А память рисует лица родных...

…Маленькая девочка, лет пяти, взгромоздившись на лавочку, стоявшую у обеденного стола, внимательно наблюдала за мужчиной, который, словно фокусник, ловко управлялся с жареными карасями — отправлял в рот рыбку, а вынимал только один скелет.

-Деда, а деда, почему у тебя получается, а у меня нет? – серьёзно спрашивала малышка. – Ты можешь показать ещё раз, как ты это делаешь?

-Вот как только подрастёшь, то и ты сможешь, - ласково гладя девочку рукой по голове, приговаривал дедушка.

…Яркие воспоминания из детства сопровождают меня постоянно. Они такие живые, что иногда кажется, будто я вновь в том доме, где жила семья дорогих мне людей: Леонида Фёдоровича и Галины Николаевны Киприных, и их пятерых детей. В доме было много окон, поэтому он всегда наполнялся солнечным светом. Я любила бывать у них, с интересом рассматривать развешанные на стенах вышитые картины, нарядно заправленную ажурным покрывалом кровать с подушками с такими же наволочками… А ещё обожала разговаривать с … ежихой, которая жила в доме под шестком. Она чувствовала себя хозяйкой, особенно по ночам. Цоканье её коготков о пол раздавалось громким стуком, что не всегда радовало обитателей дома, но зато не было проблем с грызунами. Однажды мне довелось познакомиться с детками ежихи – они, оказывается, такие пушистые и милые… А больше всего нравилось играть с боевыми наградами деда Лёни, который ничего не имел против этого. Почти каждый день, пыхтя и сопя, цепляла медали то на кофточку, то на платье. Однажды мама купила мне красный свитерок. Обновкой непременно похвасталась всем, и первым делом - Леониду Фёдоровичу. И тут в моей маленькой голове созрел план – не прикрутить ли мне на новую кофту красивую дедушкину «брошку», которой был для меня орден Красной Звезды.

-Что ты, Лора?! - категорично ответил дед. – Мы же испортим свитер, и мама нас отругает. Давай на старенькую кофточку прикрепим…

Никакие слёзы и уговоры не помогли тогда - решила действовать сама, правда, пришлось немного попотеть, но справилась – орден красовался на моей груди, и весь день я сияла, как медный пятак, радости не было предела…. Как мало нужно ребёнку для счастья…

Таких «взрывных пятен» из детства немного, но все они существуют, несмотря ни на что, как бы сами по себе: захотят - посетят тебя, а нет – как ни старайся, ничего не вспомнишь… Вдруг откуда-то выплывает картина – мужчина ведёт под уздцы лошадь и весело болтает с маленькой девчушкой, которая сидит верхом, крепко вцепившись в гриву животного… Правда, честно признаюсь - подобные поездки для меня всегда были экстремальными – до сих пор с опаской отношусь к лошадям, хотя отдаю должное их грации и преданности человеку…

Не знаю почему, но так захотелось рассказать об этом, ведь так или иначе детские воспоминания связывают меня с дедом Лёней, которого очень любила. Он находил общий язык со всеми детьми, наверное, поэтому мы и тянулись к нему. К большому сожалению, Леонид Фёдорович рано ушёл из жизни – ему исполнилось лишь 48 лет… Леонид Фёдорович Киприн родился в 1925 году в крестьянской семье, был третьим ребёнком. Не считая матери - Марфы Фёдоровны, их семейство можно назвать чисто мужским – отец Фёдор Герасимович и пятеро сыновей. По рассказам родственников, все они были рослыми, крепкими – настоящими богатырями. Какой была бы судьба каждого из них, не вмешайся война, теперь можно лишь предполагать. Большинство мужчин ушли на фронт в 1941 году, в том числе отец деда и один из старших братьев. Им не суждено было вернуться домой – оба погибли, защищая страну от врага. Леонида Фёдоровича призвали в армию в январе 1943 года, когда до совершеннолетия оставалось семь месяцев. Как он воевал, где – практически неизвестно, да и сам дед не особо любил об этом говорить, разве что иногда обронит незначительную фразу — мол, да, было дело - и только… Из воспоминаний прапрабабушки и моей мамы некоторые рассказы о войне всё же дошли до наших дней. Дед Лёня часто рассуждал вслух о зелёных безусых пацанах, с которыми так несправедливо обошлась судьба, ведь понюхать пороха им довелось не где-то на ученьях, а в настоящем бою. Кто-то из них вообще впервые видел оружие, не умел стрелять. А про то, что на них пойдут огромные танки - и вовсе речи не шло. Такие уроки мужества обычно заканчивались тем, что молодые бойцы, встретившись лицом к лицу с железной громадиной, бились в истерике, закрывали лицо руками и, крича истошно «Мама!», падали на землю.

-И неправда, что на войне не было страшно, - говорил дед, - ещё как страшно. Только пройдя боевое крещение, ты понимаешь, что сражаешься за родных, за свою родину, что тебя ждут дома... И это грело душу, придавало сил ещё беспощадней бить врага, гнать его с русской земли…

В местном военкомате нашла совсем немного информации. Известно, что изначально Л.Ф. Киприн воевал в стрелковой дивизии, имеющей непосредственное отношение к Прибалтийскому фронту, и к 43-ей Армии Западного Белорусского фронта. Ушёл Леонид Фёдорович на фронт рядовым, а вернулся сержантом. Служил связистом. Если просмотреть боевой путь войск Белорусского фронта, то можно увидеть, что они принимали участие в военных операциях и сражениях, имеющих огромное стратегическое значение: например, Витебско-Оршанской, Восточно-Прусской, а также Кенигсбергской. А про последний в этом списке город, слывший неприступной фашистской крепостью, дед рассказывал, что укреплять его начали задолго до начала войны, о чём свидетельствовали выросшие на ДОТах деревья. Четыре тяжёлых изнурительных дня продолжались бои за Кенигсберг, и как бы враг ни был силён, советские воины смогли освободить путь для продвижения нашей армии на Берлин. О подвигах моего деда говорят не слова, а заслуженные боевые награды: «Медаль за отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», Орден Красной Звезды, Орден Славы 3 степени, не считая юбилейных медалей, которые он успел получить при жизни. Может быть, были и другие, но больше нет никаких сведений. Леониду Фёдоровичу не хватило совсем немного, чтобы встретить долгожданную победу в Берлине – под Кенигсбергом он был тяжело ранен…

…Я хорошо помню, как дед Леонид сидел на табурете у окна, а моя мама обрабатывала и перевязывала воспалившуюся рану, так рано оборвавшую его жизнь. В самом расцвете сил он навсегда покинул этот мир, так и не успев до конца ощутить вкус послевоенных мирных лет. А ведь мог бы детей растить, нянчить внуков, работать, любить… Да просто жить…