Про жизнь

Принято считать, что жизнь прекрасна. Чудо жизни, чудо рождения… Однако в чём оно состоит? Рождается ребёнок, приветствуя это «чудо» паническим криком. Там он был защищён материнской плацентой, Мировым океаном, Космосом, а здесь, оторвавшись от пуповины, в ужасе предстал перед бездной, где и океан, и Космос встречают его с враждебным любопытством. Что значит сей «герой»? Достойно ли поборется, как Одиссей, со всеми явленными чудищами на своём пути или… Господи, и всё равно умрёт. Но даже никуда не сунувшись, коротая свою жизнь в домашнем углу, назовёт ли он её чудом? Боль сопутствует ему на всём протяжении жизни. Начинают резаться зубки, болит животик... Хворости подстерегают на каждом шагу. Взрослеем мы – взрослеет и наше сознание. На «помощь» болячкам приходит духовное страдание. Но вот – ничего не болит. Ты молодой, сильный, белозубый – на лыжах в зимнем лесу. Лес, разнаряженный инеем, похож на чудотворный морозный узор на окне. В лучах солнца пламенеют ветви берёз, искрится, волчьей шерстью вспыхивает сосняк. Слышно, как он еле-еле потрескивает, словно рука Бога гладит его… Мириады бриллиантов рассыпаны по сугробам. Остановись, человече, созерцай! Ведь жизнь прекрасна! Но отчего же так больно? Что так болит и сидит раскалённой иглой в сердце и не даёт покоя? «А ведь всё равно умру, и ничего этого не будет». Жизнь, жизнь… Через всю жизнь не красной, а чёрной нитью тянется эта мысль. Умру, умру… Извольте спросить, хотели ли вы рождаться на свет? Кто спросил вас об этом? Ещё ведь шиллеровский Карл Моор иезуитски допытывал: «А хотел ли я?» Выходит, жизнь – насилие, коли не спрашивают нас, хотим мы появляться на свет белый или не хотим?

– Наталья, это насилие, да?

– Пожалуй, да. Но с одной поправкой, что насилие многогранно. И можно ли назвать насилием то, что загорается настоящим счастьем. Когда насилие оборачивается обратной стороной.

– Любовью?

– Любовь – это иллюзия. А жизнь переливчата, и человек принимает в ней разные очертания. Вот – дети, вот – красные ягоды на поляне, благодатный дождь и так далее.

– Да. Ещё граф Толстой сказал, что человек как пролитая вода.

– Да. То он принял форму кляксы, то светлого ручейка, то безобразной лужи, когда в неё может наступить любой. Один – по опрометчивости, другой – по рассеянности, третий – от скуки. Четвёртый, пятый, десятый – лишь бы наступить и брызнуть грязью. Я вот, мол, этакий правильный, а ты – пролитая вода. Потому что сегодня одна, завтра иная. Чего бы не наступить-то?!

Намёк понятен, и приходится осторожно спросить:

– Не надоело быть «притчей во языцех»?

Наталья вздыхает:

– Я к этому привыкла.

Наталья Сторожук – одинокая баба, и потому, по деревенским определениям, часто бывает «лужой». И, по тем же определениям, её светлого ручья никто не замечает. Я бы, впрочем, сказала, что не совсем одинокая. У неё пятеро взрослых детей и восемь внуков. Один из них, которого сама принесла из роддома, жалея прихворнувшую дочь, Ярослав, уж восемь лет живёт с нею, учится во втором классе. Да теперь и жить будет, наверняка, до самой свадьбы-женитьбы.

Как же непросто ей было выживать в девяностые годы. Девяностые хуже сороковых. Моя мама рассказывала, как война свела людей в единую семью, породнила и скрепила их кровью, слезами, нуждой. В 90-е годы всё получилось наоборот. У кого мужик у задницы, у того хозяйство: бык, корова, поросята, куры-гуси. Мужик стребует с какого-никакого местного правителя и трактор, и грабли, чтобы накосить сена и прибрать его. А не стребует, так договорится при помощи всесильной бутылки.

А как прокормить ораву с пятью детишками одинокой бабе? Ответьте, люди добрые, чем накормить пять малышей, если в доме нет крошки хлеба?

– Пять детей… Так рожать не надо было стоко! – резюмировала одна уважаемая землячка, однако тоже родившая пятерых. Но – от «мужика»!

Жизнь прожить – не поле перейти. Но перейди его в сорняках, заметённое липким осотовым пухом, когда и горизонта не видно, к которому оно уходит, когда жалит вездесущая крапива и вяжет ноги повитель.

Н-да!.. Развело людей нечто злостное, шалое от обиды. «Мой-то, вон, на ероплане гоняет, а ты пешедралом ташшишься. Пимы стоптаны, куфайка рям за рям». И такое говорилось. В канун третьего тысячелетия от рождения Иисуса Христа Земля также летела по орбите почти 30 километров в секунду, поворачивая злосчастную нашу Родину то к Солнцу, то к космической бездне. Ну, ладно. Что прошло, то ещё не раз повторится в мире.

Наталья выбирает книги: «Ошибка Коперника», «Тайнопись русского народа», «Запрещённый Марс». В основном, о Космосе.

– Что тебя в Космосе интересует?

– Всё.

И, подумав, продолжает:

– Хотя Космос не для человека. И тем не менее соблазнительно о нём знать всё.

– Всё?

– Человеку надо знать всё. Так уж он устроен. Космосу посвящены тысячелетия… ошибок. И всё равно нам только известен всего один процент его природы. И то, опять же, не иллюзия ли это? Взять хотя бы самое упрощённое, что ли, конфигурацию созвездий. Верна ли она? Ведь свет, идущий к нам от звёзд, таких невообразимо далёких, доносит информацию о их расположениях, наверняка, не ту, которая есть на самом деле. Ибо звезда эта уж давно погасла или переместилась в пространстве и движется совсем по иной траектории. А мы восхищаемся и ликуем: «Ах, созвездие Лебедя! Или Орла...» – И опять помолчав и раздумывая, она досказывает с более печальной, даже скорбной интонацией: – Плохо, что нынешняя молодёжь совсем не интересуется Космосом. Как-то наблюдаю: идёт девушка, тычет пальцем в мобильник, а вокруг буйствует весна – цветёт черёмуха, кукуют кукушки. Не видят красоты. И все только тычут в телефон.

Обычно в деревне переливают пустое в порожнее, попутно перемывая косточки тому, кто живёт не так, как они. И уж, конечно, отсутствует при «перемывании». Наталью волнуют животрепещущие вопросы бытия.

– Ведь предсказывают видные учёные, что стремительный взлёт прогресса приведёт… К чему думаете? – спрашивает меня Наталья.

– К экологической катастрофе.

– Катастрофа уже началась. Но страшнее власть искусственного разума над естеством.

– Однако, чтобы не допустить этого, что следует делать?

– Самое простое – общаться с природой. Беречь природу! Пытаться разгадать её секреты. Но не путём взлома, когда ларчик её крепко закрыт, а путём созерцания…

– Ларчика?

– Природа его сама откроет, когда станешь созерцать её красоты. Откроет, доверяя нам. Вот Млечный Путь… Все ли его видели, и все ли знают, что это такое? – Наталья улыбается. – Поневоле поднимешь голову к небу, когда ясным поздним вечером то уток с реки гонишь, то свиней поишь.

Боже мой! Как мало мы знаем людей, с которыми мыкаемся бок о бок годами. Сойдясь поближе с Наташей Сторожук, я не на шутку удивилась её познаниям, и особенно в медицине. Кажется, с медициной «завела» её. Это естественно для открытой щедрой души.

– Я отдаю предпочтение альтернативной медицине, которая, вопреки традиционной, пущенной зачастую на поточный метод, как заводской конвейер, действующей «оптом», основывается на знаниях индивидуального организма. Люди тянутся к знахарям потому, что те пытаются видеть человека насквозь, отыскивая причину болезни в его ауре.

– Твоя мечта быть врачом, да?

– Или хотя бы фельдшером. Но вот волей-неволей приходится работать в магазине. Кто-то же должен продавать хлеб людям. Деревня наша уменьшается с каждым годом. Не сильно кто стремится в продавцы. Я живу за стенкой магазина и, если является покупатель, даже поздним вечером, всегда продаю ему то одно, то другое.

Жизнь наша! Она иногда такие пируэты выделывает, что сметает всё с кругов своих. В старину говорили: «На роду написано». И вместо медицинского училища, а тем более института, идёшь на ферму, чтобы как-никак накормить пятерых ребятишек, застрявших в кособоком домишке и ожидающих маму с неказистой банкой молока. Молоко да картошка. Грибы, ягоды, слава Богу. И хвала тебе, Наташа, что ты не извела ни единого плода, не бросила ни одного дитяти, не отдала его в детдом, в чужие руки. Худо-бедно, вырастила всех. Девчонки все замужем. У старшей Зои тоже пятеро ребятишек. «Ангелочки» – иронично кличет их Наташа. Сын Роман призван в Вооружённые силы России, служит в Хабаровске. Спортсмен. А давно ли бегал босоногим пацаном? Все ли видели его в кадетской форме, в пилотке с нарядной кокардой, при погонах?!

– Как бы в горячую точку не попал? – говорили в канун проводов, но Наталья мужественно оборвала:

– Нет, отслужит мой Рома и счастливо вернётся, продолжит учёбу в колледже, которую прервал из-за призыва в армию.

Интересы Натальи многогранны. Считает вечной музыку Бетховена.

– Его будут слушать и через тысячу лет, – после затянувшегося молчания говорит как бы сама с собой. – Музыка бесконечна, как сама Вселенная. Возможно, она уводит к истокам её рождения. Музыка – это дар небес.

И ещё хочется спросить: «Вы пробовали хлеб, который печёт Наталья?» Приезжайте, она не жадная, угостит. Пышную булку можно просунуть в игольное ушко и положить на стол, отмерив для неё чуть ли не половину столешницы.

… Студёный вечер. Склоняясь к западу, горит ошеломительная Венера. Горит окно в доме Натальи. И благодатно думается, что эта женщина много знает про жизнь, а потому и умеет прощать молчаливо и благородно.

И если жизнь – насилие, то насилие это от Бога.

Фото Алексея БОДРОВА