадре мы практически не видим. Это позиция? Профессиональный подход?

Астафьева: Сознательный выбор. Как правило, собираем много информации, много видео, не хватает эфирного времени всё показать и рассказать. Я иногда задумываюсь: ну что я могу сказать в кадре? Два предложения. Жалко эти десять секунд на себя тратить, можно же показать что-то более интересное. И ведь я не единственная такая. Мне рассказывали о французском корреспонденте, который всю жизнь работает за кадром. Я и сейчас ловлю себя на мысли, что мне самой интересен свой закадровый образ: как бы меня никто не знает, на улице за рукав не дёргают, не задают вопросов, но только я открою рот – и все узнают. Хотя и полезно: молчишь и можешь выслушать, о чём говорят.

Омельчук: Наталья Астафьева от этого как профессионал выиграла?

Астафьева: Я стала очень точно работать над словом. В «Регион-Тюмени» я очень много работала в прямом эфире, это более свободно. Закадровая же работа заставляет очень точно подходить к каждой формулировке.

Омельчук: Корреспондент Астафьева - сильная женщина?

Астафьева: Я знаю, что за мной тянется этакий шлейф сильной женщины. Но я не знаю, насколько я сильная. Прикидываться не люблю, слабость - тоже. Хотя, конечно, бывают приступы. Когда у меня что-то не получается, когда обидят – мне надо внутри себя переболеть. До слёз обидно, больно, но требуется самой упереться в свою стену, чтобы понять: боже, какая глупость! Плакать – никогда не плачу. У меня есть круг - очень большой и серьёзный - обязанностей перед телеканалом, на котором работаю. Это требует огромных усилий, режим командировочный, постоянно в разъездах. Никогда не думаю – сильно это или слабо, просто работаю. Живу, люблю. Мне нравится.

Омельчук: А вот не висит ли если не дамоклов меч, то камень: Тюменскую область Россия и мир видят глазами Натальи Астафьевой. Ответственность страшенная. Не угнетает?

Астафьева: Нет. Человек включает телевизор, надеясь получить качественную информацию, получить ответы на вопросы: где, что произошло, что новенького придумало правительство области. В этом плане журналистика – очень ответственная профессия. Нюансы, конечно, есть. Мы же работаем на территории Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского округов, Курганской области и, естественно, Тюменской. Иногда из нашего региона создают образ северного Клондайка. Мы приезжаем в Курган, и все говорят: вы там такие богатые, не знаете, куда деньги девать. А я же знаю, что на севере тоже по-разному живут, и проблем там огромное количестве, ещё со времён первоосвоения тянутся. Поэтому ответственность большая – дать объективную информацию. Мы сталкивались с конкретными примерами: курганцы продают свои квартиры, а на севере за эти деньги они даже комнату в общежитии не купят. Для них сильная трагедия. Мы стараемся показать, что и в Кургане, и на Северах не всё так просто. Я чувствую ответственность - не обманывать людей. Понимаете? Не увлечься созданием или абсолютно положительного образа, или абсолютно негативного. Человек должен получать качественную информацию. Наверное, это стимулирует. Ты чётко знаешь, что выходишь во всероссийский эфир еженедельно, три-четыре раза, и действительно, как ты расскажешь и покажешь, такое представление и будут иметь о твоей территории. Это заставляет тщательней работать над каждым словом, каждой фразой, отбором фактов. Собираешь много материала, потом просто не знаешь, как это в две минуты втиснуть всё.

Омельчук: Персональное дело Натальи Астафьевой, если его коротко изложить?

Астафьева: Была членом коммунистической партии, но недолго. Вступила в эпоху Горбачева, искренне поверив в необходимость кардинальных изменений, но через полтора года приняла решение выйти из рядов КПСС. Мне не хватало времени заниматься партийными делами, а просто числиться коммунисткой не хотела.

Принципиальные строки биографии: главное – это рождение детей. Они изменили мой характер и научили ценить жизнь. Запомнился и первый материал, который вышел в программе «Время» – это был сюжет о пожаре на газовом промысле. Готовила материал вместе с оператором Виктором Николаевым для «Тюменского меридиана». Московские редакторы узнали о том, что мы ездили на место аварии и попросили поделиться информацией. В тот же вечер репортаж вышел на Первом канале. На следующий день мне предложили сделать ещё один.

Омельчук: Репортаж - исключительно пожарный жанр?

Астафьева: Я бы не сказала. Да, жанр быстрый: волка ноги кормят. Это точно. Пожарный режим обусловлен тем, что очень большая территория, очень много и быстро приходится ездить. Жёсткой нормы не существует, но я должна три-четыре материала в неделю сделать. Я очень горжусь, что стала корреспондентом Первого канала. Очень большая честь - попасть в программу «Время». Я знаю, насколько жёстко материал отбирается, формирование программы идёт строго. Обязаны быть и разные регионы, и международные новости, и информация из государств СНГ. Попасть в главный выпуск - большая честь и ко многому обязывает. Не так часто в программу «Время» попадаешь, чаще – в «Новости».

Омельчук: Сложно давался переход из регионального масштаба во всероссийский?

Астафьева: Нет. Я прошла испытательный срок фактически за полгода. На таких каналах не возятся с начинающими журналистами. Приходилось принимать новые требования: новый режим, новый формат работы - строго в пределах двух минут. Всего и всегда двух минут. Здесь-то, в Тюмени, можно было расслабиться, там такое невозможно.

Омельчук: Ситуация: отряхнуть с ног прах провинциальной журналистики? Или большое спасибо тюменским учителям?

Астафьева: Я вообще большой патриот региональной журналистики. Она добрее, мягче, ближе к человеку. Так что мыслей стряхнуть прах никогда не было. Я очень благодарна людям, которые меня научили работать. Я приехала после Уральского университета, пришла на тюменское радио, попала в руки Рафаэля Соломоновича Гольдберга. Не знаю, считает ли он меня своей ученицей, но я всегда с гордостью говорю, что мой учитель в Тюмени - Рафаэль Соломонович. Именно он учил открытыми глазами смотреть на то, что происходит вокруг. Бурная же жизнь была в Тюменской области 70-х годов: всё строилось, поднималось, «коридоры» газопроводные буквально пешком проходили. Но одно дело - дать информацию, другое – видеть за любым фактом человека. Мне кажется, сейчас я стала посамостоятельнее. А тогда… Я же училась в университете, не зная, где буду работать. Думала – газетчик. Радио – абсолютно новый жанр, много приходилось узнавать. На радио впервые почувствовала, услышала красоту слова. Человек говорит, ты не видишь его лица, просто слышишь его голос, и это завораживает. Я в университете так слово не понимала, не чувствовала, когда писала. Гольдберг помогал найти такой вариант, чтобы слово звучало от человека.

Точности в работе меня научила Любовь Прокопьевна Переплёткина. Подготовка передачи, уже идёт монтаж. И вдруг она говорит: «Наташа, надо вставку на 26 секунд». Мы с Галиной Николаевной Севрюгиной (она звукорежиссёр) бежим наверх, а Любовь Прокопьевна вслед кричит: «У вас на всё про всё 30 секунд!» Я в холле быстро пишу эти 26 секунд, Галка включает аппаратуру, и поехали… Понимаете, настолько мы хорошо относились к своему режиссёру, настолько принимали его требования, что я не могла себе позволить написать на 27 секунд. Приносила - и строго в монтаж.

Этим людям я бесконечно благодарна, благодарна провинциальной журналистике, которая научила порядочности в работе, человечности. Это мне сейчас очень помогает.

Омельчук: Горек репортёрский хлеб?

Астафьева: Бывают в работе неудачи, взлёты, падения. К сожалению, в профессии журналиста неудач гораздо больше.

Омельчук: Редакционная корзина об этом помнит?

Астафьева: Наверное, мне везёт, я мало попадаю в редакционную корзину. Последние три года у нас вообще 100-процентный выход – я очень горжусь. Безотходное производство.

Омельчук: Неужели в программе «Время» такое бывает?

Астафьева: Бывает. Мы, готовя материалы, консультируемся с редакторами, перегоны материала из Тюмени в Москву стоят очень дорого, мы не вправе транжирить деньги компании, авось послать бросовый материал, который явно не выйдет в эфир. Бывает, попадет в корзину, но, как правило, по иным соображениям редакции.

Омельчук: А репортёрское вдохновение бывает?

Астафьева: Очень люблю свои материалы, которые готовлю в тундре. Просто зажигаюсь там. Я так хорошо отношусь к тундровикам, они во мне многое пробуждают. Наверное, это разговор как раз о вдохновении. Там такие уроки жизни получаешь, философия необычная – уроки выживаемости. Такое чувство меры во всём. Я не верила, допустим, что кочевник поймает две рыбины и больше не будет ловить, а когда сама увидела, была просто потрясена: насколько они разумно живут с природой, насколько они с ней в согласии. При этом, не сюсюкаясь, просто живут в родной среде. Когда возвращаюсь из тундры, у меня материалы как бы с лёту идут.

Омельчук: Случаются моменты – завидую самой себе?

Астафьева: А что тут завидовать? Работа. Девяносто процентов моей жизни – просто работа, но я не жалею, что избрала такой путь в жизни: работа, работа – в перерыве дети, работа, работа – в перерыве дети.

Омельчук: О независимости журналиста что можешь сказать?

Астафьева: Я думаю, все журналисты понимают, что всегда зависят от обстоятельств и от материала, который они собрали. Отбор фактов – уже это выбор. Зависят от отношений, которые сложились в фирме, где работают. Независимым может себя чувствовать человек, когда он – крупная личность. Он может подняться над этим, сделать работу и чувствовать себя свободным, и свободным во время работы. Зависим – независим… Мы же все обслуживаем друг друга. Я прихожу в столовую, меня обслуживает повар. Я хочу, чтобы меня вкусно накормили. Когда повар садится к телевизору - я его обслуживаю и обязана выдать ему качественную и, наверное, вкусную продукцию. И какая тут зависимость – независимость?

Омельчук: Только качество?

Астафьева: Конечно.

Омельчук: Рядовой репортёр Первого канала может позволить себе не выполнить редакционное задание? Политически скажем, не спрягается Астафьева с заданием…

Астафьева: Бывали такие ситуации. Но никогда не ставлю вопрос, что отказываюсь от задания. Убеждаю редакторов, и меня понимают.

Омельчук: Ни разу: мне стыдно за то, что вышло? А бывало - вышло нечто обкромсанное редакционно, и я отрекаюсь: это не моё?

Астафьева: Конечно.

Омельчук: При Березовском?

Астафьева: И сейчас такое может быть.

Омельчук: Были золотые времена, были пропащие или всё ровно?

Астафьева: Они всегда трудные. Канал сложный, с очень высоким уровнем требований, всегда стараешься держать себя в форме.

Омельчук: ОРТ придерживается строгих профессиональных канонов. Каким образом удаётся уговорить свою редакцию на такое легкомыслие, как, к примеру, поиски снежного человека?

Астафьева: Совершенно случайный получился сюжет. Мы работали в Шурышкарском районе, там стерхов должны были выпускать. Готовился к вылету на месте известный итальянский дельтапланерист. И он всё никак не мог взлететь - то воды много, то ветер не с той стороны. Мы двенадцать суток на вечной мерзлоте прожили (спали на ней), были уже совершенно обезумевшие и вдруг услышали, что в деревне Азовы видели снежного человека. Я не поверила в эту историю, но времени было много, и мы поехали искать эту деревню Азовы. Весна, реки разлились, даже проводник наш заблудился, не знаем вообще, куда ехать. Остановились среди водной этой бескрайности: московский учёный Саша Сорокин, наш проводник, я и оператор Сергей Исаков с камерой. Посреди бескрайностей воды никто не знает, куда ехать. Саша и проводник пошли посмотреть, в какую сторону податься. Кругом ивняк по воде. Я Серёже говорю: «А если вдруг выйдет снежный человек?» Исаков отвечает: «Сдаёмся без боя»!

Оказалось, мы кружили вокруг той деревни, из которой выехали. Заблудились на воде - это хуже, чем в лесу. На другой день поехали с более опытным проводником, нашли эту деревню Азовы. Приехали, вся деревня перепугана, в лес боятся ходить. Мальчишки бегают в поисках следов, повели нас туда. Понятно, «человека» на нашли, но необычные следы увидели.

Омельчук: Наташа пела в студенческие годы: «И снег, и ветер, и звёзд ночной полёт…»?

Астафьева: Да. Очень нравится эта песня. Я просто люблю и снег, и ветер, и звёзд ночной полёт.

Омельчук: А дождь?

Астафьева: Дождь – моя стихия. Воспоминания детства об этом очень яркие. Я жила в маленьком-маленьком посёлочке репрессированных. Даже у улиц не было названий. 33-я улица, допустим, 11-я, такое лагерное оформление. Магазин располагался километра за полтора от дома. И когда начинался дождь, я всегда придумывала, за чем надо сходить в магазин, чтобы идти по дождю – на душе хорошо, спокойно. Обязательно что-нибудь забывала купить в магазине, чтобы вернуться и ещё раз сходить под дождём. И сейчас люблю гулять под дождём на улицах Тюмени. Да, плащ, сапоги, но мне нравится, очень тихо на улице, очень светло, очень светло на душе.

Омельчук: Незабываемые сюжеты из личной жизни?

Астафьева: Да у меня нет личной жизни. Я нисколько не лукавлю, очень благодарна своим детям за терпение, за то, что они мне помогают, оберегают и чувствуют, какой путь в этой жизни я избрала.

Омельчук: Россия – мужицкая страна?

Астафьева: И слава Богу.

Омельчук: Трудно служить женщине в России?

Астафьева: В другой стране не служила. У нас в коллективе всего три человека: оператор Сергей Исаков и водитель Андрей Чепраков. Я никогда не говорю, что я руководитель, заведующая корпунктом. Я - корреспондент. Руководить всегда должен мужчина. А женщина должна подсказывать.

Омельчук: Руководить будет мужчина, а держать страну…

Астафьева: Держать страну в руках и на плечах должна женщина. Добрее будет страна и мудрее.

Омельчук: Наверное, на постоянно горячих дорогах было много незабываемых встреч?

Астафьева: Я в прошлом году рассказывала в эфире о девочке из Курганской области. У неё эпилепсия, церебральный паралич, «букет» болезней. При этом она пишет стихи, и такое жизнелюбие утверждающее, столько светлого, доброго! Я, наверное, полгода не могла успокоиться. Мы с ней дружим. Когда бываем в курганской стороне, в Долматовском районе, обязательно к Лене Зайковой заходим. Я на очень многие вещи стала смотреть другими глазами. Меня этому научила маленькая больная мудрая девочка.