До основанья… А затем?

Шла Первая мировая вой­на. Русские солдаты сражались доблестно, но вот управление войсками оставляло желать лучшего. Летом 1915 года были сданы Варшава и Ковно, взорван оборонительный узел в Бресте, началась эвакуация русской Риги – германская армия приближалась к Западной Двине.

По-хозяйски

И только тогда Николай II решился взять на себя бремя Верховного главнокомандования русской армией, отстранив своего дядю Николая Николаевича, который на сём посту немало, выражаясь попросту, напортачил.
А племянник Николай Александрович… Он велел послать на фронт телеграмму «Ни шагу назад». При нём произошёл Свенцянский прорыв, в ходе которого германцы потерпели поражение и прекратили казавшееся неотвратимым наступление. Стороны вернулись к позиционной войне.

Россия, потерявшая с 1914 года более двух миллионов человек, провела осенью 1916-го новый призыв и поставила под ружьё 13 миллионов новобранцев. Взбодрилась и промышленность. Так что к весне 1917 года пополнившаяся русская армия была обеспечена боеприпасами и оружием лучше, чем в предыдущие военные годы. Но хоть Николай II во время всероссийской переписи 1897 года в графе «род занятий» и начертал «хозяин земли русской», придётся всё-таки признать – хозяином он был никудышным.

Это, конечно, личное мнение, не претендующее на истину в последней инстанции… Но как объяснить иначе, что человек, монарх, сконцентрировавший в руках всю власть в государстве, допустил такой развал!? Отчего не сумел он кнутом ли, пряником смирить разгулявшееся общество, как делали до него прежние Романовы? А уж последовавший вскоре акт отречения… Вы меня, господа, считающие Николая II светочем русской монархии, извините, но император (главнокомандующий!) НЕ ИМЕЛ ПРАВА отказаться от верховной власти в то время, когда страна (его страна!) вела кровопролитную войну.

Ну, пусть в любое другое время… Но только не во время мировой войны.

Февраль

Стало уже общим местом сравнивать хронологию тревожных дней России с записями в дневнике императора Николая. Но ведь действительно – поразительной беспечностью веет от этих коротких каждодневных заметок. Вот уж февраль 1917 года идёт, а брожения (да просто – смута) ведь гораздо раньше начались. Но вот февраль. А дневник полон такого:

«Погулял с Марией, пока другие ездили на лыжах, держась веревкой за сани…. Сделал хорошую прогулку с Татьяной… Обедали Лили Ден и Н. П. Сидели и собирали вместе puzzle… Послушали оркестр Гулеско. Румыны играли отлично. Разошлись в полночь… Опять играли румыны, и Лерский потешал нас до 12 час… В 6 час. был кинематограф — видели конец «Таинственной руки»…»

Конечно, император принимает членов правительства, дипломатов, отличившихся фронтовиков, но пишет об этом кратко и наравне с заметками о прогулках, чтении и посещении храмов.

А вот запись от 23 февраля 1917 года – целиком (Николай II в это время едет в ставку, в Могилёв): «Проснулся в Смоленске в 9½ час. Было холодно, ясно и ветрено. Читал всё свободное время франц. книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилёв в 3 ч. Был встречен ген. Алексее­вым и штабом. Провёл час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай».

А в Петрограде в этот день настоящий вихрь. Выступления, посвящённые Дню работницы (23 февраля по-нынешнему – 8 марта), переросли в агрессивные демонстрации. Начали вставать фабрики и заводы. 128 тысяч человек вышло на улицы Питера с лозунгами «Долой войну!» и «Долой самодержавие!». Казаки и полиция пробовали наводить порядок, но и среди этих верных сынов режима проявились к тому времени признаки революционного разложения. Так градоначальник Балк докладывал на срочном совещании военных и полицейских властей о том, что 1-й Донской казачий Ермака полк при разгоне демонстрантов был странно пассивен.

Но в дневнике и 24, и 25, и 26 февраля главными событиями значатся получение от имени бельгийского короля военного креста, визит в монастырь и прогулка по шоссе, вечерняя игра в домино – это 26 февраля… Да – в ставке об уличной войне, разгоревшейся в столице, узнали лишь спустя два дня… Узнал монарх! Узнал Верховный главнокомандующий!.. Кто же виноват в такой недооперативности? Тот, кто не вовремя доложил, или всё-таки хозяин земли русской?

И 27-го, наконец, запись с оттенком тревоги: «В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия!» Но тут же далее: «Был недолго у доклада. Днём сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная». И только после обеда: «Решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд».

А тем временем…

Конец февраля выдался боевой, со стрельбой, сабельными ударами, разрывами гранат и нанесением травм и увечий всеми известными человеку способами. Трупы на улицах Петрограда в эти дни уже никого не удивляли. 26 число отмечено бунтом 4-й роты запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка, открывшего огонь по полиции.

27 февраля (12 марта) можно считать началом настоящего вооружённого восстания (Николай в это время пишет о «нехороших известиях»).

«Учебка» Волынского полка (600 человек) поднята старшим фельдфебелем Тимофеем Кирпичниковым. Солдаты убивают своего командира штабс-капитана Лашкевича и вливаются в ряды бунтовщиков-рабочих. Вскоре с ними идут запасники Литовского и Преображенского полков, отдельный 6-й сапёрный батальон. Не дошедшие до фронта солдатики с упоением казнят своих офицеров, громят казармы жандармов, забивают до смерти попавшихся на пути полицейских… Захватывают, в конце-концов, Арсенал и раздают боевое оружие демонстрантам.

Народ, обезумевший от свободы, громит тюрьмы. «Кресты», Литовский замок, «Шпалерка» исторгают из мрачных недр своих всех, в том числе и уголовников… Горят полицейские участки, здание Окружного суда полыхает уже с обеда…Восставшие солдаты и рабочие занимают важнейшие пунк­ты города и правительственные здания (Таврический дворец, например, где заседала Дума).

К вечеру 400-тысячную армию пролетариев поддерживает уже не менее 60 тысяч солдат. Сугубо революционные акции, как и всегда в таких случаях, прекрасно сочетаются с патриотическими (дом министра Фредерикса сжигают как «немецкий», хотя Владимир Борисович был стопроцентным шведом) и таинственными. К последним отнесём поспешный налёт на Петроградское охранное отделение и уничтожение его архивов – тайные осведомители охранки из числа революционеров сработали чётко.

Государственная Дума, распущенная императором, и в то же время заблокированная в Таврическом революционной толпой, избирает Временный комитет. К ночи этот самопровозглашённый орган заявляет о том, что берёт власть в свои руки.

И ещё одна новая сила – ЦК РСДРП – выпускает манифест о создании Временного революционного правительства, призывая к введению в России демократической республики и немедленному прекращению войны… Другие партии тоже суетятся что есть мочи.

События в столице развивались с головокружительной быстротой. Самое основание могущественной империи прорезывалось ветвистой трещиной, и направление разлома предугадать не мог уже никто. Вооружённое восстание начало распространяться за пределы Петрограда. Солдаты Первого пулемётного полка (опять-таки запасники) убивают офицеров и идут из Ораниенбаума к столице… Другие части поспешно присоединяются к ним. В Таврическом дворце хозяйничает Исполком Петроградского совета рабочих депутатов с эсерами и меньшевиками во главе.

Николай II сообщает своему обложенному со всех сторон правительству, что с фронта отправлена карательная экспедиция генерала Иванова, но в Мариинский дворец уже врывается вооружённая толпа, и зачинщики арестовывают председателя Госсовета Щегловитова.

Из знаковых событий последую­щих дней – захват Петропавловской крепости и Адмиралтейства. Арест министра внутренних дел Протопопова, генералов Хабалова, Беляева, Балка и др., взятие под контроль железных дорог, провал экспедиции генерала Иванова, восстание в Кронштадте.

И март…

Монарх, ежеминутно теряющий власть, едет из Могилёва в Царское Село, где находится его супруга… Из дневника Николая II:

«1-го марта. Среда. Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, Данилов и Саввич обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»

Император взывал к Господу, а ведь восстание 160-тысячного столичного гарнизона, пусть и при участии 400 тысяч бунтующих горожан, ещё можно было подавить. Пусть и ценой большой крови, но Николай II, командующий многомиллионной армией, как хозяин земли русской, просто обязан был двинуть на Питер войска и пресечь смуту.

И так ведь остался в глазах прогрессивных историков под прозванием «кровавый», так что уж терять… Потеряно в результате было всё (и не только Романовыми).

Но государь нерешителен, и сие состояние постепенно передаётся генералитету победоносной русской армии. По фронтовым ставкам и штабам флотов предательскими ласточками порхают телеграммы, в которых наспех оговаривается возможность отречения Николая II… И если уж армия начинает сомневаться – дело можно считать проигранным.

Император (пока он ещё император) сидит в Пскове… Делегаты всех сословий снуют туда-сюда… Столица внешне успокоилась, но кое-где постреливают, в отдельных воинских подразделениях рвут на части офицеров, на площадях по-прежнему шумят агитаторы от различных партий.

2 (15) марта в 14.00 в адрес Николая II поступают телеграммы командующих фронтами и флотами – все они высказываются за отречение. Промолчал только командую­щий Черноморским флотом адмирал Колчак. «2-го марта. Четверг. Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц-дем партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!»

«Я согласился», – пишет Николай II… «Так вот просто… Я согласился. Словно бы ему предложили чашечку кофе заменить стаканом чая – и он согласился».

Он, конечно, не на землю бросил Корону Российской Империи, а отрёкся сначала в пользу сына, цесаревича Алексея, при регентстве младшего своего брата великого князя Михаила Александровича. Потом спешно передумал и отрёкся уже за сына – пусть, де, брат Миша правит (подразумевалось, пусть и революцию давит, и войну заканчивает – тоже ещё подарочек).

И Михаил отказывается! 3 (16) марта он призывает граждан России подчиниться Временному правительству. На следующий день газеты всей России публикуют Манифесты «об отречении Николая II» и «об отречении Михаила Александровича».

Эпоха царствования Дома Романовых закончилась.

Дмитрий КАРАСИЕР