Память о войне жива и нетленна

В один из осенних дней около клуба райцентра играл духовой оркестр, правда, уже не в полном составе – часть музыкантов была на фронте. К тополям, с которых неслышно осыпался лист, подъезжали подводы, подходили на проводы земляков и жители села. Призывники стояли в строю.

Из Речкуновой уезжали на фронт Николай Коневских, Пётр Романов, из Бобыльска – Николай Щепелев, из Шипуновой – Николай Сильнягин, из Быструхи – Зеновий Секисов, но особенно много было абатских: часть выпускников школы из второго и третьего выпусков. Пётр Пушкарёв, крепыш, небольшого роста, замыкал строй. Курс молодого бойца новобранцы проходили в Ишимском Синицинском бору. Все они попали в 783-й стрелковый полк 229-й стрелковой дивизии. Там Пётр особенно сдружился с Кириллом Кунгуровым из Погорелки.

После изучения азов армейской науки дивизия вела ожесточённые бои в Донских степях. Задача перед соединениями стояла одна – сдержать наступление немецких войск к Волге. Шёл уже июль 1942 года. Степь накалялась от взрывов снарядов и солнца так, что трудно было дышать. Не хватало оружия, но держались. Фашистские самолёты не давали поднять головы, но горше всего было то, что приходилось отступать. К Дону отходили последние части прикрытия, сюда же спешили и мирные жители. Нагруженные домашними вещами подводы беженцев зачастую мешали вести бой. Не раз солдаты слышали в свой адрес нелепые слова: «Что же вы, ребята, отступаете? Видать не по зубам вам немца одолеть, до Сталинграда будете бежать, а может, до Кавказа?»

И они шли в очередную атаку, чаще в штыковую. Укрыться не было возможности. Голая степь. - Как они здесь живут? – часто думал Пётр. Он видел, что здесь попадались небольшие плодовые деревья, которые с корнем вырывал огненный ураган. До Дона оставалось несколько километров. Атаки следовали одна за другой. И вот полк оказался в тяжёлом положении. Танки, а за ними фашисты окружили его. Рядовой Пётр Пушкарёв вместе с солдатами соединения оказался в плену, раненых фашисты добивали на месте. До ближайшей железнодорожной станции немцы гнали их, как стадо животных. Погрузили в вагоны без окон и повезли на Запад.

Тысячи пленных согнали в огромную широкую впадину, которая находилась под присмотром конвоиров. Хлеб, если можно было так назвать ломти с зерном и опилками, бросали как собакам, а воду пили прямо со дна траншеи. Этот так называемый концлагерь был расположен недалеко от небольшой речушки. Иногда конвой разрешал набрать во фляжки воды. Пошёл однажды и Пётр. Речка маленькая, на том берегу женщина стирала бельё. Он крикнул, чтобы она помогла ему бежать и достала одежду. Полицай так его ударил по голове прикладом автомата, что парень потерял сознание.

Пытались они с Кунгуровым бежать из плена, но попытка не удалась. Их зверски били. Было холодно, особенно ночами, и люди сидели, прижавшись друг к другу. Это был своеобразный концлагерь под открытым небом. Когда ветер дул с северо-запада, до пленных доносился какой-то тлетворный запах. - Мы в Польше, ребята, Майданск близко, - сказал однажды один из солдат. - Там сжигают тысячи людей. Чувствуете запах? День и ночь дымят печи крематория. Лагерь расположен недалеко от польского города Люблина.

Многих не покидала мысль о побеге. Следили за каждым шагом конвоиров и Пушкарёв с Кунгуровым, но стража внимательно следила за пленными. Однажды Кунгурову побег удался, и с тех пор они больше не виделись. После войны Кирилл навещал Петра в Абатском. Плакали оба. В один из дней пленников погрузили на машины и повезли. Вот они уже миновали сторожевые вышки страшного Майданска, под колёсами машин был серый пепел, проехали Люблин, миновали польскую границу. – Они везут нас в Германию, - сказал всё тот же солдат, который рассказывал о концлагере в Майданске, - им теперь нужна рабочая сила. Теперь уж нам не убежать… - Да замолчи ты! – громко сказал кто-то из солдат. – Без тебя тошно.

И вновь их погрузили в машины, и оказались они в германском концлагере, недалеко от польской границы. Однако военнопленных держали здесь недолго, но этот лагерь попавшие в неволю люди запомнили на всю жизнь. На 10 человек давали одну булку эрзац-хлеба, причём каждая десятина пленников должна была прийти за получением пайка в полном составе. Люди помогали друг другу, у многих уже не было сил и их тащили под руки. А потом большинство из них оказалось в концлагере Дахау, километрах в 40 от Мюнхена. Однажды в бараке Пётр Пушкарёв увидел оставленные весы. Встав на них, он удивился. 36 килограммов! В один из дней в барак, куда они только что вернулись после тяжёлой работы, вошёл немец в штатском. - Скажите им, - обратился он к переводчику, - что начальник разрешил взять молодого парня для работы на ферме. Наверное, в это время каждый мечтал попасть к этому фермеру, но тот выбрал самого молодого, низкорослого парня. Это и был Пётр Пушкарёв.

Работать приходилось много, но дело было привычным. Пётр с детства поил и кормил коров, лошадей. К труду был приучен, поэтому работа тяжёлой не казалась. Был уже конец 1944 года. Всё чаще советские самолёты бомбили немецкие города. Как-то раз фермер отозвал Петра в сторону. - Ваши приближаются к нашей границе, - сказал хозяин. – Что же с нами будет? Он умолк и задумался. - А что вы с нами делаете, так же и наши с вами поступят. Со дня этого разговора фермер стал более доброжелательно относиться к батраку, но по-прежнему каждый вечер отводил его на ночлег в барак, а утром приходил за ним.

Наступил 1945 год. Всё громче слышалась канонада орудий, причём с нескольких сторон. По вечерам в бараках плотно закрывали двери на замки. В один из таких вечеров полицай сообщил, что в связи с приближением русских и американцев в два часа ночи решено заживо сжечь военнопленных и обещал оставить бараки не запертыми.
Боясь провокации, пленные не спали всю ночь. На рассвете их освободили советские и американские войска. Солдаты угощали пленных куревом, отдавали им хлеб, консервы, предупреждая, что сразу много есть нельзя. Так закончился для Петра и его товарищей трёхгодичный плен за колючей проволокой. После освобождения из плена Пётр Андреевич Пушкарёв два с половиной года прослужил в строительном батальоне. В основном строили мосты через Дон, Днестр, Дунай… Не раз приходилось применять автомат против тех, кто пытался разрушить построенное, хотя там была хорошо налаженная охрана. Вернулся в родную Ерёмину Пётр в июне 1947 года. Женился. Перебрался в Абатское. Построил дом. Появились дети: Валентина, Владимир, Любовь и Тамара. Все они теперь уже пенсионеры и живут со своими семьями в Абатском.

До 1970 года Пётр Андреевич работал в комхозе. Прожил он всего 47 лет, оставив вдовой Марию Спиридоновну с горячо любимыми им детьми. Вот такую не совсем простую жизнь прожил этот человек. Таким небольшим оказался его жизненный путь. В памяти близких и знакомых остался человеком никогда не унывающим, готовым в любую минуту помочь соседям, товарищам по работе. Иногда он говорил: «Дитя живёт при матери, а солдат – при смерти». Так оно и в жизни бывает.