Наверное, я бы не стала вешать картины Владимира Глухова дома. Понадобится немало времени, чтобы привыкнуть к плотным, насыщенным, слишком экспрессивным, местами чистым, без полутонов, краскам. Кроваво-красному, пронзительному зеленому, темному охристому…
Но при этом я смотрю на полотна Глухова не отрываясь. Невозможно оторваться. Есть в этих картинах магия бродяжнической жизни. Иногда пугающая своей бесприютностью, но завораживающая.
Все полотна Владимира Глухова, которые в конце прошлой недели оказались на выставке «Качим-Кермек» в музее изобразительных искусств, были написаны художником за один год – 2012-й. Фактически – едва ли не за один присест. Он буквально закрылся дома, работал и не продал за это время ни одной картины. У него была идея, которая легла в основу новой серии полотен – «Качим-Кермек», или «Перекати-поле»: написать множество разных сюжетов о людях, которые постоянно кочуют, перемещаются с места на место в поисках утраченной родины. Не случайно экспозиция называется именами двух трав, из которых, в основном, и формируется шарик перекати-поля.
Художник прекрасно знает, о чем пишет. Он сам много лет назад вынужден был уехать из родного Таджикистана и побывать во многих городах России. Словом, кочевать. Живописец, член Союза художников России, выпускник Душанбинского художественного училища имени Мирзо Олимова и Московского института имени Василия Сурикова, Глухов в разное время жил и работал в Душанбе, Москве, Владимире… Сегодня автор говорит, что не думал надолго задерживаться в Тюмени, но нет ничего более постоянного, чем временное, и Тюмень стала ему вторым домом.
А в воспоминаниях осталось все, что довелось увидеть: и сказочная Средняя Азия, и уголки Сибири с ее покосившимися деревенскими заборами и дворами, заросшими бурьяном. И почти на каждом полотне художника – постоянное движение, философия бродяжничества, поиск себя.
В музее ИЗО заодно с открытием выставки, на которое пришло множество гостей, презентовали также большой красочный альбом Глухова под тем же названием - «Качим-Кермек». Помимо репродукций самих полотен, в нем есть и то, что осталось за границами выставки. А именно – мнения искусствоведов о творчестве Владимира Глухова, его собственные зарисовки из жизни: о родственниках, о людях, которых довелось встретить.
Зарисовки – разговор отдельный. Возможно, художника Глухова когда-нибудь назовут и писателем. Открываю наугад, читаю кусочек текста под названием «Отец»: «Сейчас вижу его сидящим в наушниках за приемником. Тонкая старческая рука медленно крутит ручку настройки. Приемник старый, может, еще довоенный. Он, как всегда, разобран на две части. Одна стеклянно-металлическая, стойко напоминающая колючего морского ежа, вторая деревянная – поставленный на попа параллелепипед, сделанный, казалось, из цельного, столько в нем было надежности, куска дерева. Отец слегка пьян. Слушает, чему-то улыбается, щурится, задрав тонкие брови…»
Слова Глухова – как краски Глухова: чуткие интонации, идеально подобранные цвета. Только вот о родине и о чужбине художник пишет по-разному, и неважно, что из своего арсенала в данный момент использует – прозу ли, живопись ли.
Это подчеркивает и искусствовед, сотрудник Государственного музея искусства народов Востока Млада Хомутова, которая написала для альбома характеристику работ Глухова – азиатской и тюменской частей. Полотна, посвященные Азии, она сравнивает со сценами из причудливой, немного лубочной восточной сказки. «Гротеск и ирония, свойственные творческой манере художника, способствуют общему «сказочному» впечатлению: Владимир Глухов будто ждет чуда и находит его в самых обычных предметах и явлениях, и в этом ему помогает цвет, имеющий символическое и психологическое значение», – пишет искусствовед.
«Тюменский период разительно отличается: кажется, что Глухову, привыкшему к яркому южному солнцу, неуютно и холодно в сибирском городе: настроение и колорит работ меняется, в них начинают преобладать холодные, безрадостные и даже мрачные тона; на общем темном фоне набатом звучат всполохи красного или синего», – продолжает Млада Хомутова.
И с нею трудно не согласиться. Возможно, такая разница в настроении картин – это результат долгой тоски художника по родине? На открытии выставки Владимир Глухов рассказал, что всю серию полотен он писал в Таджикистане. После долгого отсутствия ему все же удалось съездить туда.
– Я постоянно хотел домой, в Таджикистан, – рассказывает художник. – Много говорил о том, что когда-нибудь соберусь и уеду… И вот, в прошлом году я уехал на родину. Там мне легко писалось, это была счастливейшая пора в моей жизни. Я рисовал каждый день.
Результат этого счастливого для живописца времени увидят не только тюменцы. Осенью выставка отправится кочевать. Уже в сентябре она уедет в Москву, в Музей искусства народов Востока, а в октябре ее примет петербургский Музей нонконформистского искусства. На каждой из выставок гостям будет подарен и альбом художника.
До осени Глухов планирует пополнить экспозицию новыми работами. Мы, впрочем, тоже успеем полюбоваться его картинами вволю: экспозиция работает в музее ИЗО до 18 февраля.