ПЕПЕЛ КРЕСТЬЯНСКОЙ ДУШИ

ДОЛГИХ ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВИЧ

От автора:

"Эту книгу я посвящаю памяти убиенных, униженных и обездоленных крестьян Тюменской губернии воинствующим большевизмом в период проведения продразвёрсток, раскулачивания, коллективизации и репрессий. Своими жестокими карательными действиями советская власть не только загубила сотни тысяч людских сердец, но и с корнем вырвала из груди крестьян основу их мировоззрения – душу".

ОБ АВТОРЕ:

Василий Фёдорович Долгих родился 12 февраля 1947 года в селе Большое Сорокино Тюменской области. Закончив в 1966 году Тобольский рыбопромышленный техникум, он более 15 лет трудился на предприятиях рыбной отрасли. В 1983 году был переведён в центральный аппарат Министерства рыбного хозяйства РСФСР. С 1985 по 1991 год являлся членом Коллегии этого ведомства. Имеет высшее образование.

Писательским творчеством Василий Фёдорович увлёкся в 2004 году. Первой изданной книгой стал автобиографический двухтомник: «Моя судьба родом из Сибири». За ней последовали роман «Рассвет на закате», сборник рассказов «Клыкастый профессор», биографическая книга «По дорогам планиды друга» и политический детектив – предвестье «Россия в осаде». Кроме этого, его статьи и рассказы неоднократно публиковались в журналах и в газетах. В 2012 году он был принят в члены Московской областной организации Союза писателей России. Является лауреатом литературно–поэтического конкурса «Марьинская муза-2014».

Очередная художественно-документальная книга Долгих В.Ф. посвящена крестьянскому восстанию, происходившему в 1921 году на территории Тюменской и соседних губерний, и максимально приближена к реалиям тех событий.

На снимке справа: презентация книги в Тюменской областной Думе, рядом с писателем – заместитель председателя  облдумы Карепанов Геннадий.

 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Василий и сёстры работали на полях своего дяди более трёх недель. Вместе с большим семейством Семёна Матвеевича, они от темна до темна, невзирая на дождь, холод и снег, занимались уборкой урожая зерновых и картофеля. Часть урожая Василий, Пётр и два его младших брата увозили на заготпункт – в счёт сдачи продразвёрстки, часть – ссыпали в просторные амбары, а часть прятали в лесных сторожках и подземных погребах.

И не только глава семьи Чикиревых старался часть зерна и необмолоченные скирды укрыть от постороннего глаза, но и остальные семьи этой зажиточной деревни сознательно шли на невыполнение развёрстки, дабы не оставить себя и своё подсобное хозяйство зимой без хлеба и корма. Да и о весне следующего года они помнили. Ведь жизнь не заканчивалась, и надо было думать о будущем.

Но в середине ноября жители деревни узнали, что их поделили на классы и они стали отличаться друг от друга по принципу: богатый – враг советской власти, а бедный – друг и защитник её. Кулаков в Большом Пинигино оказалось пятнадцать семей, середняков – восемьдесят, а остальные десять попали в разряд бедняков. Эти семьи были малочисленные и не имели возможности держать своё домашнее хозяйство, поэтому вынуждены были идти в наём к крепким хозяевам и работать на их полях вплоть до уборки урожая. На свою долю они не жаловались, так как на всю зиму обеспечивались работодателями необходимой сельхозпродукцией. Были и такие, которые не гнули спины на других, но зато вели аморальный образ жизни – бражничали и побирались.

В число списочных кулаков попала и семья Семёна Чикирева. Сразу же после оглашения списка в деревне стали часто появляться волостной милиционер Зайчиков и тройка продработников, которые непосредственно руководили выполнением жителями всех развёрсток. И с каждым приездом их поведение становилось жёстче и нахальней. А ещё чуть позже, на всех разъездах появились вооружённые отряды войск ВНУС 61-й стрелковой бригады, которые были обязаны предотвращать вывоз жителями деревни хлеба не по назначению и вспышки физических выступлений крестьянских масс. Немного освоившись в обстановке, бойцы и сами стали грабить местное население, отбирая у него тёплую одежду, обувь, фураж и продукты питания. Вернувшись домой, Василий застал родителей в подавленном состоянии.

– Чо случилось? Кто-то из родни помер?» – обеспокоился он.

– С роднёй, слава богу, пока всё нормально. Все живы и здоровы. Комиссары нас замучили. Надысь ворвались на двор три молодых мужика, а с ними милиционер, и стали его обшаривать во всех уголках. Я у них спрашиваю, чо, мол, потеряли в моём дворе, а они суют под нос какую-то бумажку и говорят: «Ваша семья не вы- полнила зерновую развёрстку. Вот, пришли посмотреть, сколько вы зерна для себя припрятали». Я им отвечаю: «Так у нас нет излишнего зерна. Только себе да скоту на зиму оставили. А ещё семенное на будущую посевную заложили». «А пузо, мужик, у тебя не лопнет? Все сусеки в амбаре забил, да ещё, наверное, столько же припрятал. Так что заберём мы то, что ваша семья должна советской власти, а сколько останется – всё ваше будет», – сказывал их старший, а сам склабился, словно я ему ровня. Потом спрашивает: «Сами на заготовительный пункт отвезёте или мы свои подводы подгоним?». Я ему отвечаю: «Зерно я вам не отдам!». А он как заорёт на меня: «Кто тебя спрашивать будет, кулак недобитый! Скажи спасибо, что остальное хозяйство не конфискуем. Твой сын где служил? У Колчака? Вот то-то. Значит, он сознательный враг советской власти, а с ними у нас разговор короткий. Раз – и к стенке!».

– Совсем сдурели люди. Ни бога, ни чёрта не боятся», - тяжело выдохнул Иван Васильевич.

– А почё им бояться чёрта, если они сами порождение дьявола», – сказала печально Евдокия Матвеевна.

– И чо, вывезли зерно, или оно ещё в амбаре лежит?» - спросил ошарашенный известием Василий.

– Выгребли всё в тот же день. Привели соседа нашего пьяницу Савелия и Губина Никишку, которые с большим удовольствием затаривали мешки зерном и грузили на телеги. Почти сто пудов забрали. Слава богу, что в подпол и погреб не заглянули. А то бы совсем голыми оставили. Нам с тобой надо срочно ехать на деляну и перетащить в колок необмолоченную скирду. Неровен час и до них доберутся, – предупредил Иван Васильевич.

– Хоть сейчас поедем. Всю ночь буду таскать снопы, чтобы этим коммунякам не достались», – ответил возмущённый Василий.

– Сегодня ты давай отдыхай с дороги, а завтра пораньше выедем, – предупредил отец.

 Рассказ, который Василий услышал от отца, потряс его воображение. «Да что же это творится на земле?! Почему над крестьянином издеваются все кому не лень?! До каких это пор будет продолжаться! Мы, что, не люди?! Приходят в наш дом, забирают всё, что только можно, и ещё нас же и винят во всех своих грехах! Разве может поступать так человек по отношению к такому же человеку? Неужели конец света наступил?! Почему, видя всё, Бог не прекратит эти безобразия? Неужели и он чарам дьявола поддался? А где же эти все попы, которые постоянно твердили нам заповеди божьи? Неужели они не видят, как унижают русского человека, крестьянина, эти пришлые ироды? Прошу тебя, Всевышний, заступись за рабов своих – крестьян. Людей правильных, покорных и почитаемых тебя»,  – раскаляли мозги Василия слова возмущения и гнева.

Он искал понимание реалий новой власти и пути примирения с ней, но не находил. Обида за себя, за семью и за всех добропорядочных жителей села жгла ему грудь и совесть. «Что же делать и как себя вести, чтобы не сорваться и не наломать дров? Где найти душевные силы, чтобы вытерпеть это унижение? Какой же должна быть власть слепой, чтобы не увидеть, как изгаляются над народом её прислужники? А ведь доиграться может», – метался в мыслях молодой, но уже повидавший жизнь мужчина.

На следующий день Василий запряг Чалого в сани и ещё затемно выехал с отцом на деляну. До обеда перевезли необмолоченную скирду в берёзовый колок, разгребли в сугробе площадку, уложили в два слоя снопы и засыпали снегом. Чтобы не вызывать любопытства у односельчан, накидали полные сани берёзовых поленьев и вернулись домой. А ночью выпал обильный снег и ещё сильнее прикрыл их захоронку.

Вечером Василий пошёл на посиделки к своему товарищу – Колосову Ивану, который был на три года старше, тоже служил в царской армии, но в отличии от него попал на германский фронт, был ранен и даже побывал в плену у немцев. Поэтому сельские мужики и молодёжь относились к нему с уважением и старались помочь, кто чем мог, так как ранение было серьёзным и не позволяло Ивану вести своё хозяйство. Зато мудрости и рассудительности в нём было в избытке. И ещё, на удивление всем, он был больше чем кто либо информирован о жизни волости, уезда, губернии и даже страны в целом. Эту осведомлённость он черпал из газет, разных листовок и не только. Так как его изба стояла на берегу реки, самой крайней к мосту, то на постой у него часто останавливались разные люди и делились с ним последними новостями.

 Когда Василий оказался в помещении, то кроме хозяина он там застал своих товарищей – Аверина Степана, Фадеева Сергея и Долгих Григория. Поздоровавшись, Губин-младший быстро вошёл с ними в контакт и включился в тему разговора. Оказалось, то, что творили коммунисты в селе и волости, не одного его волновало. Друзья едва сдерживали свои эмоции, чтобы не превратить встречу в горячий спор.

– Чо мы выжидаем? Когда нас всех по одиночке запря- чут в каталажку и сгноят там? Пора чо-то делать. Вон, в Аромашевской волости в деревне Ново-Выиграшной мужики уже заявили о себе. Выгнали из деревни отряд продработников, не дав им ни зёрнышка. Правда, один крестьянин был комиссарами убит, но предупреждение-то они получили, – горячился Григорий Долгих.

– А ты-то откуда знаешь о Ново–Выиграшной?  – удивился Василий.

– Это я им сказал до прихода твоего. Да и не только в Аромашевском районе народ стал выступать против продразвёрсток. Сказывают и в Абатской волости в некоторых деревнях крестьяне не очень-то жалуют большаков, – пояснил Колосов.

– Наши крестьяне не поднимутся супротив советской власти. Уж больно они забиты и запуганы разными карателями. Сколько колчаковцы над ними изгалялись, а они терпели. Незримыми цепями привязаны мы все к своим хозяйствам. Это пролетарии могут в любую точку России ехать и не задумываться. Им чо, главное, чтобы пожрать было, да выпить. А чтобы это у них всегда было, им дали оружие и власть. Вот они сейчас и лютуют, – возразил Губин.

– Я с тобой согласен, что наших мужиков от своих хозяйств не оторвать. Но в своём-то селе мы ведь можем сами порядок и закон навести. Неужели, если все жители засупротивятся, советская власть не прислушается к их требованиям? – сказал Степан.

– Наивный ты, брат, человек. Коммунисты быстро найдут зачинщиков, увезут их в город, а остальные мужики по домам разбегутся. Нет, для того, чтобы характер показывать, сила должна быть у наших мужиков. А какая сила без оружия? Вил-то вряд ли красные испужаются, – остудил пыл товарищей Колосов Иван.

– Так чо, по-твоему, у нас никаких вариантов нет, чтобы издевательства прекратить? – спросил Григорий.

– Думаю, что нет. Если только не случится повсеместный бунт крестьян против незаконных действий советской власти», – разочаровал присутствующих Иван.

– Если комиссары так безбожно и дальше будут с народом поступать, то недолго его осталась ждать, – уверенно произнёс Василий и все посмотрели в его сторону...