Где я любил, где отчий дом

Ещё в первой половине XIX века русский поэт Иван Козлов, переводя ирландца Томаса Мура, пролил на бумагу строки: «Вечерний звон, вечерний звон! Как много дум наводит он…» И действительно – наводит.

Вот, скажем, попробовали мы с вами порассуждать (№ 9 от 25.01) о том, где в Тобольске мог бы стоять-красоваться памятник композитору Алябьеву. И место, даже и не одно, определили… Ну как определили – решать-то не нам. Мы так, размышляем вслух в надежде, что слово как-нибудь да и отзовётся… Вот как тот вечерний звон.

Бом-боом – басили большие колокола-благовестники… Динь-дон – чисто вторили им средние, а зазвонные да подзвонные колокольчики дилидонькали своим радостным трезвоном. И волшебные эти звуки расходились по всему нижнему посаду Тобольска – от храма к храму, из улицы в заулок, от дома к дому, от человека к человеку, от души к душе.

И только отставной подполковник Алябьев, проживавший в приходе Захарьевской церкви, душою был неспокоен. Возвращение в родной город стало для него наказанием, а потому, надо полагать, думы его были сумеречны, как вечереющее осеннее небо над монотонным Иртышом.

Мы не знаем теперь, попал ли в руки композитора-гусара альманах «Северные цветы», в котором в 1828 году было опубликовано стихотворение Козлова. А может, дошло оно до Алябьева в списке – с почтовым конвертом-весточкой от родных… Не знаем.

С достаточной долей уверенности можем лишь предполагать, что, прочтя сей перевод из Мура, Александр Александрович был весьма впечатлён. И то – вслушайтесь-всмотритесть-вдумайтесь:

Вечерний звон, вечерний звон! Как много дум наводит он О юных днях в краю родном, Где я любил, где отчий дом, И как я, с ним навек простясь, Там слушал звон в последний раз!

И Алябьев пишет музыку. Да что там пишет… Он просто ткёт её из тобольских сумерек, вплетая в простое полотно величественную гармонию сибирской природы.

Герой войны и известный уже композитор. Узник крепости и сибирский ссыльный. Светский человек, недавно ещё живший полной жизнью (даже и с некоторыми излишествами). Теперь он оторван от всего. Вновь и вновь твердит Алябьев стихи и пишет, пишет музыку:

Уже не зреть мне светлых дней Весны обманчивой моей! И сколько нет теперь в живых Тогда веселых, молодых! И крепок их могильный сон, Не слышен им вечерний звон.

Скоро уже «Вечерний звон» с музыкой Алябьева издаётся в Москве в цикле «Северный певец». И затем расходится-разлетается по светским салонам. В 1831 году мелодия Алябьева входит в фортепьянную фантазию Лангера, а затем неоднократно аранжируется многими композиторами (Дюбюк, Вильбоа и др.).

И на долгие годы «Вечерний звон» становится одной из любимейших песен русского народа. Уже не только в салонах, но и за простыми столами народных гулянок выводят-грустят люди:

Лежать и мне в земле сырой! Напев унывный надо мной В долине ветер разнесет; Другой певец по ней пройдет, И уж не я, а будет он В раздумье петь вечерний звон!

Бо-ом-бом… Здесь есть над чем призадуматься. И теперь ваш корреспондент с ещё большим пылом будет ратовать за идею создания мемориала Алябьева именно в сквере близ бывшей Базарной площади. На территории, что совсем рядом с храмом Захария и Елизаветы. Ведь именно эти, Захарьевские, колокола слышал наш земляк-композитор, когда впервые прочёл стихи Ивана Ивановича Козлова.

Дмитрий КАРАСИЕР Юрий ПОПОВ (фото)