1990-е годы представляют: Вагит Алекперов

Вагит Алекперов, «Нефть России»

Во главе каждой отрасли нужен локомотив

Таким стал первый в России нефтяной концерн

Как известно, в советское время нефтяная промышленность в стране была раздроблена между ведомствами нефтедобычи, нефтепереработки и нефтепродуктообеспечения. При определённых преимуществах единого руководства отрасль страдала от монополизма и администрирования, слабой технологической связи последовательных звеньев добычи сырой нефти, её переработки и сбыта нефтепродуктов. Между тем мировая нефтепромышленность развивалась другим путём, путём создания вертикально интегрированных компаний (акционерных или государственных).

На переломе 1980-1990-х годов мы склонны были идти по пути создания холдинга, ассоциации добывающих объединений. Про вертикальную интеграцию ещё не думали. Была тогда такая мода - переименовывать министерства в концерны и корпорации, ничего не меняя в производственных отношениях.

И всё же нам в 1991 году удалось почти невозможное - создать первый в России нефтяной вертикально интегрированный концерн ЛУКОЙЛ с включением в него группы нефтедобывающих (Лангепас - Урай - Когалым) и нефтеперерабатывающих (Пермь - Волгоград - Башкортостан - Мажейкяй) предприятий. Сбыт пока оставался отделённым республиканскими ведомствами нефтепродуктообеспечения. И всё же это уже был первый шаг в правильном направлении, заложивший основу всей нашей дальнейшей работы. Именно поэтому в 2001 году мы отмечаем 10-летний юбилей нефтяной компании ЛУКОЙЛ.

Уметь совмещать интересы**

В 1992 году мы в ЛУКОЙЛе начали готовить проект знаменитого президентского указа №403 (о приватизации в нефтяной промышленности) - больше-то никого не было (ЮКОС и «Сургутнефтегаз» появились позже). Тогда мы уже близко подошли к идее реорганизации нефтяного комплекса России на основе создания полноценных (добыча - переработка - сбыт) нефтяных компаний.

В это время я объехал и British Petroleum, и Shevron, и AGIP, изучил, как у них всё организовано. И появилось понимание: нужна полная вертикальная интеграция. Именно тогда была заложена очень правильная структура нефтяной промышленности - независимые вертикально интегрированные компании (ВИНК) и принадлежащая государству труба, по которой каждый производитель имеет право доставить свою нефть из пункта А в пункт Б. Мы считали и не ошиблись, что наши нефтяные компании имеют хорошие запасы, очень большой потенциал и после завершения процесса их формирования в России начнётся рост нефтедобычи (он наступил в ЛУКОЙЛе раньше, в других компаниях - позже, но с 1999 года - у всех).

С формированием ВИНК первый этап развития в нефтяной промышленности завершился, но можно констатировать, что процесс продолжается: в России не сформировались ещё транснациональные корпорации. К тому же нефтяная промышленность осталась раздробленной. А механизмы укрупнения компаний у нас несовершенны. Они препятствуют поглощениям и слияниям, характерным для всего мира. Это не специфика «нефтянки» - во главе каждой отрасли должны сформироваться локомотивы - предприятия, на которые равняются. Взять хотя бы автомобильную отрасль: только в Москве два завода, завод в Нижнем Новгороде, потом все эти ЛиАЗы, КамАЗы... Представляете, сколько получается. И нет лидера, который бы тянул весь поезд. Локомотив для любой отрасли нужен, как в Америке «Форд» был в своё время. И государство, конечно, должно поощрять образование таких лидеров. Это нужно и бизнесу, и государству.

Надо уметь совмещать глобальные, национальные и корпоративные интересы.

Не думаю, что государство хочет, чтобы российские нефтяные компании ушли с мирового рынка. Но как только нас ограничили в экспорте нефти — этим воспользовались арабские страны, захватив освободившуюся нишу. Нас ограничивают в экспорте нефтепродуктов - наше место также займут другие. Нужно реализовать более гибкую схему сочетания внутренних и экспортных интересов. Необходимо разобраться: если на Дальний Восток выгоднее завозить по импорту - надо импортировать, если в Европу лучше экспортировать - надо экспортировать. Конечно, страна должна быть обеспечена топливом, но это лучше сделать за счёт увеличения добычи нефти, а не сокращения экспорта.

Монетаристы разрушали экономику

В неразберихе на рубеже веков многие были готовы отречься от всех завоеваний 1990-х годов, достигнутых с большим трудом и огромными жертвами. Под влиянием разразившегося финансового кризиса и ещё больше мрачных прогнозов оппозиции и экзальтированных экономистов нас склоняли вернуться к отжившей административно-командной системе или тянули к крайностям монетаризма. Реальный сектор экономики России и его ядро - промышленность - находились в жёстком и углубляющемся кризисе с начала 1990-х годов. В 1997 году появились первые надежды на рост производства, но они резко оборвались мировым кризисом, а затем и российскими финансовым и правительственным кризисами.

Чтобы окончательно преодолеть кризис (экономика в 2001 году всё ещё не вышла на уровень 1997 года), необходимо ещё раз разобраться в его причинах. Главная из них состоит в ошибочности действовавшей экономической политики, основанной на либерально-монетаристской модели построения рыночного хозяйства. В ней оказалось слишком мало рационального государственного регулирования. Поэтому основные процессы реформирования - формирование рынков денег, товаров, рабочей силы, приватизация и другие - получились искажёнными. Вернейшее этому доказательство - тот факт, что до 1999 года реальная экономика оказалась аутсайдером рыночных процессов.

Чтобы констатировать, что ограничение денежной массы было чрезмерным, не нужны никакие расчёты. Достаточно было видеть преобладание неработающих и плохо работающих предприятий и чудовищный спад производства. При таком положении никакие драконовские меры по сбору налогов не только ничего не давали, но и, наоборот, убивали оставшуюся жизнеспособной часть реальной экономики.

Именно ошибочная экономическая политика привела к раздельному существованию финансового сектора и реальной экономики, в первом преобладала спекулятивная игра с доходностью в сотни процентов, а вторая задыхалась, лишённая денежных ресурсов.

Некоторой отдушиной для нефтяной промышленности было заимствование средств на международном рынке, но и эта возможность была грубо сорвана дефолтом 17 августа 1998 года и общим финансовым кризисом – при том, что сам финансовый кризис стал следствием ошибочной экономической политики.

Помимо пагубного увлечения монетаристскими методами причиной кризиса реальной экономики в России стала и слабость власти, которая сплошь и рядом ограничивалась запоздалыми полумерами. Ярчайший пример - явное запоздание девальвации рубля, усугубившее его падение. Нефтяники, как и многие другие промышленники, на протяжении всего предкризисного периода говорили о необходимости приведения рубля в реальное соответствие инфляции, золотовалютным запасам страны, уровню конкурентоспособности. Девальвация, будь она проведена в мае-июне 1998 года, когда запасы Центробанка вдвое превышали августовские, вместе с реструктуризацией ГКО были способны предотвратить кризис. Вместо этого власть проявила негибкость и упорно держалась умозрительных монетаристских догматов, разрушавших реальную экономику.

Огромное значение имеет ставшая историей налоговая политика 1990-х годов, когда налоги препятствовали не только расширенному, но и простому воспроизводству.

В результате, например, в нефтяной сфере ещё до понижения цен на нефть в 1998 году налоговая нагрузка достигла половины выручки, в то время как в западных компаниях она составляла 28-30%. Отношение налогов к затратам для западной нефтяной компании - примерно 65%, для российской компании - 125%. При этом основной упор в западном налогообложении промышленности делается на прибыль, в России - на налоги с оборота в условиях снизившихся цен. Бурение новых скважин в Российской Федерации при существовавшей системе налогообложения было экономически неэффективным. Из-за налогов оптовые цены на нефтепродукты были в 1,5-2 раза выше, чем в Европе, при том, что внутренние цены на нефть всё ещё существенно ниже мировых.

Начавшееся с четвёртого квартала 1998 года снижение цен на нефть привело к фантастическому положению: при отсутствии прибыли и даже убыточности налоги фактически не снизились, перекрыв все пути финансирования производства. Обещания снизить налог на прибыль не изменили ситуацию: прибыль отсутствовала или была крайне мала.

Срочно требовалось снизить все виды налогов с оборота. Нужно ли было вообще сохранять в кризисном реальном секторе экономики налог на добавленную стоимость? Не лучше ли было перейти на налоги с продаж, как это уже сделали ведущие западные страны?

Короткий исторический опыт новой России показал, что системную переориентацию основных инструментов государственного регулирования необходимо сочетать с реализацией чётко очерченной структурной промышленной политики с поддержкой реального бизнеса. В 1998 году мы оказались предоставленными самим себе, но накопили собственный корпоративный антикризисный опыт.

Свои действия мы начали, не дожидаясь дефолта, а звонок прозвенел в январе-феврале 1998 года. Пришлось немедленно приступить к реорганизации компании с жёстким контролем издержек. Цена на нефть начала падать. Мы мгновенно сделали анализ и спрогнозировали, что она не будет расти еще долго (минимум год), и сразу стали принимать соответствующие меры. В итоге нам удалось сократить себестоимость добычи нефти на 17-18%, что дало компании возможность уже в 1999 году получить необходимую наличность для того, чтобы рассчитаться по своим долгам и своевременно платить зарплату при сокращении объёмов производства. Ясно было, что после дефолта мы долго не получим внешних заимствований. Мы все - здравые люди, и понимаем, что после такого потрясения у Запада не скоро вернётся доверие к России. Значит, будем иметь меньше кредитов, и надо опираться на собственные силы.

На наш взгляд, нужно сделать всё, чтобы кризис 1998 года стал стимулом развития новых здоровых тенденций. Для этого важно осознать, что он носил не финансовый, а финансово-экономический характер. Этот кризис возник в условиях слабой экономики, а слабой её сделала монетаристская и фискальная политика государства, отрезавшая реальную экономику от финансовых ресурсов. Поэтому главная антикризисная задача - это новая экономическая политика, направленная на активное создание условий развития реального сектора экономики как единственно прочной основы благосостояния общества. Эта политика должна одновременно стимулировать рост производства и платежеспособного спроса.

Не торопитесь выдоить корову

Важно переориентировать финансовый сектор на обслуживание производства, преодолев спекулятивный синдром. Работать с реальной экономикой, реальным бизнесом - вот столбовая дорога для российского и иностранного банковского и другого инвестиционного капитала.

Но далеко не всё отработано в государственном механизме регулирования ТЭК. Здесь нужны самые серьёзные реформы. Начну с примеров, с самого острого - с налогового бремени. Уже сделано немало заявлений о его снижении как условии экономического роста. А что на деле?

Я не знаю нефтяника, который не думает о завтрашнем дне, хотя нас постоянно обвиняют в истощении запасов нефти. Все мы прекрасно понимаем - в основном-то профессионалы работают, что без восполнения запасов невозможно черпать бесконечно - будет естественное падение добычи нефти. Просто 1998-й и первая половина 1999 года были разорительными для российской «нефтянки». Все нефтедобывающие страны ввели льготы для нефтекомпаний, только Россия этого не сделала. Конечно, мы взяли много денег в долг для пополнения оборота. И, разумеется, нам нужно отвлекать средства, чтобы платить по своим долгам. Поэтому сегодня стоит главная задача: нарастить объём добычи нефти. Раньше нефтяники не то что не хотели — не могли этого сделать при цене нефти 8 долларов за баррель и притом, что больше половины налогов - с оборота, не зависящие от ценообразования на рынке, от прибыли... Акцизы, НДС, экспортные пошлины - всё же с оборота берётся. Поэтому мы и сегодня говорим: да не торопитесь полностью выдоить корову. Дайте сена поесть, мы же вернём гораздо больше.