Суду надоело читать наши репортажи, или Как для «ТК» закрыли открытое судебное заседание

– Такой наглости я еще не встречал! – говорит судья Центрального районного суда Олег Казаков, накидывая мантию и готовясь зайти в процесс. – Вы присутствуете на заседаниях и пишете о том, что здесь происходит!.. Не секрет, что журналистскую братию нередко обвиняют в предвзятости, односторонности, неточности… Иногда обоснованно. Порой – чтобы просто… придраться. Но чтобы на журналистов обижались за дословность и объективность, об этом я слышу впервые. – На судебных заседаниях запрещено пользоваться диктофоном! – продолжает Олег Казаков. А вот об этом я как раз наслышана – если судья запрещает (что он вполне уполномочен сделать), значит, запрещено. Я припоминаю, что мой диктофон уже месяца три болтается где-то на дне сумки с разряженными аккумуляторами. Он мне без особой надобности – доверяю своей шариковой ручке (на всякий случай ношу еще карандаш) и блокноту. О чем и говорю Олегу Робертовичу. – То, что вы владеете навыками скорописи, не дает вам права дословно цитировать участников процесса и судью, – настаивает он. Речь идет о судебном процессе по делу о «мерседесе». Точнее, о дорожно-транспортном происшествии, которое случилось 27 июня 2011 года на перекрестке улиц Ленина и Орджоникидзе. Тогда погиб человек, еще несколько пострадали. Присутствие корреспондента на открытых (подчеркнуто мной – М.С.) заседаниях стало досаждать отдельно взятым участникам этого процесса уже давненько. В прошлый раз, 29 октября, с просьбой удалить меня из зала заседаний к судье Казакову обратился защитник обвиняемого Алексея Нестерова. Устное ходатайство было, судя по всему, отклонено. По крайней мере, из зала меня не попросили, что зародило во мне искреннюю симпатию к судье как к профессионалу. А теперь вот не знаю, что с ней и делать – с наивно проклюнувшейся и потянувшейся к свету симпатией. – В общем, присутствовать на заседании вы не будете! – Олег Казаков вдребезги разбивает последние мои надежды на «самый справедливый и гуманный в мире». Тут должна уточнить, что журналистского статуса, являясь в суд, я никогда не скрывала. Всегда заранее показывалась судебному секретарю, предупреждая, что я – сторона третья (четвертая, десятая – в общем, не субъективная). Подписки о неразглашении с меня никто не брал. Даже на словах не просили, чтобы я «не писала о том, что происходит на заседании». А попросили бы, искренне удивилась бы. Фантазия у меня, конечно, богатая. Но, побывав на заседании, написать о том, что там не происходило – это уже за рамками всяких фантазий! … Тем временем судебный секретарь пригласила участников процесса в зал, в том числе сторонних слушателей. – Так судебный процесс все-таки открытый? – уточняю я. – Открытый, но вы туда не попадете, – ставит точку Олег Казаков. Ну, что же. В этот день защита обвиняемой стороны могла торжествовать. Неугодные из зала выдворены, осталось повесить на меня табличку: «Так будет с каждым, кто…» Вот только кто – что? Решит осветить деятельность судебной системы, об открытости которой последнее время говорят все чаще и громче? Не исключаю, что многие юристы кинут в меня тапком: мол, в тонкостях юриспруденции не разбираешься, а все туда же! Так объясните популярно, может, мы, не юристы, чего-нибудь недопонимаем? P. S. Наш разговор с Олегом Робертовичем Казаковым проходил за несколько минут до начала очередного процесса – за закрытыми дверьми его кабинета. Диктофонной записи не имею (по понятным причинам), даже в блокнот ничего не писала в этот раз – от неожиданности не успела его достать. Так что все вышеизложенное – исключительно по памяти. Благодатная почва для всякого рода нападок.