Рядовой Поступинский

23 ФЕВРАЛЯ – ДЕНЬ ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА

В селе Кротово в стареньком, но всё ещё крепком доме с табличкой: «Здесь живёт участник Великой Отечественной войны А.И. Поступинский» меня ждал настоящий солдат, фронтовик, держащий осанку и боевую выправку, несмотря на свой почтенный возраст. Разговаривали мы долго, часа полтора–два. Можно было бы и ещё дольше, только тогда бы я совсем утомил ветерана войны своим присутствием и вопросами. Да, собственно, и вопросы-то во время беседы я задавал нечасто: воспоминания ветерана лились стройно и плавно, очерчивая линию его непростой судьбы.

– Родился я в Кротово в 1924 году в октябре. У нас была большая семья – семь человек, пятеро детей и все мальчики: Пётр, Тимофей, я, Николай и Иван. В 1930 году нашу семью раскулачили и выгнали из дома. Долго мы ходили по квартирам. Позже смогли купить небольшую избёнку (она до сих пор стоит, только уже без окон и дверей – авт.), в ней была печь да полати.

Моего отца Ивана Тимофеевича в 37 году без всяких причин и объяснений забрали сотрудники НКВД. 17 октября этого же года расстреляли в Омске. Мама Лукерья Ефимовна никак не могла смириться с его утратой. В 1940 году не стало и её. А тут – война. Петру (старшему брату – авт.) было тогда 29 лет, его забрали работать в Омск на танковый завод.

18 января 1943 года призвали и меня. К этому времени я окончил семь классов и уже проработал два с половиной года в колхозе «1 Мая» на конях: пахал землю, ездил с двухсотлитровыми бочками за горючим в Голышманово. Сперва нас привезли на учения в город Канск Красноярского края. Помню, 61 человека из нашего района туда увезли. Нам было трудно. Давали 500 граммов хлеба на человека, а ведь все же – молодёжь. Кого учили на пулемётчиков, а целый взвод, куда я и был распределён, учили на радистов. Помню, несколько человек из нашей казармы как-то ушли в самоволку. Когда вернулись, их за это дело быстренько на фронт в штрафроту отправили, чтоб другим неповадно было.

Потом нас перевели в Красноярск. Там уже получше стали кормить. А оттуда – в Москву, где всех красноармейцев-новобранцев переформировали. Меня определили в линейные войска, в батальон связи, и прямиком отправили на фронт к Орловско-Курской дуге. Выдали нам винтовки, патроны, рюкзак, котелок с фляжкой и противогаз. С питанием опять стало хуже: своей кухни не было, поэтому выдавали один сухпаёк...

К линии фронта шли в основном ночью. Когда прибыли на место, долго привыкали к обстановке: там столько суток стоял такой страшный, беспрерывный гул, что оглохнуть можно! Людям сложно даже представить, что там творилось! А нам сразу же пришлось использовать практические навыки и тянуть связь, куда скажут. На себе тащили 32-килограммовые катушки: растягивали линию связи, ставили контрольные пункты до батальона пехоты или полка. Если где перебивало провод, то приходилось одному бежать или ползти по земле, и неважно – день сейчас или ночь. Не раз пришлось побывать под пулями и разрывами снарядов, слава богу не ранило! А провода стальные, многосплетённые. Никаких пассатижей не было, соединяли их руками. Если ладом не соединишь, то слышимость совсем неважная. И изоленты-то ведь не было! Как дождь, так связь совсем расстраивается, приходится орать, чтобы услышали на другом конце провода.

Когда прошли Орловско-Курскую дугу, тут уже 700 километров пешочком шли до Днепра. В сутки по 70 километров шуровали. Все ноги смозолили. Ладно, хоть катушки на лошадях везли.

Деревни и населённые пункты все были уничтожены. Ни домов, ни зданий, одни печные трубы торчат... Спали в чистом поле или в лесу. Начиная с 43-го, как пошли на фронт, так мы нигде и не ночевали, чтобы было на матрасе. Умыться-то негде было! Если где попадётся лужа или речка, то лицо и обмоешь. А про то, чтобы постирать вещи, помыться или побриться, и речи не шло. Мыла – и того не было.

На Украине в одной деревеньке как-то раз остановились, вошь совсем одолела. Затопили баню помыться, притащили бочки с водой отпарить бельё всего взвода, да всё обмундирование и сожгли. Ладно хоть сразу же привезли новое на замену. Потом ночевали в городе Белая Церковь, а оттуда пошли к Днепру. У реки такое скопление! Помню, наши переправу только наладят, пойдёт артиллерия, пехота на лодках и плотах, фашистские самолёты тут же налетят и разбомбят их. По 35 самолётов враз налетало! И всё идёт ко дну: и люди, и пушки... Чтобы наладить связь, пришлось и нам переправляться на лодках. Однажды во время переправы бомба попала в лодку со связистами, плывущими впереди нас. Троих человек не стало в один миг. Немцам, как нарочно, кто-то сообщал, что переправа опять готова! Тем не менее, Днепр был форсирован и непреодолимый оборонительный рубеж прорван.

Оборону немцев наши войска прорывали до Белоруссии. Там тоже всё было разбито, люди жили в лесу в землянках. К осени 44-го дошли и до Польши. А тут опять осада. Висла не замёрзла, кругом слякоть, переправляться нельзя, костры ночью разводить нельзя. Все насквозь мокрые. Отправили сперва в Ригу – и там от слякоти вся земля раскисла. Всё встало в тупик: что наши танки, что немецкие не могут пройти. Сейчас думаю, что самое интересное, что от постоянной сырости, да и вообще в принципе никто из солдат не болел. Только почему-то после войны-то и пошли везде чирьи. Врачи всё говорили: «Надо переливать кровь». Домой братьям редко получалось писать, да и делать это было негде и нечем. Когда если только у старшины попросишь бумаги. В ответ из такой далёкой Сибири приходили долгожданные письма-треугольнички.

Однажды в Польше с одним связистом только контрольный пункт поставили, а к нам привели 12 пленных немцев. Мы целую ночь их сторожили, а утром увели. Вечером того же дня, когда наши войска продвинулись, нужно было сматывать обратно катушки. Я со своей стороны уже всё смотал и ждал в какой-то пристройке напарника. Тут же рядом ещё несколько солдат сидели, чай пили. Посередине стола стояла банка с вареньем. Вдруг дверь открывается, заходит немец и из «Парабеллума» сразу «бух». Промазал. Правда, в банку попал. Старший лейтенант тут соскочил, как закричит: «Рота! В ружьё!». А рядом с входом была ещё одна комнатушка, там женщины-полячки что-то готовили. Они испугались, что сейчас будет перестрелка, в двери как выскочат, и этого немца отбросили на землю. Тому деваться некуда – он бежать. Поймали его и ещё шестерых немцев. Наверное, ночевать пришли к нам сюда, да и попали впросак.

Из Польши нас на поездах отправили обратно в Белоруссию. Дождались, когда лёд застынет, потом и перешли Вислу, а там уж и попёрли немцев. Здорово им досталось! Сперва освободили Варшаву, а потом ещё много городов было. Так и к Берлину подошли. Там, пожалуй, самые ожесточённые бои были. Но немцам уже некуда стало деваться: наших пушек было очень много.

Тем не менее, связь приходилось тянуть. В городских условиях было страшно: не знаешь, из-за которого угла немец может выстрелить. На голове каска, да одета солдатская шинель, которая служила одеялом, подушкой и постелью. Один страх и ничего больше – вот и все воспоминания.

Что такое война? Это физическое и моральное уничтожение человека! Всегда в страхе.

Несмотря на него и все ужасы войны, никто не боялся за свою жизнь. Мы защищали Родину, выполняли приказы, стояли до последнего. Сказано выполнить, идёшь и делаешь, страшно тебе или нет. Как говорится: «Приказ не обсуждают». Приходилось и по немцам стрелять. Хоть бы автоматы дали, всё было бы легче, чем винтовка метр шестьдесят шесть.

И вот долгожданная Победа! Гитлер капитулировал! Наш взвод начали расформировывать и отправлять некоторых домой, а часть связистов по особому приказу оставляли в Германии. У нас и выбора-то не было. Отправили нас в имение лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана: его в 1944 году расстреляли по указанию Гитлера. В его имении было несколько огромных домов. В одном доме батальон размещался! Как-то приехал капитан из Берлина и делает набор из тех, кто семь классов окончил. Меня и ещё двадцать человек забрали в Потсдам в небольшой район Бабельсберг. Там находился 66-й полк связи. Нас начали переучивать. Меня учили работать на пишущей электрической машинке с лентой. После четырёх месяцев учёбы мы уже начали ходить в штаб группы. В то время ещё оккупационными войсками там Жуков командовал. Часто его видел. Связь у нас была в основном с Москвой и с западными союзниками. Использовали три вида связи: телеграф с кодом Бодо, имевший всего семь клавиш клавиатуры, стартстопный телеграфный аппарат «СТ-35» (советский телетайп 1935 года – авт.) и радиотелеграф для передачи кодов Морзе. Я работал с двумя последними видами связи. Был отличник военно-политической подготовки, за что и был сфотографирован у знамени полка – это редко кому удавалось.

Пока там служил, приезжали по мою душу из НКВД: отец-то ведь раскулаченный, врагом народа считался! Вот и узнавали, как несу службу, какое у меня поведение. Страшно, что творили эти народные комиссариаты...

Питание после войны у нас было отличное. Жили в двухэтажном здании бывшей немецкой казармы в черте города. Комнаты большие, каждая вмещала по 21-му человеку. Койки хорошие, с матрасами. Через каждые 10 дней ходили в баню. Она находилась тут же, на территории. Рядом имелся и стадион. В нашем полку была команда футболистов. Если проходили соревнования, то я участвовал в беге или играл в волейбол. По выходным вместе с сопровождающими ездили в Потсдам. В городе было много развлечений, да и пиво у немцев отменное! Местные жители к нам хорошо относились. Мы уже даже начали разговаривать с ними по-ихнему. А вот зимы там почти нет. В декабре до января похолодает до минус 10, снежок выпадет, а потом всё уже, дело к теплу.

В Германии я прослужил до весны 1950 года. Демобилизовался ефрейтором, считался старшим телеграфистом «СТ-35». Решил, что поеду обратно домой, к братьям. Хотя, как и некоторые фронтовики, мог остаться в любом уголке нашей Родины, кроме Москвы и Ленинграда. На проживание в этих городах у нас был запрет. О своём выборе я ни разу не пожалел. Думаю, где родился, там и должен жить. Домой нас везли в каких-то телячьих вагонах. Не помню, в каком городе остановились, там пересели на пассажирский поезд. Тут уж у всех давай проверять багаж, чтобы в чемоданах ничего лишнего не было. Знаете, такая радость была, что едешь домой! Даже мыслей никаких не было, как дальше жить будешь. Радость только, конец войне! Домой!

Фото: автор