Слышать красоту

Антон Шароев. Просвещение и культура: фактор личности

Сезон открывался премьерой «Страстей по Матфею» митрополита Илариона (Алфеева): 23 сентября 2012 года в зале имени Юрия Гуляева на 1200 мест был аншлаг. Едва отзвучали последние аккорды этого прекрасного, невероятно сложного по музыкальному языку и композиции произведения, как воодушевлённая публика, поднявшись в едином порыве с мест, устроила пятнадцатиминутную овацию главному виновнику триумфа тюменских музыкантов - дирижёру Антону Шароеву. Он стоял на сцене, улыбался, церемонно раскланивался, выводил солистов, опять раскланивался, легкий, почти бестелесный, как платоновские цикады, имевшие дар насыщаться музыкой.…

Окинув рукоплещущий зал пронзительным взглядом, подумал о том, что наверняка здесь есть выросшие вместе с его оркестром школьники, которые в сезон 1998-1999 годов на первые концерты «Камераты Сибири» приходили с запасом поп-корна и напитками, громко обменивались впечатлениями, смеялись, не слыша музыки. А он, маэстро Шароев, не стеснялся наряжаться в парики и камзолы, кружиться на сцене в вальсе, завлекать публику классическими хитами, которыми сигналили мобильники, лишь бы, что называется, не мытьём, так катаньем внедрить в умы и сердца тюменцев бессмертные музыкальные творения. Что ж, и сухая ветвь в пустыне способна принести плод, если за ней терпеливо ухаживать. Да, не прошло и пятнадцати лет, как чудо свершилось: два часа без перерыва зал благоговейно внимал «Страстям», не нуждаясь в «видеоряде» и всяких дирижёрских антраша, за что он был особенно благодарен тюменцам - ведь к этому произведению он, казалось, шёл всю жизнь.…

Встреча скрипача и пианиста

Четверть века Антон Шароев связан с Тюменью. Его отношения с городом, который он теперь называет малой родиной, складывались непросто, порой драматично.

Всё началось в 1987 году, когда начинающий художественный руководитель Тюменской филармонии Михаил Бирман затеял «Алябьевскую музыкальную осень» – фестиваль по случаю 200-летия со дня рождения нашего земляка композитора А.Алябьева.

На открытие был приглашён Московский оркестр камерной музыки под управлением заслуженного деятеля искусств Украины Антона Шароева, который выступал ещё и как солист. Рука маэстро оказалась лёгкой: фестиваль со временем превратился в ежегодный музыкальный форум с обширной географией участников, богатейшей стилевой и жанровой палитрой. Но, что более важно, состоялась поистине судьбоносная встреча двух замечательных музыкантов, «мужественных романтиков», оказавшихся удивительно близкими по духу, манере мышления, стремлению к масштабному прочтению музыки. Дуэт скрипача Шароева и пианиста Бирмана успешно гастролировал в Тюмени и области, городах России, Европы, США. Его уникальность заключалась в том, что музыканты никогда не договаривались, как будут играть то или иное произведение: музыка рождалась здесь и сейчас, на репетиции, на концерте. Это высшее наслаждение – играть вместе, чувствовать одновременно – неизменно оказывало колоссальное воздействие на слушателей.

Идея родилась из опыта

Несколько лет спустя Михаил Бирман тепло вспоминал о том, что уже с первой встречи с Антоном Шароевым возникло ощущение, будто они знакомы много лет и хорошо знают друг друга, сразу перешли на «ты», что он в определённой мере является учеником маэстро – настолько велико его влияние как музыканта. Обладая поразительной способностью меняться, расти, не останавливаясь на достигнутом вопреки солидному возрасту, Шароев заставляет меняться и расти всех, кто находится с ним рядом, кто попадает в мощное поле притяжения его таланта.

В начале 90-х годов Антон Шароев провёл своеобразный мастер-класс с оркестром учащихся Тюменского колледжа искусств, подготовив 40-ю симфонию Моцарта. После концерта Бирман не уставал удивляться: «Скажи, как тебе это удалось? Они музицировали свободно, всё получалось!» Шароев лишь отшучивался крылатой корсаковской фразой о том, что «дирижёрство – дело тёмное…».

Из этого удачного опыта работы московского маэстро с тюменскими музыкантами родилась идея создания филармонического оркестра, которую друзья долго обсуждали во время затянувшейся прогулки по ночной, тогда ещё очень слабо освещённой Тюмени.

Идее суждено было воплотиться лишь через несколько лет, когда Михаил Бирман уже возглавлял филармонию. Чтобы оценить всю смелость, если не утопичность проекта, достаточно вспомнить, что это были 90-е годы! Популярная тогда песенка «Музыки осталось мало» довольно точно отражала ситуацию: филармонии выживали как могли, закрывались десятки оркестров по всей России. Не миновал этой участи и московский камерный «Леонардо-оркестр» – очередное детище дирижера Шароева. Коллектив просто перестал существовать, лишившись спонсорской поддержки.

Так что в Москве кроме семьи маэстро больше ничего не удерживало. Предложение Михаила Бирмана возглавить Государственный филармонический оркестр он принял с присущим ему энтузиазмом. Это непередаваемое состояние душевного подъёма он испытывал всякий раз, когда «ставил» новый оркестр. Тюменский филармонический был у маэстро седьмой и, как выяснилось с годами, самый любимый.

От Шароева-профессионала не укрылись ни отсутствие азов, школы в профессиональном образовании местных музыкантов, ни убогое, с точки зрения большой музыки, оснащение – смычки, инструменты… Кого-то всё это, может быть, и смутило, а Шароева воодушевило. И вот – свершилось! В 1998 году Тюмень всколыхнуло амбициозное заявление: «Я приехал в провинцию создать оркестр международного класса!», украсившее заголовки интервью московского маэстро в местной и центральной прессе. Для тюменцев это было неожиданностью: они давно смирились с тем, что у родного города какая-то очень уж «своя», аскетичная культурная стезя, непричастная к шумным оперным премьерам, высшей утонченности камерных и грандиозности симфонических звучаний.

У руководителя молодого коллектива не было времени на конкурсные прослушивания. Вновь созданный оркестр должен был открыть сезон! Доверившись рекомендациям педагогов колледжа искусств, взял в оркестр «лучших из лучших» – от сорока до… шестнадцати лет. За первый же сезон оркестр сыграл пятнадцать (!) концертных программ из произведений Баха, Генделя, Моцарта, Вивальди, Гайдна.

На репетициях - беспощаден

Работа тогда и по сей день идёт в «вахтовом» режиме: каждый месяц дирижёр приезжает на десять дней и ежедневно репетирует по несколько часов. Антон Георгиевич не скрывает, что его подкупает жажда совершенства, поразительный энтузиазм и стремление к профессиональному росту, присущие тюменским музыкантам. В процессе работы с оркестром он открыл для себя и прекрасные человеческие качества своих подопечных. А оркестранты благодаря маэстро на всю жизнь усвоили, что для музыканта нет ничего более губительного, чем самомнение – свойство интеллектуально малых величин, склонных прикрывать таким образом отсутствие профессионализма или дурной вкус. «Если ты профессионал, знающий своё дело, – так делай! – убеждён Шароев. – Просто, без демонстрации собственной значимости и незаменимости. Иначе не заметишь, как угодишь во всемирную когорту «лабухов», музыкальных халтурщиков, которые вполне удовлетворены достигнутым, не желают идти дальше, мелькают во всяких шоу, опустошаются и играют всё хуже!»

Словом, началась нормальная жизнь филармонического коллектива, когда вчерашние первокурсники стремительно растут, а кто-то из «игроков» выбывает. После первого сезона оркестр пришлось покинуть духовикам, не «дотянувшим» до планки требований дирижёра. Он приходил в бешенство от фальши и «киксов» в группе духовых инструментов, а они не забыли ему колкости, брошенной на прощание: «Рад буду услышать вас, когда отправлюсь на тот свет!» Шароев прекрасно осознавал, что плохая игра – это не вина, а беда музыкантов, и неоднократно в выступлениях на телевидении, в прессе подчёркивал, что и сегодня, и на долгие годы вперёд в Тюмени главной останется проблема музыкальных кадров, малого притока свежих сил с хорошей профессиональной подготовкой. Но не в его правилах ждать благоприятных обстоятельств, он их создаёт сам! Вот и проблему с группой духовых Шароев решил радикально, заменив её в оркестре синтезатором (благо современная звуковая техника способна творить чудеса). То же – и с оперой. Не стал ждать, пока появятся солисты, симфонический оркестр, пока нарисуют декорации да сошьют костюмы. И в разгар жаркой дискуссии о том, быть или не быть в Тюмени оперному театру, начал просто разучивать оперы с певцами и оркестром из филармонии. Так в сезон 2011-2012 годов появился абонемент из пяти оперных шедевров XVIII-XX вв.

Да, не секрет, что во время репетиций маэстро бывает просто беспощаден, и прежде всего – по отношению к себе. Оркестранты с изумлением заметили, что в работе время для него перестаёт существовать, что иногда он способен по семь часов не выходить из-за пульта, забывая о еде, питье и прочих человеческих надобностях. Он готов сотни раз повторять одну часть, фрагмент, такт произведения, оттачивать мельчайшие нюансы, штрихи – ничто не ускользает от его чуткого уха. Нередко на головы оркестрантов сыплются едкие замечания, хлёсткие эпитеты – «пилюльки», как их называет Шароев. Цель – не уязвить музыкантов, но приблизить хотя бы на йоту к совершенству.

За почти пятнадцать лет существования оркестра состав его, конечно, менялся: выходили замуж и уезжали, уходили в армию и в декрет, отправлялись на сессии, возвращались, обижались, писали жалобы. Кого-то маэстро настойчиво приглашал, а с кем-то решительно расставался. Но остались те, кто научился пропускать «пилюльки» мимо ушей и (из кожи вон!) делают всё для того, чтобы художественный результат оправдал ожидания слушателей. Музыкальному вкусу, безупречному чувству стиля и профессионализму главного дирижёра они вполне доверяют.

Музыкант в четвертом поколении

Заслуженная артистка РФ, профессор Тюменской государственной академии культуры и искусств Ирина Бибеева сотрудничает с Шароевым уже более двадцати лет. Она с удовольствием рассказывает о совместных работах в кантатах Вивальди, Перголези, Баха, где она выступала с сольными партиями, о поездке с оркестром в Испанию, о том, какую радость она испытывает, когда знакомится благодаря маэстро с новой, совершенно неизвестной и очень интересной музыкой. «Очень здорово, – говорит Ирина Николаевна, – когда с оркестром работает мастер. Растёт оркестр, а вместе с ним, кажется, расту и я. Возникает другое ощущение дыхания, вокала… Антон Георгиевич очень чутко воспринимает новые оттенки в исполнении, которые рождаются спонтанно. И я всегда уверена, что он поймёт это правильно, поддержит в концерте. Безусловно, как и с любым талантливым человеком, с ним не бывает очень легко. Но это не капризы, это всё – во имя Музыки, которая требует полной самоотдачи, самоотверженности. Иначе ею не стоит заниматься вообще. И если работает мастер, нужно довериться ему и работать сообща. Я лично не воспринимаю это как диктат и считаю, что «демократии», «встречных мнений» в творческом коллективе быть не может. Иначе ничего не получится».

Антон Георгиевич Шароев – музыкант в четвёртом поколении. Прадед – Антон Рубинштейн – великий пианист, композитор, дирижёр, просветитель, основатель первой российской консерватории в Санкт-Петербурге. Дед – выдающийся русский баритон Иоаким Тартаков. Отец – Георгий Шароев – выпускник Санкт-Петербургской консерватории по классу замечательной русской пианистки Анны Есиповой. Его диплом об окончании консерватории подписан самим А.К.Глазуновым. В классе Есиповой тогда же учился юный Серёжа Прокофьев. Во время его концерта в Баку, уже через много лет, Георгий Шароев представил ему своих сыновей – Антона и Иоакима, названных в честь прадеда и деда.

Георгий Шароев унаследовал незаурядный организаторский дар великого предка. Оказавшись во время гражданской войны в Баку, впоследствии он, наряду с отцом М.Ростроповича, стал одним из основателей Бакинской консерватории. Позднее здесь же, в Баку, открыл детскую музыкальную школу, которая теперь носит его имя.

На все расспросы, касающиеся корней, предков, родственных связей и тому подобной «археологии», Антон Георгиевич, поначалу не без иронии, ответствует кратко: «Азербайджанская смесь русских, евреев и армян!» Но постепенно, не торопясь, начинает рассказывать, что Рубинштейн вошёл в его жизнь едва ли не во младенчестве, когда отец объяснил ему, что он назван Антоном в честь прадеда и родился через сто лет после него; что над этим родством, о котором знали музыканты Петербурга и Баку, всегда витал дух настороженности: линия-то всё же внебрачная…

Музыку Рубинштейна Антон тоже помнит с детства. Дома ученики отца играли Четвёртый концерт для фортепиано с оркестром, пьесы. Какие-то певцы распевали «Персидские песни» и «Демона». Да и сам Антон ещё мальчиком играл и пел эту оперу, а отец водил их с братом слушать её в Бакинский оперный театр. Незадолго до смерти Георгий Шароев подарил сыну рукописный оригинал Скрипичного концерта Рубинштейна и подписал: «Антоша, когда дозреешь, исполни этот концерт своего великого прадеда». И ученица Антона Георгиевича, тюменская скрипачка Юлия Прямова после ста лет забвения исполнила концерт для скрипки с оркестром Антона Рубинштейна. Тем самым был выполнен завет отца маэстро. Прошли десятки лет, прежде чем Антон Шароев понял, что его творческий путь – это в конечном счёте осознание всей меры ответственности, налагаемой родством с великим музыкантом.

Состав квартета - просто «зверский»

Зато его отец уже тогда знал это прекрасно. И, не ограничившись устными внушениями, видя также и великолепные музыкальные данные сына, он усадил пятилетнего Антошу за рояль. К вящему удивлению профессора Бакинской консерватории, его сын обнаружил необыкновенное упрямство и отчаянное сопротивление попыткам обучать его игре на инструменте, за что неоднократно бывал бит отцом. Так продолжалось, пока Антону не исполнилось девять лет.

Однажды Георгий Шароев отправился в Ленинград членом жюри на конкурс пианистов, а мать тем временем отдала Антона хорошему педагогу учиться игре на скрипке. Она давно заметила, что мальчик, держа в руках карандаши, подражает брату, который уже два года учился по классу скрипки и считался очень способным. Через месяц приехал отец, вошёл в дом, услышал скрипку и радостно воскликнул: «Кимочка! Какие успехи ты сделал!» Когда выяснилось, что это играет не Иоаким, а Антоша, разразился страшный скандал. Но успехи мальчика говорили сами за себя. В тринадцать лет на сцене Бакинской филармонии он сыграл ля-минорный концерт Баха для скрипки с оркестром, год спустя – концерт Мендельсона ми-минор с Государственным симфоническим оркестром Азербайджана.

Бакинский вундеркинд успешно продолжил обучение по классу скрипки в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории им. П.И.Чайковского. Среди фотопортретов знаменитых выпускников ЦМШ (таких как Геннадий Рождественский, Мстислав Ростропович), есть и фото будущего главного дирижёра оркестра Тюменской филармонии.

Выпускник Московской консерватории и ассистентуры по классу выдающегося скрипача и педагога А.Ямпольского, Антон Шароев в 1950 году становится лауреатом Международного конкурса скрипачей в Праге. С этого момента, как считает сам музыкант, началась его творческая деятельность: выступления с сольными программами, с симфоническими оркестрами в СССР и за рубежом. Несколько лет он играл в составе Государственного квартета им. П.И.Чайковского со знаменитыми виртуозами Ю.Ситковецким, Р.Баршаем, Я.Слободкиным. Состав квартета, по словам Антона Георгиевича, был сильнейший, просто «зверский»! Не зря с этим коллективом сотрудничали С.Рихтер, Г.Нейгауз, Д.Шостакович.

Инструмент молчал полвека

В те годы Шароев играл на скрипке Амати из Госколлекции уникальных музыкальных инструментов, а в середине 90-х годов благодаря упомянутому творческому сотрудничеству с Михалом Бирманом у него появилась другая скрипка, с которой связана удивительная история.

Во время гастролей по Европе музыканты получили возможность отдохнуть в небольшом уединённом пансионате, где-то между Мюнхеном и Зальцбургом. Там собиралось изысканное общество, организовывались художественные выставки, концерты. Дуэт Бирмана-Шароева тоже играл там целый вечер. На Антона Георгиевича обратила внимание молодая художница (видимо, скрипка затрагивает сокровенные струны женской души), пригласила друзей в гости к своим знакомым в старинное поместье, километрах в ста от пансионата. Хозяйка – пожилая дама, доктор археологии – приветливо встретила русских, и они провели там чудесный день, полный интересных бесед, общения, прогулок по саду, катания на лодках. Рассматривали археологические редкости, привезённые со всего мира: Индии, Китая, Японии, Австралии. Не обошлось и без музыки. Выяснилось, что хозяйка обладает неплохим голосом и что они с сыном любят музицировать. В гостиной стояли два отличных рояля. Дама пела, Бирман аккомпанировал, а Шароев… переворачивал ноты. Шуберт, Шуман, Бетховен… Прошло два часа, прежде чем уже изрядно заскучавший маэстро осмелился обратиться к хозяйке: «А нет ли в Вашем доме скрипки?». Из какого-то чуланчика с высоченного шкафа достали два футляра. В одном оказался альт, в другом – скрипка. Нашлась и канифоль для смычка. Антон Георгиевич стал подыгрывать, дублируя голос. Пели Шуберта, добрались до «Ave Maria». И вдруг он заметил, что по лицу хозяйки катятся слезы. Едва сдерживая рыдания, она бросилась к скрипачу, взяла его за руку, благодарила, говорила о том, как он тронул её сердце. Умоляла сыграть ещё раз. Так в течение всего дня она неоднократно просила повторить «Ave Maria» и всё время плакала. Но вот гости стали собираться, благодарить за чудесный приём. Шароев уложил скрипку и, с признательностью возвращая её хозяйке, вдруг услышал: «Она ваша!». Он стал отказываться, но дама тут же написала дарственную и сказала: «Эта скрипка принадлежала моему брату, который погиб у вас, в России, на войне в 1943 году, ему было двадцать лет…»

Так, инструмент, молчавший полвека, обрёл вторую жизнь в руках российского музыканта. Скрипка сработана немецким мастером XIX века, внесена в каталоги. По словам Антона Георгиевича, этот инструмент дорог ему своей биографией и тем, как попал к нему – согласитесь, каким-то чудесным образом. А скрипку Амати он сдал в Госколлекцию без сожаления: наступили времена, когда за инструмент, который стоил сотни тысяч долларов, можно было поплатиться головой.

Шароев так никогда и не стал, как он говорит, «узким скрипачом». Возможно, потому, что скрипкой начал заниматься сравнительно поздно. Возможно, сыграла свою роль наследственность, но его общее музыкальное развитие опережало владение инструментом. Несмотря на успехи в скрипичном исполнительстве, его всегда интересовали и другие вещи. Он со временем стал много играть на рояле и дошёл до Второго концерта Рахманинова! Ему больше нравилось углубленно изучать баховскую полифонию, нежели разыгрывать скрипичные этюды на развитие пальцевой техники. «Словом, – признаётся Антон Георгиевич, – я не стал тем скрипачом, которому скрипки достаточно для того, чтобы выразить всю полноту мыслей, чувств, состояний». Он обращается к самому трудному, к самому совершенному инструменту – оркестру.

Вообще-то к дирижированию он рвался гораздо раньше, будучи семнадцатилетним первокурсником в консерватории. Тогда же прославился и дебютировал в Большом зале Московской консерватории в качестве юного дирижёра, подготовившего лучший из детских оркестров московских ДМШ.

Всё, разумеется, произошло совершенно случайно. Руководитель детского оркестра, где студент Шароев работал ассистентом по настройке инструментов, доверил ему однажды провести репетицию. В итоге – победа на конкурсе, после которой Антон проснулся знаменитым! Портреты в газетах и журналах, трансляции по радио, записки от поклонниц, восхищённые взгляды. Был даже случай, когда полярники откуда-то из района Северного полюса прислали заявку на радио, чтобы прозвучала музыка в исполнении оркестра под управлением юного Антона Шароева.

Волшебные руки маэстро

Его учителями были выдающиеся дирижёры: Натан Рахлин, Николай Аносов, Игорь Маркевич. Сейчас Антон Георгиевич с улыбкой вспоминает свои первые занятия. Николай Аносов, единственный в то время профессор консерватории по дирижированию, отец знаменитого Геннадия Рождественского, разрешил ему, студенту-первокурснику, посещать свои уроки и упражняться в классе, дирижируя ансамблем из двух роялей. Играли фрагменты опер, симфоний. «Довольно нудное занятие, – смеётся маэстро, – потому что пианисты прекрасно знали свой репертуар, и скорее они дирижировали мною, чем я ими!»

Позже в Киеве было несколько уроков у Натана Рахлина. «У него, – продолжает Шароев, – был один метод: он всё показывал своими волшебными, просто потрясающими (как у Майи Плисецкой) руками. Я крутил потом своими и так, и эдак, пытаясь вспомнить, что он показывал. Зрелище было, наверное, идиотское!» Рахлин ходил на все концерты своего ученика в Киеве, усаживался в ряд для почётных гостей, и в паузах Шароев на сцене слышал доносившийся из зала… храп Рахлина. Тот спал, но всё слышал! А после концерта детально разбирал выступления, делал замечания и, как-то, махнув рукой, подытожил: «У вас большие способности. И свой путь».

На стажировке у «русского француза» Игоря Маркевича, руководителя Международного семинара по дирижированию в Зальцбурге, Шароев в ансамбле таких же учеников, лёжа на полу, дирижировал 5-й симфонией Бетховена… Вот, собственно, и всё, на этом дирижёрские «университеты» были окончены. И в 1963 году, ещё успешно концертируя в качестве солиста, Антон Шароев организовал и возглавил Киевский камерный оркестр, первый на Украине и второй в России, который наряду с Московским камерным оркестром Р.Баршая служил образцом для подражания многим созданным впоследствии коллективам подобного состава.

**От «Виртуозов» к «Камерате»

Отзывы прессы тех лет о Киевском камерном оркестре просто восторженные, хотя сам Шароев не без иронии заметил: «Дирижирование – это тот самый случай, когда проходит десяток лет, а то и больше, пока даже обученные профессионалы начинают понимать, что это такое. Я тогда был далёк от сути дирижирования, но концерты получались неплохие…» На второй год существования оркестра в Киев к Антону Георгиевичу приехал его отец. После концерта он со всей строгостью отчитал своего тридцатипятилетнего сына: «Антон, как ты смел оставить скрипку, когда это Alma Mater твоей музыки?! Весь этот оркестр не стоит одной твоей ноты, которую ты берёшь так, что в зале могут заплакать!» Шароев пообещал, что «больше не будет»…

В 1971 году он возглавил Московский оркестр камерной музыки, который стал лауреатом III Международного фестиваля современной музыки в Берлине за исполнение 14-й симфонии Шостаковича. Дальнейшие вехи в творческой биографии музыканта – созданные им камерные оркестры: «Юные виртуозы России», «Молодые виртуозы России», «Леонардо-оркестр», которые гастролировали в Европе, на Кубе, в Америке. Сам маэстро не ограничивал свою творческую деятельность работой с камерными коллективами и дирижировал симфоническими оркестрами в России, Украине, Китае, Австрии.

По мнению Шароева, дирижирование – это способности от Бога, в том числе и способность влиять на подсознание, своеобразный гипноз. Есть два типа музыкантов: одни доводят исполнение до полного исключения каких-либо неожиданностей в интерпретации, а другие предпочитают оставлять возможность спонтанных, непредсказуемых решений, возможность непосредственного общения с оркестром, солистом, вообще с партнёрами по сцене. Шароев относится ко второму. «Я создаю музыкантов, подверженных не выучиванию, а дирижированию, сиюминутной реакции на дирижёрские решения и во время репетиции, и во время концерта». Этому творческому кредо Шароев-дирижёр не изменяет уже полвека.

Но вернёмся в Тюмень, к оркестру, который со временем обрёл и название – «Камерата Сибири», а главному его дирижеру было присвоено почётное звание Заслуженного деятеля искусств Российской Федерации. Коллектив успешно завоёвывал всё новые и новые репертуарные высоты: «Времена года» Вивальди с блистательным солистом Графом Муржой, мессы Шуберта и Гайдна с хоровыми капеллами Тюмени и Магнитогорска, Реквием Моцарта, Серенада для струнного оркестра Чайковского, Камерная симфония Шостаковича, опера Бортнянского «Алкид», неизвестные сочинения Сальери и Мендельсона – десятки классических и современных произведений, многие из которых маэстро впервые открыл для тюменских слушателей. Филармония получила возможность создать абонементную систему концертов, как это принято в практике концертных организаций во всём мире.

«Мне кажется, что Тюмень музыкальная разделилась на два периода: до Шароева и после, – считает генеральный директор филармонии Михаил Бирман. – Когда есть базовый коллектив – оркестр, которым руководит такой высочайший профессионал как Антон, можно мыслить перспективно, планировать сезоны далеко вперёд. Он помог мне как менеджеру поднять концертную организацию…»

Профессиональный рост оркестра был стремительным. Через два года после создания «Камерата Сибири» впервые выступает в Большом зале Московской консерватории, в Большом зале филармонии Санкт-Петербурга. Сцены поистине легендарные, воплощённая история мировой музыкальной культуры, овеянные именами виртуозов Листа и Рубинштейна, дирижёров Никиша, Караяна, Стоковского, Тосканини, Мравинского. Здесь просто нельзя было плохо играть! Впоследствии выступления оркестра в этих залах станут регулярными, а в 2003 году оркестр отправится на первые зарубежные гастроли в Испанию.

**От «Демона» ко «Христу»

Новое видение музыки открыло и новый этап в творчестве Шароева-дирижёра, подвигнув его на подготовку масштабного сочинения митрополита Илариона(Алфеева) «Страсти по Матфею» для хора, оркестра и чтеца. Шароев пришёл в московский храм, где служит владыка, за благословением на исполнение этого произведения, долго молился на литургии. В общении с митрополитом неожиданно выяснилось, что именно в этом храме более полутора столетий назад была крещена вся семья Рубинштейнов, в том числе и будущий композитор. Вот что такое родство душ, мистическая неразрывность судеб прадеда и правнука, служителей Её Величества Музыки, прошедших с дистанцией в столетие путь от «Демона» ко «Христу», от неведения до осознания и духовного прозрения.