Медиакарта
21:10 | 23 декабря 2024
Портал СМИ Тюменской области

Благодаря силе воли и мужеству - выжили

Благодаря силе воли и мужеству - выжили
16:25 | 25 января 2014

Я хочу поделиться воспоминаниями из рассказов моей мамы Нины Васильевны Удрас и ее мамы, моей бабушки Веры Семеновны Кировой о днях блокады, прожитых с сентября 1941 года по май 1942 года в городе Ленинграде. Они жили в Невском районе в Мурзинке, в большом двухэтажном доме, который построили еще родители бабушки.

Когда началась Великая Отечественная война, мама в свои 19 лет была замужем, только поступила ученицей-чертежницей на завод «Большевик». Сестре Дине исполнилось 15 лет, она училась в ФЗУ. На этом же заводе на станках работала и бабушка. Отца у мамы не было, он умер в 1936 году.

В первые дни войны по улицам гнали скот, шли беженцы, солдаты. Мама спрашивала: «Куда вы? Почему уходите?». Солдаты отвечали: «Успокойся, девушка, мы обязательно вернемся!».

Но мама тогда и представить себе не могла, что ожидало их, какие испытания всем суждены и какие усилия нужно будет прилагать, чтобы выжить в ту суровую зиму.

Фашисты бомбили по важным объектам. Серьезно повредили водопроводную станцию. Сгорели бадаевские продовольственные склады, склады с мукой, в воздухе стоял запах горелого хлеба. И это тогда, когда бабушка получала 150 граммов хлеба в день, а мама с сестрой по 125 граммов. Чего только не было в нем намешано.

Как-то мама получила в булочной этот кусочек, но какой-то мужчина вырвал его из ее рук и тут же проглотил. Стоит, смотрит на нее, а сам плачет и просит прощения. Люди из очереди стали его стыдить, со словами «прости-прости» он вышел из булочной. Наверное, сам от себя не ожидал омерзительного поступка. Случилась и такая беда: у бабушки украли или сама потеряла все продовольственные карточки.

Варили и ели столярный клей, но от него умирали. В городе были съедены все собаки и кошки. Не обошлось и без людоедства. Солдаты обходили квартиры для выявления каннибализма. За это судили, расстрелять могли и без суда. Были шпионы, провокаторы, предатели, мародеры, которые успевали выносить из пустых квартир все то, что для них казалось ценным.

Каждый день на улице можно было видеть трупы. Люди умирали на ходу, замерзали семьями. Не работал городской транспорт, не было воды. Пытались топить снег на буржуйке, но он почему-то сильно пах керосином, приходилось ходить за водой на речку Славянка. Бесконечный холод в теле, дома, на работе, на улице.

Стали умирать родственники. Девятилетняя Наденька, дочь маминой сестры, просила ее: «Тетя Нина, когда кончится война, ты купишь мне хлеба с дом?». Потом она слегла, перестала двигаться и умерла. Две тетушки мамы расставили на столе столовый и чайный сервизы и, сидя за ними, умерли. В кладовой лежали семь мертвых человек. Сначала бабушка ходила туда. Смотрела, гладила их, разговаривала с ними. Весной, когда приехали солдаты забирать трупы, оказалось, что крысы объели им полностью лица.

Мама с сестрой дежурили на чердаках и крышах домов, гасили зажигательные бомбы и возникшие пожары.

Работали на строительстве оборонительных сооружений, где попадали под обстрел немцев.

На поездах вывозили раненых, стариков, детские дома. На вагоны были нанесены красные кресты, но фашисты все равно их бомбили. Бабушке приходилось участвовать в разборке разбитых вагонов этих поездов, собирать раненых и убитых. Она говорила, что не дай Бог этот ужас увидеть кому-либо из нас.

На заводе круглосуточно шла работа по изготовлению танков, производили снаряды и мины. Бабушка работала на долбежном станке. Была принята в состав санитарной команды завода, подбирала раненых. Однажды был налет вражеских самолетов, потом объявили отбой тревоги. Люди со смены стали выходить с заводской территории, немецкая дальнобойная артиллерия тут же открыла огонь. Снаряды полетели прямо в толпу. Бабушка получила тяжелое ранение. Когда она очнулась и хотела подняться, то не смогла. Увидела, что вся в крови, и удивилась, куда делась по самое плечо левая рука? Рот был забит землей и выбитыми зубами, волосы на голове свалялись в плотный комок, так как ее еще отбросило взрывной волной. Лежало много людей, кто убит, кто ранен. Вокруг крики, стоны, у кого-то нет рук, ног, головы, кто-то ползет, а за ним тянутся кишки. Была страшная картина. Бабушка лежала в трех госпиталях. Из ее тела извлекли множество осколков, ими была полностью изранена вся левая сторона тела, раздроблено колено, один осколок чуть не затронул сердце. По выдержке врачи ставили ее в пример раненым мужчинам. Только благодаря крепкому от природы здоровью она сумела выжить. У бабушки болела эта оторванная рука, она нам могла сказать, какой болит палец у руки, а ладонь как будто ковыряют ножом (фантомные боли). Мы делали ей компрессы, натирали мазями, жалели и переживали за нее. С двумя осколками она так и прожила. Бабушка по жизни была сильная духом, волевая и с юмором.

Люди страдали от того, что ничем не могут помочь друг другу. Мама говорила, они уже не плакали - разучились, собирали все силы, волю, шли на работу, к людям.

В городе не было паники, на которую так надеялись немцы. Сбрасывая листовки, они агитировали переходить на их сторону. В первые дни жители очень боялись бомбежек, потом настолько привыкли к ним, что забывали об осторожности. На город немцы сбрасывали бомбы и мины замедленного действия. Такая бомба упала к бабушке во двор, взрыватель не сработал, она ушла глубоко в землю. Приходили военные, посмотрели и успокоили их, что она не опасная. Сначала боялись и ждали, что она взорвется, потом привыкли к ней настолько, что стали ей говорить: «Здравствуй, соседка!». В результате от удара этой бомбы в доме вылетели стекла. Сам дом выстоял, его только перекосило, а вот крышу снесло. Когда мама и остальные вышли на улицу и увидели это, поразились, что каким-то чудом остались живы. От упавшей крыши было много щепок, досок, все обрадовались, что теперь будет чем топить буржуйку.

Вот так с заделанными чем попало окнами, без крыши, в перекошенном доме и с соседкой-бомбой во дворе они выживали в голодную, суровую зиму.

Мама была беременная, муж ее оставил. Она наколола проволокой ногу, не обратила на это внимания, ранку натерла валенком, нога стала опухать, появилась температура. Мама шла домой, когда у нее начались предродовые схватки, она потеряла сознание, хорошо, случилось это недалеко от военного госпиталя. Когда очнулась, то от боли стала кричать, подняться не смогла, тогда на четвереньках поползла к госпиталю, пришла в сознание уже там. Мама родила мальчика Володю. На ноге немедленно сделали операцию, дело шло уже к гангрене. Дома ее потеряли, так как не было два дня. Потом из госпиталя пришла женщина, рассказала все и велела забрать ребенка. Мама была в плохом состоянии. Дина забрала его, положила в коробку, которая стояла на теплой буржуйке. Он не плакал и почти не шевелился. Судьба малыша была известна, прожил он всего около трех дней.

Люди с нетерпением ждали весны, солнца, но боялись вспышки эпидемий. Стали собирать трупы, пришли в дом и к маме с бабушкой, записали все данные о мертвых и увезли. Их возраст: 9, 16, 17, 19, 20, 46, 50 лет, место захоронения не известно.

Город готовился к уличным боям. Детей, стариков, больных и инвалидов эвакуировали в тыл, среди них были бабушка, мама, Дина и племянник Костя. С мая начался третий период эвакуации через дорогу жизни по Ладожскому озеру. Людей разместили на три баржи, которые тащили катера, они были на второй. Немного погодя налетел немецкий бомбардировщик и стал бомбить эти баржи. Разнесло первую, затем третью. Бабушка взяла в руку икону Казанской Божьей Матери, подняла ее к небу и закричала: «Господи, спаси и сохрани!». Она читала и читала молитвы. Вдруг из облаков показались наши истребители, в это время немецкий самолет заходил уже на третий круг, увидел их, стал улетать, бросая остальные бомбы куда попало, но он был уничтожен. Люди на барже были в шоке, долго молчали, потом стали плакать, обниматься, подходили к бабушке, обнимали ее. С разбитых барж в воде не было видно людей, все ушли на дно, вода была еще ледяная и забрала всех сразу.

После эвакуированных погрузили в эшелон и повезли кого куда. Местом эвакуации мамы была Башкирия, но они решили, что поедут как можно дальше от войны. У них не было родни, ехали, как говорят, куда глаза глядят. С собой было три мешка с вещами, на станциях эти вещи меняли на еду. Бабушка строго следила за тем, чтобы никто не переел, сама выдавала каждому его норму. После такого голода съесть лишнее равносильно самоубийству. В эшелоне от этого многие умирали. Так случилось и с Костей. Остановка была в городе Свердловске. Он с Диной вышел на перрон погулять, она не видела, что какая-то женщина из жалости дала ему горсть зерна пшеницы, он все съел, после чего умер. Война и здесь достала. Вот тут-то они и выплакали все слезы, которые накопились за все пережитое время.

Чтобы не украли мешки с вещами, они спали на них, но все же кто-то порезал мешки бритвой, многое вытащили.

Сошли в городе Ишиме, пришли в эвакопункт, их отправили в Викуловский район, до которого они добирались почти неделю. Расстояние от Ишима до Викулово 120 километров. А из Викулово на телеге повезли в деревню Борки и сказали, что жить будут у Кузьмы Жарикова. Бабушка с Диной сидели на телеге, а мама шла пешком. Тогда она впервые в жизни увидела закат, как садится солнышко. Оно было большое и красное, в городе она никогда не видела такого. Сначала мама испугалась, что неужели и здесь уже война и тоже горит? Всем понравилась и природа, и люди, им помогали: кто нес одежду, кто картошку, кто крынку молока.

Что осталось от вещей, меняли на продукты. Кто-то донес в милицию, что приехали спекулянты. На телеге из Викулово, маленького роста, с ружьем, приехал молоденький милиционер. Составил опись вещей вплоть до: две катушки белых ниток, одна большая катушка черных, пять иголок, бидон и прочее. И вот эту питерскую бабушку, так она себя называла, у которой не было руки, хромую, под ружьем, пешком пять километров, вместе с имуществом арестовали и доставили в Викулово. Бабушка была с хорошим юмором. Шла и песни пела, а милиционеру говорит: «Мальчик, тебе так тяжело нести ружье, положи его на телегу или сам садись. Мне жалко смотреть на тебя!». Закрыли бабушку в какой-то коморке, там было полено, она положила его под голову и уснула. Утром появилось начальство, разобрались во всем, у бабушки попросили прощения, посадили на телегу и уже с почетом повезли обратно в Борки. Когда она рассказывала эту историю, то без смеха слушать ее было невозможно.

Мама устроилась избачом в селе Калинино. Там познакомилась с папой - Александром Августовичем Удрасом, который по инвалидности был демобилизован с фронта. Они поженились. После войны бабушка и Дина вернулись в Ленинград. Дом уже давно разобрали на дрова, бомбу убрали. Им дали коммунальную квартиру рядом с Невским проспектом. Мама тоже хотела вернуться в Ленинград, но папа не захотел уезжать. Они переехали жить в Викулово, развели хозяйство, мама всему научилась. Родились два сына и две дочери. Так мама стала сельской жительницей. Бабушка вернулась из Ленинграда помогать ей. Мама всегда очень боялась грозы, не знала, куда бы спрятаться. Ей казалось, что началась бомбежка. Она не любила и не ходила на фильмы про войну. Как-то перед фильмом показали документальный фильм про блокаду Ленинграда, папа привел ее домой полуживую, после чего она даже заболела.

В милый, родной город мама и бабушка старались ездить как можно чаще. Потому что здесь родились, провели свои детство и юность, а главное - пережили тяжелые дни войны. Я была с мамой и с бабушкой в этом красивом городе, который тоже считаю своим любимым и родным.

Мама запомнилась интеллигентной, доброй, со спокойным голосом. Ее не стало в 1984 году, хоронили 27 января, в тот год и день, когда исполнилось 40 лет со дня снятия блокады. Ей было 62 года, похоронена в селе Викулово, в Сибири, где прожила большую часть своей жизни. В этом же году не стало и бабушки, она умерла в 92 года, похоронена в своем родном Питере.

Фото из семейного альбома

Автор: Л. Пинигина (Удрас), с.Ситниково