Главный газовик России

Выдающемуся организатору освоения месторождений углеводородного сырья Западной Сибири Евгению Алтунину исполнилось 80 лет

личность

В Тюмень автор этих строк приехал работать журналистом в середине шестидесятых годов, в самый пик освоения неф-тегазового комплекса. Повезло не только быть свидетелем крупного разворота работ на территории огромного края, но и освещать в прессе открытие многих месторождений нефти и газа и начало их эксплуатации.

——

Вызывает меня однажды главный редактор «Тюменской правды» Николай Лагунов и дает задание — взять интервью у только что приехавшего из Саратова начальника нового управления по добыче газа Евгения Алтунина. Задание ответственное, заметил главный редактор, на контроле в обкоме партии. Дело в том, что управление скоро будет преобразовано в главк и оно уже вызвало на социалистическое соревнование объединение «Туркменгазпром» — одно из крупных газодобывающих предприятий страны. Лагунов протянул газету «Известия» с условиями трудового соперничества. Так осенью 1966 года в гостинице «Заря» состоялась моя первая встреча с начальником первого газового управления в Тюмени Евгением Алтуниным.

И вот спустя сорок четыре года мы встретились с ним в преддверии его восьмидесятилетия, вспомнили и первую встречу.

— Евгений Никифорович, вы возглавили мощное управление по добыче газа в Западной Сибири в возрасте 36 лет. Тяжела была «шапка Мономаха»?

— В самый раз. Ведь после войны молодые люди быстро взрослели. Когда в 1966 году заместитель министра газовой промышленности СССР Сидоренко предложил мне переехать в Тюмень и заняться организацией нового управления по добыче газа, согласился не раздумывая. Добыча газа в Саратове достигла пика, запасов больших не прослеживалось. Почему бы не попробовать силы в новом деле? А тут еще несколько человек из объединения съездили на разведку в Тюмень. Вернулись окрыленные: новое дело, большие перспективы.

Согласился поехать главным инженером. С проектом приказа прибыл к начальнику Главгаза Кортунову. Тот прочитал приказ и говорит: «Главного инженера мы уже подыскали.

Поезжай начальником — опыта тебе не занимать».

С этой бумагой я и приехал в Тюмень. Конечно, ни самого управления, ни штата, ни помещения и в помине не было. На первых порах снял несколько номеров в гостинице «Заря» под контору и начал набирать людей. Муравленко и Эрвье не хотели отдавать специалистов. Собирали «с бору по сосенке». Выручили земляки-волжане — Герман Болгарцев, Виктор Поляков и другие согласились переехать в Тюмень.

— Какое впечатление тогда произвела на вас Тюмень?

— Обычный захолустный город, неухоженный и очень грязный. Но, если Саратов был голодным городом, здесь мы поразились обилию продуктов на прилавках. А какая рыба имелась: осетр, муксун, нельма, стерлядь…

— Долго квартировали в «Заре»?

— Борис Евдокимович Щербина помог с выделением первого этажа в здании облпотребсоюза, а через два года мы построили вставку на улице Мельникайте и переехали туда.

— С чего начали работу на посту начальника управления?

— Надо было ознакомиться с фронтом будущих работ, побывать на газовых месторождениях.

С полмесяца летали на Ли-2 с товарищами из Министерства газовой промышленности, Ленгазпроекта, Донецкого и Саратовского проектных институтов в сопровождении секретаря Тюменского обкома партии. Посетили Среднее Приобье, побывали в районе Тарко-Сале, в Тазовском, Салехарде. Особенно впечатлили Тазовское и Заполярное месторождения. Там первые же скважины салютовали разведчикам недр фонтанами в три миллиона кубометров. От таких перспектив дух захватило и одновременно настроились на серьезный лад: с ходу такие богатства недр не возьмешь. И «орешек» в самом деле оказался весьма крепким.

— Когда Тюмень стала впервые снабжать газом страну? Ведь к этому времени открыли уже группу березовских месторождений.

— Монопольно страну снабжали газом Узбекистан, Кубань и Ставрополье. Действовали газопроводы Бухара — Урал и Бухара — Центр. Хотя газ в Березово получили еще в 1953 году, единственная скважина обслуживала нужды лишь местного рыбокомбината. Подобные объекты мы запустили в 1967—1968 годах в поселках Тарко-Сале, Тазовском и других населенных пунктах. Промышленная эксплуатация началась в конце 1965 года после завершения первого газопровода Пунга — Серов.

Кстати, мало кто знает, что сфера нашего влияния простиралась далеко на восток, вбирая в себя даже Якутию. «Тюменьгазпром» раздвигал «плечи» и расширялся в границах. В Якутии мы построили газопровод Усть-Вилюйск — Якутск протяженностью двести километров. На севере Красноярского края — трубопровод Мессояха — Норильск для нужд никелевого комбината. Вот какие были у нас «аппетиты»! Одно время даже назывались Главвостокдобыча. Но со временем в верхах поняли, что распыляться не стоит, нужно сосредоточиться на территории Тюменской области.

— Какие трудности встретились на первом этапе освоения Севера?

— Главный вопрос был один — как перебросить газ потребителю за десятки тысяч километров? Варианты возникли разные, вплоть до фантастических. Одни на полном серьезе предлагали построить метро-туннель от Медвежьего до Москвы в зоне вечной мерзлоты на глубине ста метров (!). Другие ратовали за то, чтобы доставлять газ с помощью дирижабля, берущего на подвеску несколько емкостей по 10—15 тысяч кубометров газа и транспортировать по воздуху. Заместитель министра газовой промышленности СССР Юрий Боксерман, курировавший новые технологии, предлагал строить нити газопроводов «Северное сияние» с заполярных месторождений по коридору Салехард – Воркута — Ухта, а затем их разветвлять на Ленинград, Белоруссию, Москву, Поволжье… в обход Урала. Мы же планировали южный вариант через Свердловскую область в направлении Нижнего Тагила, Горького и Москвы.

К этому времени уже имелся газопровод до Пунги, его вели до Похромы, а там рукой подать до Медвежьего — каких-то 600 километров. Выгода очевидная: убежать от вечной мерзлоты и выйти на индустриальный Урал.

— Нелегко пришлось протолкнуть южный вариант?

— Да, споры были жаркие. За наше предложение горой встали Борис Щербина и Геннадий Богомяков. Окончательную точку в споре поставил на совещании в Надыме зимой 1969 года Алексей Николаевич Косыгин. Там же, на высоком форуме, рассмотрели проблемы Медвежьего, к освоению которого мы приступили.

— В середине 70-х годов я пришел на работу в Главтюменьгазпром старшим инженером по пропаганде передового опыта, дух захватывало от темпов развития газовой промышленности. Что ни день — новые события, которые я освещал в прессе, в том числе центральной…

— Темпы были действительно запредельные. Занимались проектированием освоения крупных месторождений газа — Медвежьего, Уренгоя, Вынгапура, Ямбурга. Искали принципиально новые методы бурения эксплуатационных скважин в зоне вечной мерзлоты, добычи и транспортировки газа на дальние расстояния. Производительность каждой скважины в сутки доходила до трех миллионов кубометров, а установок комплексной подготовки газа (УКПГ), этих современных заводов в тундре, — от 8 до 15 миллиардов газа в год (!).

Для доставки грузов на Медвежье мы одними из первых в регионе применили большегрузные «Антеи». Самолет разрабатывался по спецзаказу геологов и газовиков. В итоге уже к 1975 году вышли на первое место в стране по добыче газа.

За досрочный вывод Медвежьего месторождения нам, группе газовиков, в 1978 году присудили Государственную премию СССР.

— На встречу с вами, Евгений Никифорович, я принес буклет «Большой газ Тюмени», который издал в 1976 году, к десятилетию Главтюменьгазпрома. Позвольте напомнить некоторые интересные цифры. 12 апреля 1975 года — с начала эксплуатации на газовых промыслах Тюмени добыто 100 миллиардов кубометров газа. Сентябрь 1975 года — Главтюменьгазпром по суточной добыче топлива вышел на третье место в стране. За этими цифрами стояли люди, выросшие и возмужавшие на Тюменской земле.

— События разворачивались такие масштабные, что подняли на щит славы многих инициативных и энергичных людей. Если на первых порах приходилось приглашать специалистов со стороны, потом их стали выращивать и пестовать на месте. Взять Ивана Никоненко — начинал в Пунге начальником цеха научно-исследовательских и проектных работ (ЦНИПР), потом его перебросили на Медвежье главным инженером, затем генеральным директором в Новый Уренгой. Это он, приехав туда, приказал выбросить стенды «Уренгою — темпы Медвежьего», сделал все возможное и невозможное для достижения более высоких уренгойских темпов и ввел в эксплуатацию новое месторождение досрочно. Я подписывал бумагу на представление его к званию Героя Соцтруда. Владислав Стрижов – тоже легендарная и неординарная личность. Освоение Медвежьего — памятник ему при жизни. Недаром в его честь назван один из теплоходов Черноморского флота.

— Дела в главке шли нормально. Как же получилось, что вы пере-шли на партийную работу — стали секретарем обкома партии?

— Обком партии тогда приглашал в аппарат специалистов — геологов, нефтяников и газовиков. Вот и мне объяснили, что буду заниматься своим делом, только всем Западно-Сибирским топливно-энергетическим комплексом: нефтью, газом, геологией, энергетикой, строительством, утилизацией попутного нефтяного газа, переработкой …

— Но не будем забывать, что в это время давала о себе знать командно-административная система. К ней тоже надо было приспособляться.

— Докучали многочисленные высокопоставленные визитеры из Москвы, которые по поводу и без лезли с наставлениями и советами. А я, человек в общем-то уравновешенный и спокойный, иногда не выносил мелочной опеки.

— Потом вы перешли на работу председателем в Межведомс-твенную территориальную комиссию Госплана СССР по вопросам развития Западно-Сибирского нефтегазового комплекса.

— Статус комиссии был солидный: она координировала деятельность более чем 20 структур, действующих в нефтегазовом комплексе. Планировали как ближнюю, так и дальнюю перспективу, чтобы все подразделения комплекса работали синхронно, в едином темпе.

— Начались реформы и комиссию преобразовали в представительство Министерства экономики в Западно-Сибирском экономическом регионе. Что в итоге получилось?

— Производство пустили на самовыживаемость, а Министерство экономики перестало заниматься планированием. Побывал на приеме у тогдашнего первого заместителя председателя Совета Министров и министра экономики Егора Гайдара. Он так и сказал: «Никакого планирования, рынок все расставит по своим местам. Отслеживайте ситуацию на местах».

— Но ведь даже в развитых капиталистических странах существуют элементы планирования.

— Вот именно. Ситуация сразу сказалась на добыче нефти — она упала на 50 процентов. Правда, сохранили объемы добычи газа. Но к этому времени выработали основные запасы на Медвежьем, Уренгое и даже Ямбург основательно вычерпали.

Приходится с сожалением констатировать: государство бросило Тюменский нефтегазовый комплекс на произвол судьбы. Вспомните, в регионе в год бурили по 28 миллионов метров, сейчас — около 200 тысяч. Прирост запасов углеводородного сырья не восполняет его добычу. Уверен: рано или поздно жизнь заставит серьезно заняться нефтегазовым комплексом.

— Как вы, Евгений Никифорович, смотрите на потенциальные возможности Восточной Сибири и строительство нового газопровода Восточная Сибирь — Тихий океан?

— Да, нефть нашли, в частности в Эвенкии и Приангарье. Но ведь это очень отдаленные территории с неразвитой инфраструктурой. Взять то же Юрубченко-Тохомское нефтяное месторождение на севере Красноярского края. Оно же у черта на куличках, до него еще добраться надо. Что касается трубопровода ВСТО, то чем прикажете его заполнить? Он рассчитан на пропускную способность в 30 и даже 50 миллионов тонн нефти в год. А промыслы в Среднем Приобье в стадии пада-ющей добычи и новый Самотлор не предвидится. Я по натуре оптимист, но поводов для эйфории не вижу.

— Спасибо за интервью, Евгений Никифорович. Здоровья и удачи вам!

Фото из архива автора

Автор статьи: Раис САЙФУЛЛИН

Рубрика: Общество