Сердце по имени Олег

Текст Виктор Захарченко

Книга Олега Чувакина «Сердце по имени Виктор» недавно вышла в издательстве «Тюменский дом печати». Это вторая книга писателя. В неё вошла одноимённая повесть, три рассказа, а также три основательные критические статьи, занимающие около половины издания.

«Что ещё за писатель такой?» – пробурчит поборник чистоты рядов творческой интеллигенции и будет, наверное, прав, если считать таковыми только тех, кто имеет членский билет того или иного союза. Да, действительно, Олег не имеет членского билета и, по всей вероятности, и не стремится к обладанию оным, хотя…

Хотя, если вспомнить, что слово «писатель» - производное от слова «писать», а пишет Олег много, да и публикуется немало, сама логика языка наводит на мысль, что он всё-таки писатель. Но кем же тогда считать тех, кто ничего не пишет, а членские билеты имеет, представляя более «вещь в себе», чем лицо творческой национальности?

Олег – писатель новой формации. Ручку и бумагу ему заменяет компьютер, в котором ориентируется не хуже самых прожжённых профессионалов. Он активно размещает свои труды в Интернете, где в одной библиотеке Мошкова с его творчеством познакомилось уже свыше 35000 посетителей. При таких масштабах выход книги в 1000 экземпляров – событие совсем не эпохальное, можно сказать, рядовое, или точнее – из другого ряда. Что, впрочем, не умаляет важности события: книга – факт материальной культуры, тогда как Интернет – пространство виртуальное.

При всём при том занятия Олега литературой назвать трудом не совсем верно. Труд – это всё-таки то, что кормит человека. Занятия же литературой приносят разве что моральное удовлетворение, прожить на доходы от них – дело маловероятное. Что же толкает человека садиться изо дня в день за письменный стол, за компьютер и колдовать над словом?

Есть такое обидное слово «графомания», означающее болезненное пристрастие к сочинительству. Почему только «болезненное», понять трудно, ведь «графо» переводится с греческого как «пишу», а «мания» - как «страсть, влечение». Страсть к писанию, если убрать оттенок нездоровья, есть непременный атрибут словесного творчества. Если бы у вполне состоятельного помещика графа Льва Николаевича Толстого не было этой страсти, что ещё могло заставить его шесть лет ежедневно сидеть над романом «Война и мир», по многу раз вымарывая и переписывая его?

Страсть к писанию, которую попросту можно было бы назвать графоманией, заставляет человека ради наслаждения творением мира забывать о хлебе насущном. Удовольствия от пищи душевной несравнимы с удовольствиями от пищи телесной, потому как последние обыденны и обычны, а первые случайны, мимолётны, неподвластны нам, а потому всегда желанны. Они как праздник, торжество духа, восторг. Ради этого восторга и садится человек за письменный стол, за компьютер и начинает колдовать над словами. Что из этого выходит? Езда в незнаемое. Кто-то, испытав возвышенные чувства, в итоге порождает полную немощь, кто-то – скучную посредственность, а кто-то – талантливое произведение, или более того – начинает глаголом «жечь сердца людей».

И никаких закономерностей в этом деле нет. Не в самом лучшем просыпается талант, вспомним юного красного командира карательного полка Голикова, и, если даже он проснулся, это не гарантирует ничего. Всякий раз писатель, оказавшись перед чистым листом, начинает заново, и никакие прежние заслуги не в счёт. Это инореальность литературы, царство фантазии и вымысла, где всякий творец есть бог и червь одновременно. Книга Олега Чувакина располовинена на прозу и критику. Как и мысль его. Половинка «Сердца по имени Виктор» – художественная, половинка – публицистическая. В апреле 2005 года на Нижнетагильском Всероссийском совещании молодых писателей, обсуждая рассказы Олега, екатеринбургский прозаик Арсен Титов заметил, что видит в нём больше критика, чем прозаика. Слова эти, высказанные безо всякого видимого основания, – анализировались-то рассказы! – удивили меня. Как Титов почувствовал склонность Олега к критической мысли, предположить невозможно, но оказался прав он! И книга показывает это. Кроме того, последнее время Олег активно сотрудничает с московским журналом «Литературная учёба», печатающим только критические статьи.

Но и проза и критика объединены тем, что пропускаются автором через сердце. Неслучайно слово это фигурирует в названии. Неравнодушие молодости, чего бы это ни касалось: событий ли, персонажей ли, издания книги, даже запятых, заполонило страницы. Сердце по имени Олег бьётся во всех произведениях. В наш индифферентный стариковствующий век, когда усталость и желание покоя захлестнули мир, неравнодушие радует.

Герои прозы Олега Чувакина страдающие. Они страдают, потому что жизнь – страдание. Обнажённому сердцу невозможно не уколоться, не пораниться об её реалии, будь то высокомерие учителя или несчастная любовь, или ненависть литовского националиста. Герои не борются, а молча принимают всё, происходящее с ними, и только сердце не смиряется, протестуя против боли и насилия, исходящих из мира.

Герои Олега Чувакина похожи на детей, впервые покинувших семью и столкнувшихся в социуме с неприятием и конкуренцией. Оказывается, не один ты такой хороший и не одного тебя все так любят, и более того – кому-то ты совсем не нравишься. Это феномен сегодняшних малодетных семей, когда ребёнок из домашнего рая попадает в реальность детского сада, школы. Но большинство людей привыкают к равнодушию и агрессии, осознают необходимость борьбы за существование, необходимость быть сильным.

Герои книги «Сердце по имени Виктор» не борются – они сопротивляются, как деревья сопротивляются ураганному ветру. Их главная задача – безропотно принимая внешние обстоятельства, выстоять, не сломаться и остаться жить. Они смиряются с действительностью внешне, внутренне оставаясь непримиримыми, и в этой непримиримости к боли и страданиям – их сила и правда. Они не принимают боль и страдания совсем как «маленький человек» Достоевского: всякая жизнь есть высшая ценность, и потому священна.

Но для Олега Чувакина вопросов высшей справедливости, мучивших героев Достоевского, не существует: в мире нет иерархии, а потому он воспринимается как хаос. Хаос – это ощущения, восприятие героем мира после любовной катастрофы. Это события сегодняшнего дня вперемежку с прошлым, секунды, растягивающиеся на несколько страниц, и месяцы, умещающиеся в строчку. Через увеличительное стекло внутреннего «Я» героя происходящее деформируется, отбрасывая причудливые отблески и тени. Мир двоится, расплывается в невозможности соединения в единую картину осколков из любовных встреч, сцен армейской и мирной жизни, внутренних монологов героя. Единая картина – это лишённый всякой логики, окрашенный невыносимым страданием хаос, из которого герой пытается вынырнуть. Боль не утихает быстро, поэтому и повесть заканчивается на высокой ноте страдания, «будто и нет человека Виктора, а есть одно сердце по имени Виктор».

Олег Чувакин - великолепный стилист, поклонник классической строгости и ясности. Может, поэтому в своей критике он с двумя гранатами, как панфиловец, ринулся навстречу армаде современной издательской продукции, разнузданной, вольной, не признающей ни норм, ни законов, безжалостной в своём дилетантизме и фанфаронстве. В своих критических статьях Олег педантичен и скрупулёзен, въедлив до мелочей, желчен и даже, я бы сказал, ядовит. Если уж попавшееся под руку издание задевает его своим косноязычием, камня на камне не оставляет. И не единым махом, а не спеша, кирпичик за кирпичиком выбирая и выбраковывая, показывая, как нельзя писать, что несовместимо с русским языком.

По сути, Олег Чувакин отстаивает в своих статьях культуру, и прежде всего культуру труда. Пытается сохранить её хотя бы на прежнем уровне, если уж нет возможности двигаться вперёд. Обыкновенные ошибки, по его мнению, «истоки пресловутого теперешнего кризиса. В этих буквах всё – и промышленность, и экономика, и политика, и культура, и нравы современного российского общества. Где-то буква, где-то миллиметр или микрон, здесь цифра, там дата, там обозначение, а там перевод, и вот вам пожалуйста: накопление, размножение ошибок в геометрической прогрессии, до фатально полной некомпетентности, в масштабе страны».

Ещё один момент: Олег занимается критикой не на региональном уровне, а на российском. Первая его статья посвящена книге Анатолия Мазаева «Искусство и большевизм», вторая – учебнику Северцова А.С. «Теория эволюции», третья – интернет-журналу молодых писателей «Пролог». Все эти издания никакой связи с региональной литературой не имеют. В большей мере они ориентированы на интернет-аудиторию, границ не знающую. С одной стороны, это уменьшает количество местных читателей, с другой – гарантирует выход на уровень российских проектов. Делается это сознательно, в попытке попадания в единое литературное пространство России.

Но такового, на мой взгляд, уже давно не существует, как не существует произведений, становящихся фактом этого литературного пространства. Оно раздроблено на идеологические и региональные анклавы. Даже столичные литераторы, совсем ещё недавно составлявшие основу единого литературного пространства, ныне предельно регионализовались и за границами Москвы мало известны. С одной стороны, причиной этому является всеобщее ослабление интереса к литературе и изменение её статуса в обществе. С другой – ощущается значительное падение уровня художественных произведений.

Парадокс сегодняшнего времени в том, что самой читающей в нашей стране стала прослойка, как это сказать повежливее, не самых умных и не самых внутренне глубоких людей, оказавшаяся достаточно внушительной и активной. Детективы, бульварные романы, фэнтези, переполненные ужасами, похотью, мерзостью духовной, стали их усладой и расходятся по стране огромными тиражами. Всё это обставлено премиями, конкурсами, и газетной шумихой. Именно на эту прослойку и работает наша книжная индустрия.

Потому литература, придерживающаяся старых принципов, имеет самый ограниченный выход к читателю. Часто для писателя важен сам выход книги, о доходах от неё и речи нет. Выпуск книги – своеобразная заявка на вечность. Но так как такую книгу невозможно распространить за пределами региона, литература, какого бы качества она ни была, становится региональной.

Надрегиональной является электронная литература, но её ахиллесова пята – отсутствие отбора, редактуры, и как следствие – предельная переполненность и невозможность человеку охватить её, иметь о ней цельное представление. Поэтому литературное интернет-пространство – несколько иное, чем единое литературное пространство России.

Олег Чувакин естественнее и проще чувствует себя в интернет-пространстве, хотя бы потому, что объём опубликованного там превышает книжные публикации. Но книга прозы «Сердце по имени Виктор» – это факт общественного признания, выход её является важным этапом в творчестве писателя. И пусть она является фактом вхождения в литературное пространство нашего региона, это ещё один камень в основание писательского Имени.