Медиакарта
8:06 | 20 октября 2024
Портал СМИ Тюменской области

Живёт такой доктор

По своему происхождению Катя Выдрина – самая настоящая казачка. В станице Уйская, что под Миассом, и сегодня можно найти немало её кровных родственников и просто однофамильцев. А в наших краях она одна такая: деда в 30-е годы со всей семьёй сослали в Сибирь.

Благословение старца

В сентябрьском лесу мы собирали грибы. Впрочем, выражение «мы собирали» здесь вряд ли уместно. Моя роль в этом процессе заключалась в том, что я таскала за собой амбициозно большую корзину, на дне которой болталось несколько груздей и подосиновиков, и громко жаловалась на усталость и отсутствие грибов. Катя же терпеливо, что весьма несвойственно её энергичной натуре, сносила моё нытье. Время от времени, когда я оказывалась в зоне доступа, подзывала меня к себе и указывала пальцем:

– Вот, видите?

Оставалось только наклониться и выковырнуть из-под кучки травы и листьев очередной груздь.

Вечером, разбирая «улов», Катя заливала бальзамом мое больное самолюбие, нахваливая меня:

– Гляньте, сколько вы насобирали!

Вообще-то Катя – врач. Хирург и по совместительству – онколог. Жители села Юргинского и его окрестностей называют её уважительно Екатерина Дмитриевна. Здесь Екатерину Дмитриевну боготворят. Наверное, есть за что.

Я-то помню её ещё девчонкой. Лицей Тюменской медакадемии располагался на третьем этаже, рядом с кафедрой, где я тогда работала. Катю нельзя было не заметить: большие очки с толстыми стеклами, русая коса, длинная тёмная юбка, такой же тёмный платок… Она проходила по коридорам быстрым, размашистым, почти мужским шагом, глядя прямо перед собой и не обращая ни малейшего внимания на удивлённые взгляды тех, кто видел её в первый раз. Остальные уже привыкли.

Тогда нам не довелось познакомиться. Да и чем могла заинтересовать меня семнадцатилетняя студентка?

Прошло больше десяти лет…

Первый раз мы встретились на автобусной остановке. Шёл дождь. Народ прятался под зонты, наглухо застегивал молнии на куртках. Катя приехала на встречу на велосипеде. По лужам, в сандалиях на босу ногу, в футболке с коротким рукавом – потом, много позже, я привыкну к тому, что она ходит так с ранней весны и до поздней осени. К этому времени я уже знала, с кем буду иметь дело. Оказалось, что знание далеко не полное…

Мы сидим на кухне. Скромное жильё сельского хирурга: деревянный барак «под снос», скрипучая лестница, холодная вода в кране, ржавые трубы… Мебель и домашнюю утварь собирали всем миром: списанный стол и табуретки из больницы, плитка с одной работающей конфоркой – подарок благодарного пациента, постельное белье привезли друзья из Тюмени и сами же им и пользуются – Катю вполне устраивает спальный мешок. Она спит в нем, когда приезжают гости и занимают два имеющихся в доме койко-места. Спартанская обстановка, но, несмотря на это, маленькая квартирка редко пустует.

…Вам не светят званые обеды,

Не сезон для ягод и груздей.

Впрочем, удивительно, но едут! –

Режу в суп крапиву, жду гостей.

Я включаю диктофон, а чайник, шум закипающей воды покрывает слова, которые я вытягиваю из неё, словно клещами.

В детстве она и не думала быть врачом. Её ровесники и ровесницы мечтали стать космонавтами, бизнесменами, жёнами богатых иностранцев… Катины же мечты поочерёдно распространялись то на ветеринара, то на клоуна, то на регента церковного хора. Всё поменялось, когда ей исполнилось 14 лет – на острове Залите в Псковской области у старца Николая Гурьянова, к которому за благословением и утешением приезжали православные со всей России. На обычный детский вопрос «И куда?..» старец ответил, не раздумывая: в медицинский институт.

– Я такая: фу-у-у! – вспоминает Катя. – Терпеть не могу медицину! Тоска… Очень долго орала, махала руками, но против благословения не попрёшь…

Будучи человеком атеистического воспитания, в экстрасенсорные и провидческие таланты старцев я верю с трудом. Статистику, конечно, никто не ведёт, но в случае с Катей – попадание стопроцентное. Сейчас ей мысль о том, что могло быть по-другому, даже в голову не приходит. Ну кем ещё она могла бы стать?! Хотя… Думаю, что такой человек, как она, состоялся бы в любой ипостаси. Не знаю, правда, что приобрела бы та ипостась, но медицина потеряла бы много…

По молодости лет она долго этого не понимала и даже после окончания медицинского лицея и поступления в академию по инерции продолжала размахивать руками и сопротивляться судьбе.

…Несмотря на поздний уже вечер, Катин телефон звонит с периодичностью раз в полчаса. Несмотря на то что сегодня она не дежурит, вызвать в больницу могут в любой момент – то в драке кому-то голову расшибут и надо зашивать, то какой-то умник отрежет себе палец бензопилой. Бывает и страшнее… Тогда приходится забывать о том, что сегодня вечер субботы и вставать к операционному столу. Иногда случается, что машина «скорой помощи» мчится за Катей прямо в лес и доставляет её в больницу как есть – с корзинами, грибами и верным другом-велосипедом. Что поделать? – такова участь сельского хирурга.

В то, что Катя Выдрина станет хорошим врачом, вряд ли кто-то верил изначально. Считали её по меньшей мере чудачкой. Она и сама сегодня смеётся, вспоминая себя в юности. Например, ту историю с первоапрельским розыгрышем…

Будучи студенткой, на лекции Катерина хронически опаздывала. И, опоздав, не входила, как все нормальные люди в дверь, а ползла по-пластунски под креслами и появлялась внезапно где-нибудь в центре аудитории. Преподаватели этому явлению «радовались», но сделать ничего не могли.

Последней каплей в чаше их терпения стала весьма неудачная, на преподавательский, взгляд, первоапрельская шутка. В тот день впервые, пожалуй, за весь год Катя не опоздала на занятие. Но это событие, по вполне понятным причинам, должного эффекта на препода произвести не могло. И тогда, открыв окно, она вышла на карниз…

Лекция шла, наверное, уже полчаса, когда оконная створка медленно растворилась, и на подоконнике возникла раскрасневшаяся от легкого утреннего морозца Катя. «Здравствуйте!» – как ни в чём не бывало, сказала она, спрыгнула на пол и заняла свободное место за ближайшим столом.

Состояние преподавателя станет более понятным, если добавить, что аудитория находилась на третьем этаже… От отчисления её спасала хорошая успеваемость – будучи человеком умным, обладая незаурядной памятью, логическим мышлением и главное - руководствуясь благословением старца, о котором Катя никогда не забывала, училась она нормально. Хотя и не думала тогда, что медицина всё-таки «затянет»…

– Ещё два года я продолжала размахивать руками, а после второго курса попала на практику в приёмное отделение 2-й городской больницы. Вот там и приболела… Дело кончилось тем, что мама разыскивала меня по всей больнице, потому что я оттуда не вылезала. Даже жила там после шестого курса. Однажды начмед вызвал меня на ковёр и говорит:

– Екатерина Дмитриевна, больше не может продолжаться такое безумие. Вы второй месяц живёте в больнице!

Я: «И что?» Он: «Пора отдыхать!». Видимо, больнице пора от меня отдыхать…

Она не гнушалась никакой работой: вскрывала гнойники, зашивала раны, бегала на операции с челюстно-лицевыми и нейрохирургами.

– Зачем тебе это? – спрашивали у неё. – Ты же в хирурги собираешься.

Она отвечала: «Мало ли как жизнь повернётся!».

Вот и повернулась. Все приобретённые тогда навыки пригодились, когда она попала в район.

Респект и уважуха

Ранней весной в районную больницу привезли молодого парня. Совершенно трезвый, на полном ходу он вылетел из «Бурана» и ударился затылком об лёд… Когда его доставили в приёмное отделение, он ещё дышал, но даже самый рисковый игрок вряд ли поставил бы на него хотя бы пять копеек. Саше Налобину повезло, что в тот день дежурила Екатерина Дмитриевна. Не будучи нейрохирургом, она решилась на безумную, с точки зрения нормального человека, авантюру: вскрыть череп и попытаться остановить кровоизлияние. Услышав про тяжёлого пациента, в операционную примчался заведующий хирургическим отделением.

– Он услышал, что я хочу в голову залезть. И, зная мою любовь к «рукоблудству», решил, что собираюсь сделать дырочку в голове у здорового человека. Прибегает, а там почти труп…

Из головы бедолаги она «вычерпала» почти стакан крови. Отправила больного в Тюмень: вся 2-я горбольница ходила смотреть на пациента, которому «Выдрина череп вскрыла». У парня практически не было шансов выжить. Кроме одного – того, что подарила ему Катя…

Через два месяца Саша вышел из больницы. Он учился заново ходить, говорить, читать, водить машину… Когда в начале сентября мы поехали за брусникой, обратно в Юргинское нас вёз Саша. Единственное, на что он жалуется, – провалы в памяти, которые порой случаются. Но и это пройдёт, объясняет Екатерина Дмитриевна, надо просто тренировать мозги. Например, учить наизусть стихи.

Спрашиваю её: почему ты рискнула? Зачем? Тебя бы никто не упрекнул. А она: жалко стало! Молодой – 28 лет, двое детей…

Налобин-старший написал письмо в областной департамент здравоохранения. Доктору Выдриной объявили благодарность – за профессионализм. Яркая бумага в рамочке под стеклом лежит на книжной полке. За неимением зеркала заезжие гости смотрятся в это стекло.

Олимпиада Васильевна Перевозкина на Екатерину Дмитриевну готова молиться круглые сутки. 10 лет назад её сын попал в аварию. С тех пор не встаёт – у него перелом позвоночника и разрыв спинного мозга. А тут ещё и остеомиелит добавился. До появления в Юргинском нового хирурга ни сама Олимпиада Васильевна, которой уже за 80 лет, ни её сын никому, по большому счёту, не были интересны. Не до инвалидов – с текучкой больничной бы управиться. Катя сначала попыталась устроить больного мужчину в Тюмени, но когда от него отказались и в области, решила оперировать сама.

– Это человек и врач от Бога! Можно в любое время прийти, и она поможет. Сколько она здесь переделала операций! Сколько люди её благодарят, как ценят! – ни одного хирурга так не ценили. Золотой человек!

Марьям Кузнецова – медсестра. Кому, как не ей, работающей с докторами бок о бок, давать им оценки. Кому, как не ей, судить об их профессиональных достоинствах и недостатках. Мне понравилась фраза, которую Марьям произнесла, не задумываясь, – только её одной уже достаточно для характеристики доктора Выдриной: «все её любят и уважают – и больные, и даже сотрудники…».

Когда Екатерина Дмитриевна в отпуске, пациенты ждут возвращения любимого доктора. Зато потом начинается массовое паломничество. При этом уже никого не вводит в заблуждение странная даже для деревни манера одеваться, сохранившаяся с тех самых, ещё студенческих времен. У нас, как известно, провожают по уму. Приём больных она тоже ведёт на свой лад – и никто не протестует: сначала мамы с детьми, потом бабульки, потом – все остальные.

Авторитет Екатерины Дмитриевны непререкаем. Её слово для больного – закон, а её просьбы – святы. Нет, наверное, в Юргинском районе ни одного человека, который способен отказать доктору Выдриной. Ей невозможно отказать! Потому что она, в свою очередь, никому никогда не отказывает. И все это знают.

– Поражает то, что Екатерина Дмитриевна – человек, совершенно нестандартный. Не вписывается ни в какие рамки. Мимо шаблонного всегда проходишь, а на необычном взгляд останавливается. От неё идёт такая энергетика! Как от аккумулятора заряжаешься. Умница, красавица…У нас мало людей, которые отдают больше, чем берут. Стараешься от неё не брать лишний раз, а она всё отдаёт, отдаёт, отдаёт.

Мы все боимся, что Катя уедет из нашего района. Как только такой слух прошёл – к ней толпы ломятся: успеть, пока не уехала. Люди доверяют ей безгранично! Есть и те, кто ей завидует. Но она – умная женщина, она это всё понимает, но – то ли от природы, то ли от воспитания – ведёт себя достойно.

В больших дозах непереносима

Катя сидит за колченогим столом и на ночь глядя пьёт несладкий кофе. На плитке варятся грибы, вдоль стены, под окном, выстроились банки и вёдра с груздями, волнушками и бычками. Всё это добро постепенно переедет в тюменские квартиры друзей. Так же, как и то, что мокнет сейчас в ванной. Это – моя «доля». Позже, когда уже дома, в Тюмени, я закатаю тридцать банок груздей, Катя позвонит и в ответ на мои стенания посмеётся:

– Знаете, сколько на рынке стоят грузди? Считайте, что в холодильнике их у вас тысяч на двадцать пять! Книжку хватит напечатать!

Ей хватило бы не на одну. Как только начинаются грибы, Катя выходит «на охоту». Приносит каждый день по две корзины. Могла бы и больше, но на велосипеде не увезти. Разве что ещё в рюкзаке за плечами. Если бы всё это добро она продавала, прибавка к зарплате была бы весомая. А она их раздаёт. Просто так. Денег никогда и ни с кого не берёт, говорит: это пошло!

Да что там грибы! В Большом Сорокино до сих пор жива легенда о том, как, увольняясь, Катя Выдрина оплатила в местном ларьке долги медперсонала. Замечу: рассказала мне об этом не она, а совершенно посторонний человек, не знавший о нашем с ней знакомстве. Теперь копит финансы, чтобы купить другу-композитору электрическое пианино.

Но у меня складывается впечатление, что деньги ей, по большому счёту, нужны только для того, чтобы работал телефон – без связи никак нельзя. Ну, ещё для того, чтобы раз в год поехать в отпуск – бродить пешком по России, прикасаясь сердцем и душой к истории и святым местам…

– Катя, а почему ты решила стать хирургом? – спрашиваю я.

– Приболела на голову. Народ они спасали. Романтика!

– Есть мнение, что женщине в хирурги идти нельзя…

– Истинная правда! Это профессия изначально мужская. Женщина-хирург приобретает определённые мужские черты характера. И я за собой это чувствую. Если женщина настроена на семью и детей, из большой хирургии нужно уходить.

– А как к тебе относятся коллеги-мужчины?

– По-разному. Одни кусают, другие – признают.

Среди коллег-мужчин – заведующий 2-м торакальным отделением 2-й горбольницы Игорь Викторович Редикульцев. Его доктор Выдрина считает своим учителем и до сих пор называет шефом. Причём звучит это неподдельно уважительно: ну-у-у, шеф – это ше-е-еф!

– Очень умный дядька с такими руками, которым можно только позавидовать. Ординатора обычно прикрепляют к какому-нибудь доктору. А у меня другая история – я сама к шефу прилипла. И так за ним хвостом и проходила несколько лет. Он, правда, меня гонял жутко, ругался. В смысле: курица – не птица, женщина – не хирург.

Меня все гоняли. Иду как-то, вся в слезах – градом сыплются. Шеф меня спрашивает: «Что случилось?» Я говорю: «Доктора гоняют». А шеф поясняет: «Понимаете, Катя, Выдрина в больших дозах – это труднопереносимо»». Понимаю. И спрашиваю: Игорь Викторович, а для вас Выдрина в больших дозах – это ничего?» Он говорит: «Нет-нет, ничего. У меня толерантность». Проходит примерно год. Стоим в операционной, и он на меня так орёт, долбит по рукам!.. Я: «У вас же толерантность!» А он: «Я переоценил свои силы!». До сих пор помню… У шефа была любимая присказка: кричит на меня, а потом поворачивается к анестезиологам и спрашивает: «Доктора, вы когда-нибудь слышали, как я орал? За двадцать лет работы?» Те: «Нет, не слышали, Игорь Викторович». Он: «Выдрина довела!»…

У Игоря Викторовича Редикульцева свой взгляд на их взаимоотношения.

– Хороший врач, – говорит он. – Для женщины-хирурга у неё высокая планка, выше среднего уровня. До мужчины-хирурга, конечно, не дотягивает – для этого нужен определённый склад характера, темперамента, особые психофизиологические качества. Но на своём уровне она превосходит некоторых мужчин-хирургов. Очень трудолюбивая и работоспособная, безотказная, каждому готова помочь. Но… распыляется чересчур. Что мне в ней нравится - будучи глубоко православным человеком, она никому не навязывает своих взглядов. Прощает людям их слабости, хотя сама старается придерживаться церковных канонов. Я бы сказал, что она близка к идеалу православной женщины… Если бы не некоторая её экстравагантность. Но, может быть, это такой способ защиты? На самом деле – умная женщина, с которой интересно поговорить.

В конце нашего разговора Игорь Викторович, смеясь, уточняет у меня: «Как, я ничего плохого про неё не сказал?». Не сказал. Видно, нечего…

Кстати, едва ли не главное желание Екатерины Дмитриевны – вернуться в Тюмень, во 2-ю больницу – в её родную больницу, под которую, как она сама говорит, она себя «затачивала», и из которой в силу некоторых обстоятельств ей пришлось уйти три года назад.

– Я здесь не на месте. Для села доктор Выдрина не нужна. Куча знаний, которыми я обладаю, здесь не могут быть востребованы. Моя любимая сочетанная травма – патология, с которой знакомы далеко не все хирурги. Старые доктора говорят: чтобы вырастить хирурга стационара, нужно 10 лет. И это истинная правда. Меня вырастили, но здесь мои навыки никому не нужны. Я знаю, что могу оказать реальную помощь, – нескромно скажем, покруче некоторых остальных. Огроменный пласт того, чему меня учили, тупо лежит где-то на задворках сознания.

– Катя – опытный, грамотный, состоявшийся хирург, – соглашается «шеф» Редикульцев. – И было бы хорошо, если бы она вернулась.

Те, кто мало знает Катю, считают её чудачкой. Даже близкие друзья порой говорят: «Пора стать нормальной!»

– Нормальной – это как? – спрашивает она. – Снять юбку, слезть с велосипеда, не пропадать всё лето в лесу, не раздавать грибы направо и налево, не ходить пешком по России, ночуя в спальном мешке то в лесу, то на берегу моря?..

Кто из нас более нормален – мы, закрывшиеся в четырёх стенах и растрачивающие жизнь на красивые наряды, дорогую мебель, отдых на Бали и прочую шелуху, или она, презревшая бытовую устроенность ради свободы духа и права говорить то, что думает и считает нужным сказать, не опасаясь косых взглядов?... Чувство личной свободы – как не хватает его многим из нас…

Доктор Выдрина пишет стихи – и какие! А ещё рисует – почти профессионально, сочиняет музыку, поёт, играет на гитаре и на флейте… Она живёт в ладу с собой и с окружающей природой. И по мере своих сил и возможностей преодолевает обстоятельства, которые создает окружающий её мир.

Автор: Ольга ОЖГИБЕСОВА