Всю войну и после

- До апреля доживу, если, тогда будет 92, - отшутилась на мой вопрос о возрасте жительница пос. Туртас, ветеран труда Мария Николаевна Баранцева. В свои преклонные лета смотрится она на удивление подвижной, вот только со слухом проблема, от того, что-то не расслышав, отвечает порой невпопад.

В девичестве Захарова, она родилась еще «при царе» в деревне Берёзовке, нашего района. К июню 1941-го ей аккурат пятнадцать годов стукнуло, а в сентябре отец Николай Фёдорович на фронт уходил. Прощаясь, наказывал:
- Не бросай мать, Машенька, помогай во всем, ведь за старшую остаешься.
В семье она действительно верховодила. Братишка младше всего на год, так он не в счет: инвалид обезноженный, остальные четверо - мал мала меньше, вплоть до годовалого. Всю войну и после до 1947 года она, помогая фронту и матери, отработала в рыбацкой бригаде колхоза имени Орджоникидзе. Выращивал колхоз и лисиц, но главным промыслом была всё же рыбалка. А ловили тогда в основном стрежевыми, т.е. особо крупными или, как говорит Мария Николаевна, «большу-у-щими» неводами. Впрягшись в лямки, ни дать не взять - бурлаки, женщины, а из «сильного» пола в бригаде только два старичка, упираясь изо всех сил, тянули невод на берег. И так несколько раз за день, изо дня в день, из месяца в месяц - до зазимка. Но и зимой лов не прекращался, только теперь это был лов подледный. А он еще тяжелей. Чтобы невод под лед завести, сколько потов сойдет, пока нужное число лунок продолбишь!
Как кормились? Да как могли, кто что из дома прихватит. Главный продукт, конечно же, рыба. Раз в сутки бригадир выдавал одного язя на двоих. В бригаде 12 работников, получайте шесть рыбин, варите сами.
- Чаще всего уху варить приходилось мне. Черпаком каждому выловлю пол-язя и налью ухи. Уплетали (смеется), только за ушами трещало.
Отец пропал без вести. И без того горе со слабой надеждой, а вдруг вернется, а тут еще подозрение властей: как это пропал, при каких обстоятельствах, а уж не перебежал ли к немцам… Как бы там ни было, никаких пособий семьям «пропавших» не полагалось. Но, слава богу, выжили. Может, потому, что как ни тяжело в военное лихолетье, а с коровой-кормилицей их мама Евдокия Яковлевна не рассталась. Во время бескормицы, когда сена ни клочка, зимой рубили тальник, сдирали с него кору, она и служила кой-какой заменой сену. Умудрялись, пусть немного, но посадить картошки.
После войны, какой только работы не переделала. Пахала на конях в колхозе, в леспромхозе лес валила. «Пилили «поперечками», работали даже в мороз. Помню, валили в один стылый год березу. Уронишь ее, а мороз, она как упадет, вся кора-береста снизу доверху с нее отлетает. И как только выдюжили? Последние 15 лет перед пенсией трудилась санитаркой в больнице. Спрашиваю, есть ли фотокарточки из тех далеких времен?
- Сберегла несколько - разных, - сказала Мария Николаевна, выйдя в соседнюю комнату, но вернулась с фотографией только одной, видимо, самой для нее дорогой. На ней она - двадцатилетняя и он - ее ненаглядный, отвоевавшийся, служивший затем в одной из столиц освобожденной Европы, недавно вернувшийся на родину - тогда и поженились. Вырастили троих деток, внучат она помогала поднимать одна, ее Михаил Анатольевич скончался в 1982 году, не нарадуется теперь Мария Николаевна на правнуков. Сколько их, счет, поди, потеряла?
- Нет, постой, скажу… двое, трое, пятеро… - стала считать, загибая пальцы. В итоге насчитала семерых…
Слушал ее, а мысли про всё их поколение. Вспомнились к месту вопросы, над которыми бился один из совестливейших писателей русских - Василий Макарович Шукшин, рассказывая о стариках, понимавших свое предназначение иначе, чем мы «со всеми своими институтами и книжками». Был ли в их жизни какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или - не было никакого смысла, а была одна работа, работа… работали да детей рожали.
Ну как же не было, если отстояли и подняли затем страну! Уж за одно только это Марии Николаевне и всем ее сверстникам - живущим и не дожившим - низкий-пренизкий поклон.

Фото автора