Что-то всеми навек утрачено

Тридцать лет исполнилось в этом году, как исчезла с карты Викуловского района, а стало быть, и карты Родины деревня с красивым названием Малиновка. Стояла она на Сибирском тракте в нескольких километрах от границы с Омской областью и в18 км от села Ачимово.

Смелые и вольные люди, будучи крестьянами-переселенцами из Курской губернии основали её в 1884 г. Царское правительство активно проводило политику освоения Сибири и Дальнего Востока. Так, при последнем государе-императоре Николае II каждого, изъявившего желание выехать из Европейской России, избавляли на долгое время от налогов, помогали деньгами, он мог получить в частную собственность 15 га земли или 45 на семью, выдавали пособие в 200 рублей и семью перевозили со всем имуществом до места назначения за казённый счёт.

За 20 лет царствования Николая II население Сибири выросло с 12 миллионов до 21 миллиона человек. И потекла из вольной Сибири широкая «река» продуктов. Кто не ленился, тот жил и богател.
Теперь уже неважно, кто первый на месте деревни срубил жильё и назвал место по-ласковому Малиновкой. Видимо от того, что оно буйно порастало побегами дикой малины, от чего крестьянину-переселенцу не составляло большого труда раскорчевать место под участок и пашню. Рядом из обступающего займища вытекала речка, которую так же нарекли этим именем. Однако жители д. Малиновки предпочитали иметь каждый свой колодец.

В Малиновке жили семьи: Волохины, Костины, Давыдовы, Сысоевы, Мыльниковы, Юрьевы, Ерёмины, Клиндуховы, Шилины, Демченко, Ватищук, Косолаповы, Горбуновы, Михалёвы, Гарбузовы, Лизнёвы, Полетыкины, Фищенко, Середовы, Воронины, Кайдуновы, Солодухины, Чертушкины, Халявины, Поляковы, Тихоновы и др.
Поскольку через деревню проходил Сибирский тракт, то оседали в ней и люди ссыльные. И мне не раз доводилось слышать в разговорах жителей Малиновки, когда они, говоря о ком-то, добавляли: «А он из ссыльных».

В нашем районе десятки деревень прекратили своё существование, но память о них продолжает в людях жить. И приятно отметить, что на страницах районной газеты «Красная звезда» люди делятся своими воспоминаниями о по-прежнему родных сердцу деревеньках, где они родились и жили. Поскольку я родился в Малиновке, то земляки мои нет-нет да и упрекнут:

-- А ты что про нашу деревню не напишешь?

-- А ты можешь рассказать про ту «ранешнюю жизнь»? – с шуткой переспрашиваю я.

– Нет, -- как правило слышу в ответ.

И тут я вспомнил бесконечные рассказы моей матери о той «ранешней жизни» как пережитые, так и пересказанные ею со слов её родителей. И решил опереться на них.
Моя мать – Ерёмина Варвара Павловна – 1918 года рождения, родилась в д. Малиновке в многодетной семье Павла Яковлевича и Анастасии Фроловны Шилиных последним ребёнком.

-- Шестнадцать раз мамка рожала, -- рассказывала она, -- а семь нас только и выжило. И так было во всех семьях. Кто выживет, тот и живёт. Зато народ, Серёжка, какой здоровый и крепкий был. Вот братка мой, Никифор Павлович, он меня на 20 лет старше был. Пойдёт, бывало, в лес топором дрова рубить, так он засветло по три сажени дров нарубит, расколет и складёт. Ох, и крутой он у нас на работу был. Тогда все тятьку в семье слушали, а тятька строгий был и завсегда с браткой на равных, и во всём советовался. Семья у нас была большая, и скотины помногу держали. Работников не было, и во всём обходились сами. Столько сена за лето руками накашивали! А как это, в деревне жить и ничего не иметь! А на что тогда жить, с голоду помрёшь. Зимой у нас тоже работа всякая была, но поменьше.

Народ в деревне дружно жил, песни любил петь и жил, как бы сообща, -- с присущим жаром любви к правде поясняла мать. – Что единолично жили и что потом при колхозах, а друг дружке помогали. Если кто из мужиков надумал сруб ставить, тут же, глядишь, другие мужики вечером со своими топорами к нему насобираются, и тюк-тюк, а сруб-то, как на дрожжах, уже и стоит! А потом вот так и другому рубят.

Помню, на своих лошадях помогали друг дружке назём от скотины на поля вывозить. Его накопится, вот они и возят, удобряют поля. Или, чтобы прибавить пахотной земли, соберутся и вместе корчуют лес. Всё быстрей!

Сеяли тогда для своих нужд всё, и даже коноплю.

-- А коноплю-то зачем, -- спрашиваю я у матери.

-- Знаешь, из конопляных семян какое масло вкусное было! А стебли с неё отбивали, и мужики с волокна верёвки вили. Помню, мамка моя ниточку с неё тонкую напрядёт, скрутит, и зимой сети сама навяжет и посадит.

Озеро недалёко от нас было: тятька с браткой рыбу ловят и домой несут, вкусный карась был. Раньше, Серёжа, всё в дело пускали и делали всё больше своими руками. Редко, что нужное в лавке у купца Бузинского купят.

И никто в деревне замков на двери не весил. Приставят дверь палочкой и пойдут куды по своим делам. Люди совестливые были. Правда, один раз, я ещё маленькая была, ссыльный у кого-то корову зарезал. Так его мужики мясом обвешали и по деревне на верёвке провели, а потом в милицию сдали.

И вот ещё что. Тогда с кем попало не роднились. Подбирали родители. Три деревни у нас больше всего с Малиновкой роднились: Покровка, Квасниха и Александровка. У меня две старшие сестры, Ульяна с Прасковьей в Покровку замуж выходили. А у купца Бузинского две или три девки на выданье были. Когда мой братка Никифор не женат ещё был, то моя мамка рассказывала, как он говорил моему тятьке: «Приглядел я, Павел Яковлевич, твоего сына Никифора. Приезжай, сватай любую девку и бери приданное». А тятька с мамкой вечером посовещались и отказали купцу.

-- Им что денег не надо было? -- поинтересовался я.

-- Чудной ты, тятька с мамкой рассудили так: «А на что нам купеческая дочь, когда нам надо по дому и за скотиной ходить, а она будет хоть до куль в кофты свои наряжаться да по Малиновке ходить». И правильно сделали. Сосватали братке у Андрея Фищенко дочь Авдотью. У свата Андрея без работы не посидишь, одних только дойных коров штук сорок было и молоканка своя. Ведь как говорят: какие корни, такие и отростки.

А когда раскулачивали, в доме купца Бузинского у нас школа была. В тридцатом годе у нас в деревне много народу раскулачили. Мы двумя семьями жили, посчитали за один дом и тоже раскулачили. А куда нас дальше Сибири было ссылать, если мы по своей воле сюда пришли? Тятьку парализовало, и он вскоре помер, а Никифора с Кузьмой сослали на шахту в г. Кизел.

Жили мы с мамкой поначалу в избе у ссыльного австрийца, а он -- в нашем доме. Есть нечего, мамка и говорит сестре Прасковье: «Сходи в наш дом и попроси маленько мяса и муки». Она пришла, а он топором наше мясо на горничном пороге рубит. Ей бы промолчать, а она возьми да и скажи ему: «Вы зачем на пороге рубите, у нас для этого колода во дворе есть». А он на неё с таким злом: «Зачем пришла?». Она ему: «Дайте нам хоть немного мяса и муки». «Иди отсюда!» -- в ответ и с матом. Так ничего и не дал. Ох, и насиделись мы с мамкой голодом.

А один раз к нам в Малиновку приехал уполномоченный. Выпил вина в деревне и пьяный к нам давай ночью ломиться. Мамка ко мне: «Варька, беги к дядьке Лавро!». А дядька Лаврентий Клиндухов был мамке родным братом, его не раскулачили. Я прибежала, он взял своё ружьё, приходит и говорит: «Кто тут? Выходи, что надо?». А тот был вдвоём с местным, уполномоченный спрашивает у него: «Кто он?». Тот в ответ: «Брат». Уполномоченный тогда: «А-а! Кулак недобитый!» -- и к дядьке. Только замахнулся на него колом, а дядька бах ему из ружья в грудь, он и повалился в траву. А что с ним был, тот убежал. Положили уполномоченного на телегу и повезли. До Ачимово к мосту подвезли, и он помер. Дядька Лаврентий сколько-то скрывался, потом ему передали, что тот сам виноват, и ему за это ничего не будет. И его не тронули. Потом дядька работал в колхозе, на войну сходил, и после войны уже помер в Малиновке.

А кладбища у нас, Серёжа, в Малиновке своего не было. В двадцать первом годе, когда восстание было, кого-то из деревенских убили, вот и решили хоронить здесь, и со временем основали. А до этого через Ачимово в Озерное за двадцать с лишним километров покойников возили, потому как там была церковь, там и отпевали их, и хоронили.

Тюменский писатель А.Я. Лагунов в своём историческом очерке «Двадцать первый», приводя в нём полностью текст ленинского декрета «Об изъятии хлебных запасов в Сибири», особо обратил внимание на то, где единственным средством выполнения планов хлебной развёрстки по отношению к крестьянину провозглашалась только грубая сила. Для вольнолюбивого крестьянина свобода всегда означала право собственности на его продукт. Вот и грянул в ответ на грубую силу крестьянский бунт, не бессмысленный, но беспощадный, которому в феврале этого года исполнилось 95 лет, в архивах которого упоминается и небольшая деревня Малиновка.
Что бы испытали мы сегодня, если в дом вошли вооружённые люди и, сославшись на некий декрет, грубо начали выгребать из холодильника, кладовки, погреба продукты, заготовленные для жизни семьи, а не для них. Думаю, у большинства рука невольно бы потянулась к ружью или топору. И кто тут бандит, расставляет, как правило, победитель, кто и пишет потом в своё оправдание историю.

Не позавидуешь жизни наших дедов и отцов. Всё выдержали, выстояли и залечили раны, потому что не помнили зла, были сильны народным духом, его традициями, и, понимая главное в жизни, они не путали своих обид к чиновнику с матерью Родиной. Когда западные кукловоды в 1941 году обрушили на Родину орды завоевателей, то от войны не прятались, и по зову сердца пошли биться со смертельно опасным врагом.

Впрочем, по понятным причинам были и другие, но не так много, чтобы делать погоду. Никифор Павлович Шилин, отбывая ссылку в лагере, в армию сыновей не проводил. Дмитрий (1922 г.р.) погиб под Сталинградом, Сергей (1925 г.р.) погиб в Белоруссии. Вернулся он из ссылки в Малиновку в 1947 году, а сыновей оплакивал до конца дней своей жизни.

По сути дела Малиновка после войны осталась без мужиков, и во многом это сказалось на её последующей судьбе. Я помню, как отец мой, Анатолий Никанорович, участник Великой Отечественной войны, при мне по памяти и порядку малиновских улиц посчитал, сколько из деревни уходило на войну и сколько не вернулось. Назвал точное число. Жалею, что тогда я этого не записал.
Лидия Семёновна Соскина родилась в Малиновке, она из детей войны. В разговоре со мной вспомнила о Середовой Татьяне Алексеевне, у которой погиб муж и единственный сын. Люди ей всегда очень сочувствовали и жалели. Так она одна и умерла.
Была у меня единственная бабушка, мать отца -- Анна Григорьевна. Девичья фамилия её была Зимнухова, и родом она была из Александровки, заселённой крестьянами из Тамбовской губернии. Зимнуховых тоже раскулачили, и, к слову, шерстобитка, что исправно работала в районном КБО до 70-х годов, была из хозяйства её отца – Григория Ивановича Зимнухова. Оставшись без мужа, бабушка работала на Малиновской ферме, одна в голоде и нищете поднимала троих детей. Младший сын её Сергей (1925 г.р.) погиб в 1944 г. в Белоруссии.

Помню, как ко мне, едва научившемуся читать, подошла бабушка и подала сложенное треугольником письмо, попросила почитать. Сама она не умела читать. Запинаясь, я читал слова, написанные карандашом на пожелтевшем листе, а бабушка на удивление мне всё время подсказывала, то и дело смахивая уголком платка слезу. Когда я закончил читать, бабушка пояснила: «Это сынок мой, Серёжа, с войны прислал. – Помолчав, она добавила: -- Убили его, -- и показала на его портрет, что был на стене. Бабушка нагнулась, достала из сундука связанную в узелок тряпицу, развязала и подала мне 15 копеек. -- На вот, сбегай в магазин, купи себе пряников, -- сказала она, погладив рукой по голове, и добавил, -- а это ведь я тебя Серёжкой назвала…». В начале 60-х на 15 копеек можно было купить граммов 200 прямиков. Помнится, обласканный бабушкой, я бежал в магазин, а в душе прорастала боль родовой утраты, и мне было очень жалко бабушку. Уже позже я узнал, что письмо это она давала читать в своё время брату Геннадию и сестре Валентине.
Из таких эпизодов и ткётся полотно памяти народа с единственной надеждой, когда же власть увидит в нём не средство для достижения цели, пугая кнутом или заигрывая пряником, а на равных вместе с ним будет созидать по совести жизнь для Человека в Богом данном Отечестве.

В 50-х годах д. Малиновка, как вспоминает Л.С. Соскина, имела три улицы и насчитывала примерно 80 домов. «Был просторный клуб, -- вспоминает она. – Молодёжи в деревне было много. Колхоз наш в Малиновке, куда и входила соседняя деревня Боярка, назывался имени Ворошилова. Потом нас объединили с колхозом «Заветы Ильича», а центральная усадьба была уже в с. Ачимово, и в нём был Ачимовский сельсовет, куда входили Ачимово, Малиновка, Боярка, Катай, Воскресенка, Большая Веретья и Малая Веретья. И везде народу было полно. Тогда ещё детей рожали и не говорили, что «нищету плодят». Была у нас в Малиновке большая ферма. Базы и дворы мужики строили сами, а не как потом стали нанимать со стороны. Держали коров, молодняк, свиней, овец, лошадей, птицу. Летом пахали, сеяли, заготавливали корма, убирали урожай. А ведь кроме этого у каждого было ещё своё большое личное подсобное хозяйство со скотиной, покосами да огородами, где тоже надо было найти время, чтобы со всем справиться. Народ тогда ещё старой закваски был, -- говорит Лидия Семёновна. – Устанем, а вечером всё равно мы, молодёжь, в клуб бежим, где посмотрим кино и попляшем под гармошку. Утром встаём и опять за своё».
Там же в Малиновке Лидия Семёновна обрела и вторую половину – Николая Дмитриевича Соскина. Уже намного позже, когда семейство Соскиных обросло детьми и жило в с. Озерном, то помню, как Николай Дмитриевич работал в совхозном гараже на автокране, а Лидия Семёновна – в Озернинском сельсовете.
Когда о Малиновке, в силу её удалённости, начальство заговорило как о неперспективной, то люди, больше задумываясь о детях, понемногу стали оттуда разъезжаться. Кто -- в Ачимово, Озерное или Викулово, а кто, как Егор Никандрович Клиндухов в конце 60-х годов махнул в Чимкентскую область Казахской ССР. Туда же со временем к нему перебрались ещё несколько малиновских семей.
«В конце 70-х годов при управляющем Малиновской фермы Викторе Михайловиче Лизнёве у нас ещё на ферме было 200 коров, 600 молодняка КРС, 1500 овец, и лошади, -- вспоминает бывший бригадир Малиновской фермы Сергей Алексеевич Горбунов, а ныне пенсионер и житель с. Ачимово. – В деревне было около 40 дворов. Сами заготавливали корма и обслуживали посевы на площади до 2000 га».

Виктор Владимирович Юрьев, уроженец д. Малиновка, а ныне проживающий в с. Озерном, не без улыбки вспоминает, как ему в ту пору при весенне-осенней распутице доводилось на тракторе утром и вечером доставлять молоко от Малиновской фермы на молоканку в с. Озерное: «Дорога – чернозём, вся в колеях и разбита. Порой и не знаешь, куда свернуть, а кроме как на себя надеяться не на кого. Так я где только дорог не наделал: и по полю, и по лесу, чтоб только молоко ко времени привезти. Бывало и буксовал, тогда идёшь пешком в Ачимово или в Малиновку, и другим трактором мой вытаскивали…».

В начале 80-х годов постепенным сознательным сокращением скота на ферме добились того, что люди остались без работы, следом прикрыли начальную школу, а чуть позже и магазин.
Александр Игнатьевич Заборский, бывший в ту пору управляющим Ачимовской фермы, которой и передавали на содержание часть её баланса, рассуждает на эту тему так: «Если хотят люди, то пусть живут. Надо за каждую деревню держаться. Ведь как говорят: малые реки питают побольше, а малые деревеньки -- большие деревни и так дальше до города и страны. Чернозёмные поля, которые крестьяне-единоличники и при Советской власти с таким трудом раскорчёвывали от лесов, ныне вновь зарастают, -- говорит он. – А урожайность на них у нас всегда была выше, чем по совхозу».

Последними жителями, покинувшими Малиновку со своими семьями, были Кайдунов Михаил Данилович, Лизнёв Николай Михайлович и Середов Александр Петрович. Было это летом 1986 года.
Деревня обезлюдела. Всё, что ещё хоть как-то напоминало о ней, столкали бульдозерами в кучи, напоминающие собой курганы. Заодно с малиновскими полями площадь эту распахали и засеяли. Но вскоре нагрянувшая перестройка с «прихватизацией» и этому положила конец.

Лет 10 назад я был на Малиновском кладбище с Анатолием Игнатьевичем Заборским. На исходе лета мы ходили от могилы к могиле своих земляков, вглядываясь в их лица, имена, даты, и каждый раз что-то вспоминая. Помню, Анатолий подозвал меня и сказал: «А это Дмитрий Кириллович Соскин, фронтовик. Его народ уважал, и всегда в деревне к нему обращались по имени- отчеству, Дмитрий Кириллович». Я пристально вгляделся в открытое и добродушное лицо жившего на этой земле человека.
Могил Шилиных и Ерёминых в поросшем берёзками кладбище не было. Поскольку они находились у самого края кладбища, а там не росло деревьев, их бугорки запахали по хлебное поле. И вот теперь это сиротливо оставленное людьми поле буйно порастает травой и лесом. И кого в этом винить?..

Анатолий Игнатьевич после этого всё же сделал железный крест и, выбрав время, добрался на своём тракторе до кладбища и на примерном месте предполагаемых 11 могил его родственников установил его с надписью «Шилины».
Мать его Анна Никифоровна, моя двоюродная сестра, умерла в прошлом году в возрасте 95 лет. Она бережно хранила в поминальнике все их даты рождения и смерти и молилась о спасении их души.

Ближе к полудню посетили место, где располагалась д. Малиновка. Я смотрел на очертания, помеченные высокой кромкой леса, и чувство малой родины, давшей жизнь, благодарно наполняло грудь. Глядя на примерное место, где стоял наш пятистенный дом, вспомнил его историю, рассказанную отцом Анатолием Никаноровичем. Когда дед Никанор срубил его, поставить не успел, так как раскулачили и сослали, где он и умер. Долгое время сруб стоял без крыши, с закрытыми берестой от дождя углами. Отец подрос и перед войной успел на него поставить крышу. И только вернувшись с войны, он довёл таки отцовский дом до ума. В нём, а не где-то там в районном роддоме, мы, его дети, и родились. Так как отец работал секретарём Ачимовского сельсовета, то в 1958 году он переехал жить в Ачимово и перевёз туда дом, где он стоит и поныне.

И вот уже на географически удачно расположенное во всех отношениях старинное село Ачимово с подведенной в советское время асфальтированной дорогой враждебные вихри времени веют той же бесперспективностью и безысходностью. С момента развала совхоза «Озернинский» село умирает на глазах.
А ещё не так давно на его раскинувшихся улицах с исконными названиями «Сопка», «Зарека», «Елань», «Залог», «Деревня» негде было втиснуться, чтобы поставить очередной новый дом. В 1963 году здесь я пошёл в 1 класс Ачимовской начальной школы, и если мне не изменяет память, нас было 24 первоклассника. И учились в две смены, учителями были Пётр Егорович и Валентина Ивановна Демидовы. А теперь вот и школу закрыли, а на опустевших улицах вместо домов – плешины из конопли и крапивы.

Анализируя содеянное, думается, что виной всему – элементарная утрата совести. Прошлое нужно понимать настолько, сколько оно необходимо для формирования будущего. Ясно, что не народ выбирал для себя такое вот будущее. Всё просчитав, выбрали за него. По этому поводу в самом народе верно подметили: «Все люди, да не все человеки».

Будущее всегда многовариантно, и хотя принцип: «Разделяй и властвуй» никто не отменял, но каким выберешь его, таким оно и будет.
 
На снимках: управляющий Малиновской фермой В.М. Лизнёв с жителями деревни;
Фото из семейных архивов