Пуля-дура мимо прошла

Семнадцатилетний капитан

Семья Шестаковых всегда была дружна. Родился Степан Денисович в Уватском районе, в деревне Шостак 10 января 1924 года.

- Семья была большая, шестеро детей: три брата и три сестры. Я - самый старший.

- Тяжелое у вас было детство.

- Нет. Зимой мы учились, а летом работали: помогали взрослым. Колхоз был у нас крепкий. Папа трудился бригадиром. А мама была только передовой колхозницей. Кем только она не работала: сначала в поле, потом ее сделали овощевозом. А после - назначили дояркой.

Когда началась война, Степану Шестакову было семнадцать.

- Я этот день хорошо помню. Был на практике на Пуйковском рыбозаводе (на Ямале). Уже окончил третий курс Тобольского рыбопромышленного техникума. Как вам описать этот день? Ужас! Народ охватил ужас. Все говорили: война, война… Народ и раньше чувствовал, что будет война. Но никакой паники не было. С флота сразу же ушли на фронт многие капитаны, механики. И меня - метр 55 сантиметров с кепкой - поставили капитаном катера (улыбается). И я работал не хуже остальных. Возили рыбу.

- Какую?

- Муксуна, сельдь обскую… Тогда было столько сельди, что на ее вылове работало шесть бригад. И сельдь была крупная… Рыбозавод ее мариновал, а потом пароходы увозили. Потом, когда я уже с фронта пришел, работал на таком в 400 лошадиных сил помощником капитана.

Но до мирной жизни было слишком далеко. После окончания практики Степан Шестаков приехал в Ханты-Мансийск, сюда перевели техникум.

- У нас 15 человек осталось на курсе, а поступали 36. Доучился, получил диплом с отличием. Мы учились так жадно, что до сих пор всё помню. Настолько хорошо нам давали задания и настолько мы прилежно учились. Это сейчас некоторые учатся, лишь бы получить высшее образование…

По окончании техникума Степан Денисович получил направление на Дальний Восток на рыболовецкие корабли. Но туда нужно было проехать только при наличии пропуска.

- Мы ждали пропуск из Москвы… А в это время в Ханты-Мансийске прошла очередная мобилизация, флот почти полностью оголили. И наших сокурсников, тех, кто постарше, призвали. Тогда ведь не было брони. Мобилизовали капитанов, механиков, работать некому. А до навигации осталось дней 10-15. Вызывает нас, а осталось шесть человек, в трест управляющий Богданов и назначает всех на флот капитанами. Я получил теплоход «Обь». Доработал на этом теплоходе до 12 августа. Прихожу с рейса, мне повестка: 13-го явиться в военкомат, иметь при себе вещмешок, кружку, чашку… Всё, закончилась моя мирная жизнь.

- Когда получили повестку, страшно было?

- Нет, я страха не имел… Иногда проскальзывала мысль: вернешься - не вернешься. У меня была девушка, мы с ней познакомились в техникуме, она дала телеграмму родителям, что я выехал на пароходе «Орджоникидзе» 14 августа в Омск. Не доезжая до моего села, отсюда примерно 400 километров по реке, нас встречает лодка. Я на корме стоял, вижу, что в лодке батя и тетка сидят. Капитан не остановился… И я не мог попрощаться. И… на четыре года.

На передовую - в новом обмундировании

- Из Омска повезли в Томск, - продолжает вспоминать ветеран.

- Пришли там к зданию с высоким забором. Смотрим, выходят оттуда строем моряки Тихоокеанского флота. Думаю: может быть и нас в эту мореходную школу направят. А потом оказалось, что мы пришли в Белоцерковское пехотное училище. Оно было эвакуировано с Украины. Стал учиться на взводного.

Я был очень дисциплинированным. Мы, деревенские парни, не знали, что такое хулиганить. Тогда можно было ходить по городу ночью и не бояться. Время было хорошее, сталинское. 27 января привезли новое обмундирование. А на мне была гимнастерка, простреленная пулей и заштопанная. Видимо, солдат был убит, дырка была напротив сердца. Нас обмундировали как невест замуж, нарядили во всё новое: и валенки, и ватные брюки… Собрали с каждого военного училища, а их было 13, примерно по 2-3 тысячи курсантов, погрузили в эшелоны и повезли. А на станции Рузаевка в Мордовии наш эшелон задержали. День, два стоим, неделю… А потом говорят, что мы - на Москву, а остальные - на Сталинград.

Тогда близилась к концу Сталинградская битва. Видимо, не хватало пушечного мяса… А нас увезли под Москву. Там бои закончились, армия уже выдохлась, но гнала немцев почти до Смоленска. Железная дорога была разбита, нам пришлось идти пешком. Смоленск стоит на Днепре, а ниже - Сафоново, село такое. Распределили нас по дивизиям и стали укреплять оборону. Боев еще не былo, собирались силы. Дивизии, которые туда пришли, были обескровлены, их направили на переформирование.

Бой был страшный, а страха не было

Не скажу, что страшно было… Страха никакого не было, пока окопались, ходили на стрельбище подальше от передовой. И так мы в обороне просидели до июля. А затем наша 85-я гвардейская стрелковая дивизия, в которой я начал службу, получила приказ перебрасываться на Курскую дугу. Своим ходом. День и ночь мы шли. Трое суток.

- Вы уже знали, что там сильные бои идут?

- Знали, как не знали, газеты читали. Вот мы пришли туда в начале августа, а 5 августа я участвовал в бою. Бой был страшный…

Нас бросили на прорыв немецкой обороны, которую фрицы укрепляли два года. Заграждение - в четыре кола колючей проволоки. Попробуйте через нее перелезть. И попали мы в такое место, что скрыться негде…

Я всё время был на передовой - меня командир роты посылал. Сначала бегал, согнувшись, ползком, а потом - в полный рост, а пули: чик-чик… Свистят…Значит, не мои. Видимо, кто-то за меня шибко молился.

У меня снайперская винтовка была, я раз пять выстрелил. А немцы от меня были метров в 15-20-ти. Видел, как хохотали над нами. Они меня не видели, трава скрывала. Убил, не убил - хвастать не буду. Но стрелял я хорошо. Подбежал ко мне таджик, молодой парнишка, растерялся. Я ему говорю: ты чего топчешься, посмотри под ноги, здесь мин полно. Я и сам чуть не наступил. А вон он, пока я стрелял, подорвался на мине… Так наша рота, вторая там, и осталась. Из 120 человек нас выжило только трое…

Степан Денисович плачет.

- Да вы в рубашке родились.

- Да… И раненых было двое - солдат, он подорвался на мине, и командир роты, у него оторвало полруки. Я сказал второму связному, чтобы тащил командира. А сам остался… Один. А рядом убиты старшина, два радиста… Я сел, закурил, хотя раньше никогда не курил. А вечер уже, часов семь… Это у нас светло, а там - темнота… Пополз в траншею, куда мы до боя свалили шинели и противогазы. Она была в метрах 30-50-ти. Лег там на шинели и думаю: как же так получилось, что бой был так плохо организован. Командир роты обстрелянный  , из Подмосковья. Дали нам пять снарядов одной пушкой для подмоги… А куда летят снаряды, мы даже и не видели… Разведка боем - это ерунда. Думаю: почему же немцы знали, что мы будем наступать, и встретили нас шквальным огнем, да таким, что не допустили до проволочного заграждения… Ночь пролежал, а к утру уснул. Разбудил меня страшный звук - земля дрожала, и солнца не видать. Оказывается, наша артиллерия била на прорыв обороны. Встал, решил искать своих, а то меня посчитают трусом. Смотрю - наша минометная батарея стоит. А командир этой батареи был другом нашего командира. Он мне и говорит: «Давай ко мне, у меня вчера двух убило, будешь таскать мины».

А вечером 8 августа Степана Денисовича ранило. Приехала полевая кухня, и командир попросил принести котелок.

- Налили мне два котелка. Бери сколько хочешь - солдаты полегли. Побежал обратно, слышу, мины…

Он не добежал до траншеи метров шестьдесят, как раздался взрыв - ранение в ногу, осколок касательно по коленному суставу прошел.

- Меня привезли в какой-то сарай. Там раненых человек десять. И на этом скотном дворе мы дня 4-5 валялись. Медиков нет. Нога болит. В ране уже черви завелись. Возьму солому стряхну…

Полтора месяца Степан Шестаков был в госпитале. И снова на фронт. Сначала отправили в Гороховецкие лагеря, а потом - пешком под Смоленск.

- Попал я в 101-ю отдельную национальную бригаду. Она формировалась на ходу из раненых. И не представляла собой боевой единицы, считаю. Потому что мы между собой не слажены были.

(Не) тяжелораненый

Далее - под Витебск.

- В Белоруссии нас водили по болотам и привели под деревню Городище. Сказали: здесь будем воевать. Пошли в наступление, а впереди - кустарник, лес. Думаю: надо успеть добежать до леска. Метров десять не добежал и… потерял сознание. Поднимаю голову, кровь идет из носа, рта, шеи… Сзади бежал парень, он мне помог, хотел обратно увезти, а взводный ему приказал идти вперед. Мол, ничего, сам дойдет. Если бы мог тогда, пристрелил бы его, - до сих пор держит обиду Степан Денисович.

Это только в кино раненых быстро доставляют в госпиталь… Израненный солдат Шестаков пошел по шоссе.

- Вдруг слышу страшный треск: оказывается, дома загорелись в деревне, там власовцы были… И стрельба поднялась. Видимо, наши дошли. Пули свистят. Думаю: если уже там не добили, то тут… Дошел до угла, деревня догорает… Догоняет меня «виллис» легонький. Сидят в нем полковник Серебряков, я его узнал, он был командиром бригады, и его заместитель. Говорят, что взяли бы меня, но некуда, да и спешат. Мол, сзади идут автобусы санитарные и тебя заберут. Сел на дорогу, жду. В первом автобусе мест не было, везли тяжелораненых. Я спрашиваю: «Разве я легко?» Медработник отвечает, что я же не лежачий. Говорит, что сзади идет еще один автобус. Там тоже не было мест, но капитан меня взял, посадил на свое место, а сам поехал на подкрылке.

И снова госпиталь. Ранение было тяжелое. Пуля зашла в кончик носа, а вышла за ухом…

Отличный артиллерист

Степан Денисович неспешно продолжает свой рассказ, а за окном смеркается. И мы просим его пересесть к окну, чтобы сделать хороший снимок.

- Тогда я китель с наградами надену. У меня семь боевых (среди них два ордена Великой Отечественной войны), а остальные - юбилейные, уже после войны вручали…

И снова воспоминания… После второго ранения Степан Шестаков записался в артиллеристы, знакомые солдаты позвали.

- Привезли нас под Москву, в Кубинку. Там формировалась 47-я Краснознаменная Духовщинская механизированная бригада. Потом она орден Суворова второй степени заработала… Попал в противотанковую батарею. Ну, думаю, хрен редьки не слаще - был в пехоте, а теперь в артиллерии, да еще противотанковой. Сначала меня назначили наводчиком. А потом документы мои посмотрели, что я почти окончил военное училище, и повысили в звании - присвоили старшего сержанта. И за месяц я стал хорошим артиллеристом. Мне даже дали - «Отличный артиллерист», он где-то и сейчас в чемодане лежит…

Опять на фронт. С мая 44-го по май 45-го Степан Шестаков освобождал Прибалтику, Польшу. А в ночь на 20 января 1945 года пересек границу Восточной Пруссии. Немецкие деревни, которые они занимали, стояли без хозяев. Хотя местные жители всё же встречались, некоторые теряли сознание от голода. И наши солдаты делились с ними последней краюшкой хлеба.

По словам Степана Денисовича, «хвалиться нечем, кормили на фронте по-разному», бывало, что и голодали по нескольку дней. Возможно, поэтому в его памяти всплывают и те моменты, когда были сыты. Как уже ближе к окончанию войны варили картошку и ели с американской тушенкой из ондатры…

Танго Победы

- Седьмого мая слышим, что бои идут за Берлин. И по радио сообщают, что Рейхстаг взят, Берлин пал. И 9-го - война закончилась, - говорит Степан Денисович и утирает слезы, которые льются и льются из глаз ветерана.

- Что чувствовали в тот момент?

- Радость! Помню, как старшина Кузьменко говорит: «Давай, Шестаков, танцевать будем!» И мы танцевали!, - улыбается Степан Денисович.

После войны он почти год прослужил в Белоруссии. А когда вернулся домой, его не сразу узнали.

Сестра, Валентина Денисовна, которая к тому моменту пришла навестить брата, рассказывает, что всё время, когда брат и отец были на фронте, они молились. Дед читал молитвы, а дети за ним повторяли. Степан Денисович уверен, что именно эти молитвы и сохранили ему жизнь. Ведь кроме рассказанных эпизодов, он еще много раз был на грани жизни и смерти, но она обходила солдата Шестакова стороной. Он и сам обращался к Богу. И даже когда стал коммунистом, вступил в партию на фронте, продолжал молиться.

- Перед боем все про Бога вспоминали, - говорит.

После войны Степан Шестаков много трудился на флоте и в рыбной промышленности. Последнее место работы - Ханты-Мансийский рыбокомбинат, заместитель директора. Это предприятие когда-то гремело на всю страну.

Степан Денисович до мельчайших подробностей помнит и свои трудовые будни. Гораздо более скупо рассказывает о личной жизни, хотя она тоже не менее увлекательная.

Он был уже женатым, когда судьба вновь свела его с девушкой, с которой вместе учились в училище.

- Приезжает моя старая любовь в Тобольск. Дает мне телеграмму: «Я приехала повидаться. Если хочешь, приходи». И я сто километров пешком прошел. Застал ее. Она должна была назавтра уехать. Я с ней уехал. Работать нас направили в Красноярский край. Так и прожили с Полиной Александровной , пока не похоронил ее.

Они вырастили троих детей: сына и двух дочерей, одна, к сожалению, уже умерла. Сын - полковник, работает в Африке. Дочь живет в Тюмени.

P.S. 10 апреля 2020 года на 97-м году жизни Степан Денисович Шестаков ушел из жизни. Похоронен в г. Ханты-Мансийске.