Горькая чаша испита сполна

30 октября - День памяти жертв политических репрессий. Я не отношусь к их числу, но такой статус имел мой муж Маслеев Александр Константинович. И по его рассказам я хорошо знаю, какой горькой была эта чаша, которую он испил сполна, да, вероятно, и многие другие. Расскажу подробнее, как это произошло.

Его отец - Константин Михайлович, уроженец Казанского района Тюменской области, рядовой, малограмотный колхозник, женился рано. И к моменту призыва в ряды Красной Армии имел жену и двухлетнего сына.
Служил на Дальнем Востоке рядовым пехотинцем. Уже готовился к демобилизации, но началась Великая Отечественная война и он, естественно, продолжал служить. Япония была союзницей Германии, держала на границе с СССР миллионную армию, готовую в любой момент начать боевые действия. Поэтому Советское правительство вынуждено было иметь на Дальнем Востоке значительный воинский контингент.
Но на Западном фронте шли ожесточенные бои, а также под Москвой. Бойцы об этом знали. И движимый самыми добрыми намерениями Константин Михайлович обратился к командиру с просьбой перевести его на Западный фронт. На что командир без всяких объяснений грубо ответил: «Не лезь не в свое дело, а служи там, где тебе назначено!» Обиженный боец вспылил и сказал: «С такими командирами и Москву потеряем!» И жестоко поплатился за эти слова.
На другой день он был арестован по 58 статье (за антисоветскую пропаганду) и направлен на Колыму под конвоем в алмазные рудники. Спустился в них в декабре 1941-го молодым, здоровым, а вышел в 1953-м больным инвалидом с силикозом в легких и отмороженными пальцами ног.
В 1953 году его реабилитировали. Жена и сын о его судьбе ничего не знали, но потом в сельский совет пришло извещение, что он осужден как враг народа.
Когда отец ушел служить в армию, Саше, моему будущему мужу, шел третий год. Отца он и не помнил, но клеймо «сын врага народа» на долгие годы сделало его изгоем в родной деревне. К нему относились враждебно и сверстники, и даже учителя. Сидел он всегда за последней партой. Его не приняли ни в октябрята, ни в пионеры, ни в комсомол. Учился хорошо. Бабушка его вспоминала, как он однажды прибежал из школы весь в слезах и громко кричал: «Почему всех приняли, а меня нет?» И учительница на вопрос бабушки ответила: «Какой же он пионер, если он сын врага народа!»
Вместе со всеми детьми Саша работал в колхозе, помогая фронту, но его никогда не поощряли, ни за хорошую учебу, ни за работу, хотя других поощряли. Он озлобился, бросил школу, но в положенный срок пошел служить в армию.
Служил в морфлоте подводником. Отслужив пять лет, вернулся в Казанку, где жили его бабушка и родители. Я работала учителем истории в Казанской школе. Мы познакомились, поженились. Секретарь парторганизации предложила нам сыграть комсомольскую свадьбу. Тогда они были популярны, все расходы на свадьбу брали на себя организации, где работали жених и невеста.
Я по всем параметрам к такой свадьбе подходила: была секретарем школьной комсомольской организации, активным лектором и пропагандистом, а начальник Узла связи, где работал Саша, от этой затеи отказался, аргументируя это тем, что Саша не комсомолец. Так еще раз аукнулась ему репрессия отца.
В 1963-м директор Уватской школы Вениамин Степанович Кабаков пригласил меня в Уват, в школу, которую я когда-то окончила и мы с удовольствием переехали.
Здесь Саша окончил вечернюю школу, поступил в Тюменский машиностроительный техникум, получил профессию прораба. Все каменные дома на левом берегу построены при его активном участии. Так что, уйдя в мир иной, он оставил на земле добрый след.
Отец его, вернувшись с Колымы, долго болел. Силикоз перерос в туберкулез и в возрасте 53 лет он скончался.
И 30 октября я помяну их обоих, как жертв репрессий жестоких и часто бессмысленных, искалечивших жизни многих тысяч людей. Вечная им память!