Человек грешен есть

«Изложена же бысть сия летопись в лета 7145-го сентября в 1 день»… Это - дата (в византийской традиции от сотворения мира) создания первой сибирской летописи. По нашенски же будет 1636 год.

В этот летописный труд автор вносит и своё имя, прикрыв его шифром – цифровыми значениями букв славянского алфавита. «Слогатай же сей летописи человек грешен есть, имя же его познавается от четырех букв: сторица сугубая со единем и вторица со единем. Отчина же его исповестся ото шти букв: первая буква грубая, еже есть Е, прочая же пять: сторица сугубая с сугубою же четверицей, осмочисленная десяторица с седьмичною десяторицею, едина же сугубая, ерь скончевает».

Расшифровывается же мудрёная для нынешнего человека словесная коловерть просто – «Сава Есиповъ».

Дьяк, пишущий историю

Савва Есипов – весьма заметная фигура в истории становления Тобольского архиерейского дома и сибирского православия в целом. Но известно о нём немного.

В документах эта фамилия впервые упоминается в 1635 году, когда после смерти тобольского архиепископа Макария дьяк Есипов получает 200 рублей «для его архиерейского помину и на всякие расходы», а кроме того, принимает участие в описи имущества архиерейского дома.

Последнее же задокументированное свидетельство отыскивается в 1643 году, когда архиепископ Герасим командирует Савву Есипова в Москву с донесением о восстании служилых людей в Нарыме.

Где и когда родился этот человек – неизвестно. И когда покинул этот бренный мир, где упокоились его останки, тоже нам неведомо. Известно, что успел сделать он за двадцать с небольшим лет своего тобольского жития-бытия. Служил Савва дьяком при тобольских архиепископах Макарии, Нектарии и Герасиме. Нектарий особенно ценил его и писал, что среди всех служащих Софийского двора «только старый дьяк Есипов не умышляет на нового владыку».

Нектарий же всерьёз занимался официальным утверждением поминания казаков Ермака и прославлением местных святынь. И именно при нём (и по его же указу, скорее всего) Есипов создал свою летопись. Было это, повторим, в 1636 году. А позже, в 1641 году, очевидно, тот же Есипов изложил первую редакцию «Сказания о явлении Абалацкой иконы Богородицы». Филолог Михаил Несторович Сперанский считал, что и известный памятник русской литературы «Повесть о городах Таре и Тюмени» также написан Есиповым.

Тысяча четыреста боёв

В предыдущем «экслибрисе» нашем вспоминали мы архиепископа Киприана, его «Синодик» и то, как казаков Ермака стали поминать в тобольских церквях.

Вот только патриарх Филарет (Романов) и слышать про то не хотел, называя и Ермака, и товарищей его не иначе, как «ворами». В 1633 году скончался грозный Филарет, и сибирское начинание постепенно было признано на Москве. Особенно постарался при том Нектарий, имевший серьёзное влияние при царском дворе. Постарался, и стали петь казакам «вечную память» не только в Тобольске, но и в Москве.

О Нектарии, продвинувшем «сибирскую идею» по стране, ещё несколько слов сказать стоит.

В миру звали его Николаем Теляниным. Был он с Тверской земли из-под города Осташкова. Тринадцатилетним мальчонкой покинул отчий дом и отправился в Нилово-Столбенскую пустынь – монастырь, что и поныне стоит на озере Селигер. Здесь Николай-Нектарий стал духовным сыном легендарного пустынника Германа, славившегося не только подвигами на пути богоискательства, но и суровыми методами воспитания духа.

Тобольский архиепископ вспоминал впоследствии: «И како терпел от начальника моего с первых дней! Два года по дважды на всякий день в два времени бит был... Учил клюкою и остном прободал, и кочергою, что в печи углие гребут... И не токмо древом всяким, но и железом и калением, и за власы рванием, но и кирпичом… Сочтено у мене, в два года по два времени на всякий день боев тысяща четыреста и тридесять. А сколько ран и ударов на всякий день было от рук его честных, и тех не считаю, бог весть, и не помню».

Став архиепископом, воспитанный в такой строгости Нектарий во многом следовал заветам Германа. Может, потому и в Тобольске подчинённые поначалу чинили ему различные козни, «угрожали довод­ными всякими делами» – доносами то есть. И только главный архиепископский дьяк Савва Есипов поддерживал Нектария. Кроме того, человеком он был деловым, расторопным. И особенно оценил Нектарий Есипова как большого любителя книжной премудрости (сам он знал греческий и латынь, изучал риторику и философию).

Дьяк-разумник уловил и сокровенную мысль Нектария об историческом написании и взялся за работу. А по прошествии пяти месяцев представил архиепископу свою летопись о Сибири и сибирском взятии.

Освящение воинского похода

«Цель составления этой летописи аналогична цели составления киприановского синодика: «Прославить новую христианскую землю Сибирь и окружить ореолом мученичества ее покорителей», – пишет академик Лихачёв. И он же замечает: «Возможно, что в связи с установлением всероссийского поминания убитых при покорении Сибири казаков, Есиповская летопись предназначалась для отсылки в Москву. За это говорит пространное описание Сибири, которое было предпослано в летописи повествованию о походе Ермака. Есипов пишет о сибирской природе в тех восторженных выражениях, которые стали впоследствии обычными для всех русских писателей, рассказывавших о Сибири».

Об Уральском хребте летописец сообщает своим читателям, как о «зело превысочайшем». Говорит он и о животном мире Сибири, где звери водятся и «на снедение», и «на украшение ризное». Про реки пишет, что они «пространны зело и прекрасны», и воды их «сладчайшия»*. Есть в летописи и сведения этнографического характера – о вере народов, населяющих Сибирь, о том, во что они одеваются, чем питаются, что «ездят остяки на псах, самоядь же на еленях». В отличие от ранних образцов жанра летопись Саввы Есипова – произведение авторское, а литературе такого рода свойственна, прежде всего, выдержанность концепции. Мысль автора проста – отряд Ермака был не вольной ватагой, ищущей приключений во имя добычи, а прямым орудием Господа, его «мечом обоюдуострым».

Рассказав во вступительных главах о сибирской земле и династиях правителей, о гордости хана Кучума, вызвавшей Божий гнев, коротко упомянув о казачестве как явлении, Есипов сразу переходит к рассказу о появлении их в Сибири*, не говоря толком о происхождении отряда и предыстории Ермакова похода.

И дальше, в деталях сообщая о бранном пути казачьей дружины к граду Сибирь (Искер), Есипов всё же выстраивает свой рассказ по принципам традиционного сюжета о наказании возгордившегося царя. И в том, что власть сего правителя (в данном случае – Кучума) рушится не силой другого высокоставленного персонажа, а рукой простолюдина, летописец видит в первую очередь промысел Божий****.

Завершается долгий рассказ о сибирском взятии и делах, за ним последовавших, сообщением об основании епархии, о прибытии в Тобольск архиепископа Киприана – об окончательном утверждении христианства за Уралом, стало быть. Финальной 33-й главой приводится Киприанов «Синодик». Здесь же коротенькое послание «от автора»,* завершающееся непременным: «Ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Первый источник

Летопись, созданная в Тобольске дьяком Саввой Есиповым, широко разошлась по Руси в списках. Она стала настоящим источником сведений о Сибири, об основных вехах присоединения её к государству российскому. Источник этот давал одностороннюю, идеологизированную информацию, но… Что есть, то есть. Да и назовите мне хотя бы один древний текст, создатель (ли) которого был бы абсолютно объективен.

И споры о том, какие источники автор использовал при создании своей летописи, идут до сих пор. Сам Есипов указывал, что в основу её положено казачье Написание о походе Ермака, предоставленное Киприану, и составленный на его основе Синодик Ермаковым казакам.

Академик Герхард Фридрих (Фёдор Иванович) Миллер в XVIII веке отмечал, что списков с Есиповской летописи так много, что «в Сибири нет такого города, в которых у жителей по списку или более оных не нашлось».

И именно этот труд послужил основным источником для тобольских летописей Ремезова и Черепанова. Он был включён в хронографы, в Окладную книгу Сибири, в общерусские летописные своды (сборники).

И о семъ словеса моя в конецъ пріидоша - молвил, завершив труд свой, человек грешен есть Савва Есипов. Смолкну и я… На время – до следующего четверга. До нового «Экслибриса».