Сибирский Лев

• Лев Иванович Казанцев. Начало 1945 года, в госпитале г. Сухуми.

У деда моего Ивана Михайловича и бабушки Фёклы Яковлевны, уроженцев села Аромашево Тобольской губернии, было три сына – Лев, Геннадий и Герман, которых назвал так дед в честь сыновей немецкого фермера Ганса Майера. У Ганса он почти три года землю пахал после того, как в 1915-м, когда сибирская дивизия «за веру, царя и Отечество» в Карпатах в прорыв пошла, стеганула его по ногам пулемётная очередь. Думал, добьют австрияки штыком, и полетит душа из тела, как полковой священник говорил, в ангельский полк. Обошлось!

От деда, которого как «врага народа» по решению «тройки» в октябре 37-го в городе Ишиме расстреляли, в моём семейном архиве хранятся корочки члена профсоюза, членская книжка маслодельной артели, справка Тюменского областного суда, отменяющая решение «тройки» за отсутствием состава преступления, и бумага из ФСБ, в которой указаны причина, дата и место его мученической смерти. А вот от дядьки моего, Льва, – ордена Красной Звезды, Славы третьей степени, знак «Отличный разведчик», медаль «За победу над Германией», единственная фотокарточка да девять писем с фронта, на каждом из которых стоит фиолетовый штамп «Просмотрено военной цензурой».

В июне 41-го, когда грянула Великая Отечественная, Льва на фронт не взяли. Думаю, причина здесь одна: Сталин хотел Гитлера и без детей «врагов народа» одолеть. Не зря же лозунг тогда был, что будем мы бить врага малой кровью да на его же территории. Однако не получилось. Но Лев, конечно, всех хитросплетений не знал и каждую неделю ходил в военкомат с единственной просьбой – чтобы призвали добровольцем. А когда домой возвращался, молчал угрюмо, и было ясно братьям, что опять ему биться за Родину отказали.

Так тянулось до лета сорок второго, пока не написал он письмо самому «отцу народов». Не знаю, это ли помогло, или то, что именно тогда, смяв наши армии, немцы рванулись к Сталинграду и кавказской нефти, но заветную повестку Лев получил. Время на дворе стояло страшное, а всё же пацанов на смерть без ума не гнали. Поэтому повёз его паровоз в город Омск, где в запасном полку до начала января 43-го учили Льва врагов убивать и себя беречь.

18 января 1943 года.

«Здравствуйте, мои дорогие мама и братья! С приветом к вам ваш Лев. Шлю я вам свой горячий привет и желаю всего хорошего в вашей жизни. Сегодня ночью приехали в Челябинск, здесь я купил булку хлеба за 250 рублей, но не потому, что голоден, а потому что еду на фронт, и деньги больше мне не нужны. А потом подумал, что сделал это зря, надо было эти деньги вам выслать. Я очень интересуюсь, как у вас дела с дровами, сеном и хлебом? Мама, я прошу тебя, чтобы вы экономили картошку, чтобы весной больше посадить. Я вам послал справку, по которой будете получать красноармейское пособие. Ну вот, пока всё. Еду громить немецких бандитов. Целую крепко всех вас. Передавайте всем привет. Ваш Лев».

Своего геройского дядю видеть мне не довелось, потому что погиб Лев Иванович в марте 48-го за 12 лет до моего рождения. Дружки же его фронтовые, которые без рук, без ног домой вернулись, рассказывали, что парень он был смышлёный, и здоровьем его Бог не обидел. Наверное, поэтому, когда прибыл Лев на Воронежский фронт, его тут же определили в 362-ю отдельную разведывательную роту, и стал он ночами по немецким тылам лазить да «языков» таскать, которые отцам-командирам как воздух нужны были. Но письма матери и братьям в минуты отдыха писать не забывал.

10 апреля 1943 года.

«Здравствуйте, мои дорогие мама и братья. Желаю самых наилучших благ в вашей жизни. Сообщаю, что получил от вас сразу четыре письма, за которые сердечно благодарю. А самое главное, что я узнал о вашей жизни, и что больше Ивана Павловича и его брата на этом свете нет. После этого я весь день ходил, как дурной, и вспоминал, как я был с Ваней и Мишей дома. Но ничего, за все убийства и злодеяния Гитлер и его прихвостни понесут жестокое наказание. Сообщаю о своей жизни. Живу пока хорошо, насчёт питания очень хорошо. Погода тёплая, уже отцвели на Украине яблони и груши. Гена, напиши, сколько убил уток, цело ли у тебя моё ружьё. Жду ответа. Ваш Лев».

28 сентября 1943 года.

«Здравствуйте, дорогие мама и братья. Сообщаю, что писем от вас давно не получаю, и хочу сказать, что пока жив и здоров. Освобождаю советскую родную Украину от немецких бандитов. Враг отступает, на своём пути сжигает советские сёла и города, сжигает даже хлеб на полях, угоняет с собой скот и людей. Но за все эти зверства эти бандиты поплатятся своей жизнью. Работайте в тылу, не покладая рук, куйте победу над заклятым врагом. Передавайте от меня всем привет. До свидания. Целую всех вас. Лев».

27 декабря 1943 года.

«Здравствуйте, дорогие мама и братья. С горячим боевым приветом к вам ваш Лев. Живу и воюю по-прежнему. Мама, высылаю вам справку о награждении меня орденом Красной Звезды. С ней сходи в райвоенкомат, возможно, какие-нибудь льготы предоставят. Теперь вы пишете, что председатель колхоза вам лошади для вывозки дров не даёт, так тоже сходите в военкомат, его заставят дать. Погода здесь стоит тёплая, часто идёт дождь, снега ещё нет. До свидания. Жму крепко ваши руки».

19 июня 1944 года.

«Здравствуйте, дорогие мама и братья. Желаю вам самых наилучших успехов в вашей жизни и здоровья. Вчера получил письмо, написанное 28 мая, которое писал Герочка, за что очень вас благодарю. Ну о своей жизни. Живу пока по-прежнему, вчера ходили смотреть новую кинокартину «Радуга». Пока до свидания. Целую. Лев. Жду ответа».

Ответ из дома на этот раз искал его долго, потому что осенью сорок четвёртого в Карпатах, почти в том самом месте, где в 1915-м дед Иван с перебитыми ногами в плен попал, разрывная немецкая пуля раздробила Льву запястье левой руки. Он обмотал рану плащ-палаткой и, матерясь про себя от нестерпимой боли, продолжал ползти к своим. Когда же от потери крови потерял сознание, товарищи бросили немецкого обер-ефрейтора и вытащили Льва первым. Потому что в разведке главный закон был и сегодня есть – убитых и раненых врагу не оставлять!

А потом был медсанбат, в котором ему ампутировали левую кисть, и госпиталь в Сухуми, где Лев в первый и последний раз в своей короткой жизни увидел море. Домой к маме и братьям он вернулся в начале сорок пятого. Вместо левой кисти чернел у него обтянутый кожей протез, в вещевом мешке вместе с парой нательного белья завёрнутая в окровавленную плащ-палатку лежала связка лаврового листа, который в Сибири в ту пору считался диковинкой, а на гимнастёрке блестели солдатская «Слава», Красная Звезда да знак «Отличный разведчик».

Работал Лев, который до войны окончил курсы счетоводов, в «Заготзерно» бухгалтером, и 8 марта 48-го пошёл на привычную с детства охоту, которая оказалась в его жизни последней. После обеда буквально ниоткуда свалилась на землю свирепая метель, и дядька мой, выживший в кровавой мясорубке войны, не дошёл до дома каких-то полутора километров. Утром, когда ветер стих и с крыш закапала дружная капель, мужики, бабы и ребятишки стали прочёсывать ближайший лесок. И нашли. Лев, сжимая в окоченевших руках ружьё, сидел под берёзкой, а его мёртвые голубые глаза смотрели прямо в голубое весеннее небо.

Лет двадцать назад я попросил отца показать то место, где принял смерть его старший брат. Дело было в знойном сибирском июле. Мы молча постояли у огромной кудрявой берёзы и пошли к дороге, которую местные старики до сих пор кличут большаком. А впереди нас, щебеча о чём-то своём, всё прыгала и прыгала нарядная птичка. И я вдруг подумал, что, может быть, это не птица вовсе, а душа моего дядьки Льва, увидеть которого мне так и не довелось.

А совсем недавно я узнал, за что получил отчаянный разведчик свой первый боевой орден. Зашёл в Интернете на сайт под названием «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и ввёл в поисковик три знакомых с рождения слова – Казанцев Лев Иванович. Через несколько секунд умная машина выдала сначала приказ № 13632 от 3 ноября 1943 года по 309-й Пирятинской стрелковой дивизии 40-й армии, а потом и сам наградной лист с кратким изложением личного боевого подвига.

Я не был на войне и не видел, как заполняют наградные документы, но почему-то вдруг ясно представил неведомого мне командира 362-й отдельной стрелковой разведывательной роты, старшего лейтенанта с украинской фамилией Статилко, который, щурясь в мерцающем свете сделанной из снарядной гильзы коптилки, 30 октября 1943 года писал кудрявым почерком: «Красноармеец разведчик Казанцев за время службы в разведроте показал смелость и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками. 21 сентября 1943 года, выполняя боевую задачу в составе головной заставы передового отряда дивизии, один из десяти первых воинов во всём Воронежском фронте вышел к реке Днепр в районе села Андрюши. 22 сентября во время бомбёжки командного пункта 957 стр. полка тов. Казанцев бросился в полуразрушенный рвущимися авиабомбами дом и вынес радиостанцию РБ, чем спас её от гибели, рискуя своей жизнью. За проявленные мужество и бесстрашие в борьбе с немецкими захватчиками тов. Казанцев достоин правительственной награды ордена Красной Звезды».

Того самого, который один раз в году, 9 Мая, достаю я вместе с солдатской «Славой» из ящика комода, драю их до блеска суконкой, а потом даю подержать на ладони детям и внукам.

Фото: из семейного архива П. Казанцева.