В суровые дни испытаний, как выжили, нам не понять…

Я хочу поделиться воспоминаниями из рассказов о днях блокады своей мамы Удрас Нины Васильевны и её мамы, моей бабушки Кировой Веры Семёновны, прожитых ими с сентября 1941 по май 1942 года в г. Ленинграде. Они жили в Невском районе города в Мурзинке, в своём большом двухэтажном доме, который построили ещё родители бабушки. В этом доме жили три семьи родственников. Когда началась Великая Отечественная война, маме было 19 лет, она была замужем и только поступила ученицей-чертёжницей на завод «Большевик». Её сестре Дине было 15 лет, она училась в ФЗУ. На этом же заводе, на станках работала и бабушка. Мужа и отца не было, он умер в 1936 году.

В первые дни войны по улицам гнали скот, шли беженцы, солдаты. Мама спрашивала: «Куда вы? Почему уходите?». Солдаты отвечали: «Успокойся, девушка, мы обязательно вернёмся!». Но мама тогда и представить себе не могла, что ожидало их, какие испытания пройти им всем суждено, и какие усилия нужно будет прилагать, чтобы выжить в ту суровую зиму.

Фашисты сбрасывали бомбы на важные объекты: серьёзно повредили водопроводную станцию, сгорели бадаевские продовольственные склады. Бабушка получала 150 граммов хлеба в день, а мама с сестрой -- по 125 граммов. В декабре паёк хлеба увеличили на 75 граммов.

Как-то мама получила в булочной этот кусочек хлеба, но какой-то мужчина вырвал его из рук мамы и тут же проглотил. Стоит и смотрит на неё, а сам плачет и просит прощения. Люди из очереди стали его стыдить, и он со словами: «Прости-прости» вышел из булочной. Наверное, он и сам от себя не ожидал такого омерзительного поступка. Случилась и такая беда, у бабушки украли или сама потеряла все продовольственные карточки, которые потом с большим трудом удалось восстановить.

Ленинградцы варили и ели столярный клей, но от него многие умирали. В городе были съедены все собаки и кошки. Каждый день на улице можно было видеть труппы. Люди умирали на ходу, замерзали семьями. Не работал городской транспорт, не было воды. Пытались растапиливать снег на буржуйке, но он был почему-то с сильным запахом керосина, приходилось ходить за водой на речку Славянка. Бесконечный холод в теле, дома, на работе, на улице. Зима была суровой.

Стали умирать и родственники: девятилетняя Наденька, дочь маминой сестры, две тётушки мамы…Маме с сестрой приходилось дежурить на чердаках и крышах домов, гасили зажигательные бомбы и возникшие пожары. Работали на строительстве оборонительных сооружений, где попадали под обстрел немцев.

На заводе круглосуточно шла работа по изготовлению танков, производили снаряды и мины. Бабушка работала на долбёжном станке. Была принята в состав санитарной команды завода, подбирала раненых. Однажды попала под налёт немецкой дальнобойной артиллерии, когда шла с работы. Снаряды полетели прямо в толпу, бабушка получила тяжёлое ранение, ей оторвало левую руку. Она лежала в трёх госпиталях, из её тела извлекли очень много осколков: ими была полностью изранена вся левая сторона тела, раздроблено колено, один осколок чуть не затронул сердце. Только благодаря крепкому от природы здоровью, она сумела выжить. У бабушки болела эта оторванная рука, мы делали ей компрессы, натирали мазями, жалели и переживали за неё. С двумя осколками она так и прожила. Бабушка по жизни была сильная духом и волевая, с юмором женщина.

В городе в те трагические дни не было паники, на которую так надеялись немцы. Они сбрасывали листовки, агитируя переходить на их сторону. На город немцы сбрасывали бомбы и мины замедленного действия, одна такая многотонная бомба упала во двор, где проживала семья Кировых. Взрыватель не сработал: не сразу и не потом, она ушла глубоко в землю. В результате от удара этой бомбы в доме из окон вылетели стёкла, а сам дом выстоял, его только перекосило, сделан он был из толстых сосновых брёвен, а вот крышу снесло. Приходили военные, посмотрели и успокоили семью, что она не опасна. Сначала они боялись и ждали, что она взорвётся, но потом привыкли к ней настолько, что стали ей говорить: «Здравствуй, соседка!».

Город готовился к уличным боям. Детей, стариков, больных и инвалидов эвакуировали в тыл, среди них была бабушка, мама, Дина и племянник Костя. С мая начался третий период эвакуации через «дорогу жизни» по Ладожскому озеру. Людей разместили на три баржи, которые тащили катера, Кировы были на второй. Немного погодя налетел немецкий бомбардировщик и стал бомбить эти баржи. Разнесло первую, затем третью. Бабушка взяла в руку икону Казанской Божьей Матери, подняла её к небу и закричала: «Господи, спаси и сохрани!», читала и читала молитвы. Вдруг из облаков показались наши истребители, и немецкий самолёт был уничтожен.

Потом всех людей погрузили в эшелон и повезли кого куда. Маму направили в Башкирию, но они решили, что поедут дальше, как можно дальше от войны. У них не было родни, и ехали они, как говорят: куда глаза глядят. С собой было три мешка с вещами, на станциях эти вещи меняли на еду. Бабушка строго следила за тем, чтобы никто не переел, сама выдавала каждому норму. Чтобы не украли мешки с вещами, они спали на них, но всё же все три мешка кто-то порезал бритвой, и из них многое вытащили. Потом остальные вещи уместились в один небольшой мешок.

Сошли в городе Ишиме, с эвакопункта их отправили в Викуловский район, до которого они добирались почти неделю. А из Викулово на телеге повезли в деревню Борки и определили жить к Кузьме Жарикову. В деревне им всё понравилось: и природа, и люди. Им помогали: кто нёс одежду, кто картошку, кто крынку молока. Сами предлагали свою помощь, не отказывались ни от какой работы. Стали потихоньку отходить от всех ужасов блокады.

Что осталось от вещей, меняли на продукты. Кто-то донёс в милицию, что приехали спекулянты и торгуют вещами. Из Викулово приехал молоденький милиционер с ружьём, составил опись, и потом эту «Питерскую бабушку», как она себя называла, у которой не было руки, хромую, вместе с имуществом арестовали под ружьём, пешком 5 километров, доставили в Викулово. Закрыли в какой-то каморке, там было полено, она положила его под голову и спокойно уснула. Утром появилось начальство, разобрались во всём, у бабушки попросили прощения, посадили на телегу и уже с почётом повезли обратно в Борки. Когда она рассказывала эту историю, то без смеха слушать было невозможно.

Мама устроилась избачом в селе Калинино. Там познакомилась с папой Удрас Александром Августовичем, который был по инвалидности демобилизован с фронта, они поженились. После войны бабушка и Дина вернулись в Ленинград. Дом уже давно разобрали на дрова, им дали коммунальную квартиру рядом с Невским проспектом. Мама тоже хотела вернуться в Ленинград, но папа не захотел уезжать, а переехали жить в Викулово. Родились два сына и две дочери. Так мама стала сельской жительницей. Бабушка вернулась из Ленинграда помогать маме. В милом родном городе мама и бабушка старались бывать как можно чаще, и я побывала с мамой и бабушкой в этом красивом городе, который я тоже считаю своим любимым и родным.

Мамы не стало в 1984 году, хоронили 27 января, в тот год и день, когда исполнилось 40 лет со дня снятия блокады. Ей было 62 года, похоронена в селе Викулово, где она прожила большую часть своей жизни. В этом же году не стало и бабушки, ей было 92 года, похоронена она в своём родном Питере.

с. Ситниково, Омутинский район

На снимках: Н.В. Кирова в довоенные годы; В.С. Кирова с семьёй дочери Нины

Фото из архива прислал автор