Старые песни о разном – 2

Снова, друзья, мы затягиваем старую песню. На этот раз из тех, что в народе зовётся «блатной». И не спешите брезгливо поджимать губы и гневно отбрасывать прочь газету – разговор пойдёт о песне, которая к современному жанру «коммерческого шансончика» никакого отношения не имеет. Это – настоящее. Это – часть истории нашей страны. Песенной истории.

При первых же аккордах мы узнаем её. Ну точь в точь, как вертлявый жулик «Промокашка» из кино про «Место встречи …» – па-па-пара-пабам. Да это же «Мурка»!

Прибыла в Одессу…

Стоп – тотчас одёрнет меня иной знаток, не так начинается песня. И будет прав. Как и многие произведения устного народного творчества, «Мурка» имеет множество вариантов и начинаться может по-разному. Но в целом сюжетная линия неизменна – тёмные дела нехорошей компании («днем они воруют, ночью – убивают»), назревающие неприятности («вдруг пошли облавы, начались провалы»), решаю-щий сход («срочный комитет»). А далее – разоблачение «авторитетной» героини и акт возмездия («здравствуй, дорогая, и прощай»). В финале же обязательная «блатная грусть» («черный ворон карчет, мое сердце плачет»). Более изощрённый «московский» вариант описывает и похороны Мурки, и даже последующий суд над вершителями расправы. Указываются и точные сроки заключения: «Я и «Куцый» дикан (10 лет) получили, остальные драйки (3 года) и по пять».

Конфликт
произведения

Предательство – именно оно на первый взгляд, точнее – слух, является основным конфликтом в сюжете легендарной песенки. Предательство прямое: «ты зашухерила всю нашу малину», усугублённое идейным отступлением от смысла преступной жизни. В уже упомянутом «московском варианте» Мурка, прибежав к «лягашам проклятым», прямо заявляет:

«Ой, сыны Советов, братья-комиссары, Не хочу я с урканами жить! Надоели эти разные малины, Я хочу секреты вам открыть».

Но измена идеалам (отход от понятий) отягощается еще и изменой чувственной. Любовная тема в некоторых вариантах звучит весьма отчётливо. Так, например, в песне, исполненной знаменитым цыганом Алешей (А. Дмитриевич), на корявом русском языке рассказывается о том, что исполнитель приговора изменнице – некий Алеша «в ресторане в злость напился пьяный» (на серьезное-то дело идучи). А после того, как стукачка получила по заслугам, «в тёмном переулке второй выстрел раздался», исполнитель… застрелился. И это не любовь?

Да что там «блатная жизнь». В 30-х годах прошлого века поэт Ярослав Смеляков слагает проникновенный стих «Любка Фейгельман», героиня которого изменяет общественно активному образу жизни (и заодно герою):

«Мне передавали, что ты загуляла – Лаковые туфли, брошка, перманент…»

Знакомые ритм-размерчик? А еще там есть такие строчки: «Здравствуй, моя Любка. До свиданья, Люба!..» Ничего не напоминает? Комсомольская «Мурка» – ничуть не меньше, с той только поправкой, что воровка отказалась от материальных благ («кольца и браслеты, шляпы и жакеты»), а комсомолка напротив – прибарахлилась.

Кстати, имя Люба для т-ща Фейгельман было выбрано не случайно. Дело в том, что первоосновой песни о Мурке стала известная в Одессе 20-х годов «Любка-голубка».

В начале «Любка»

Знаменитая, говорят, была песня. Некоторые исследователи приписывают авторство поэту Якову Ядову, но Константин Паустовский (близко знавший Ядова) в «Повести о жизни» пишет: «Даже всеведущие жители города не могли припомнить, кто написал песню «Здравствуй, моя Любка, здравствуй, дорогая». Есть ещё версия, что запоминающийся «муркин-любкин» мотивчик создал известный композитор Оскар Строк.

В первоначальном тексте «Любки» никакой «жиганщины» не было вовсе, но затем произошла метаморфоза. И вот в варианте текста 1934 года, хранящемся в Государственном архиве литературы и искусства (зап. Н. Холиной), мы уже видим и: «Любка воровскую жизнь вела», и: «Любка уркаганов продала».

Тем же годом датирована и другая единица хранения ГосЛитархива – текст песни «Маша». Это дополненная и переработанная копия поздней «Любки», насыщенная описаниями «вечеров и пьянок да радостных гулянок». Завершается она так:

«Через день в Одессе пронеслось молвою: Машу мы убили за ребят. Пронеслися быстро чёрны воронята – Лягаши нас брали всех подряд».

А о первоначальной – «неблатной» – «Любке» вспомнили в послевоенные годы в Ленинграде. Вспомнили и создали вариант легальной «Мурки», который тиражировался на грампластинках. В нём были и измена, и «пулю получай», но никакой криминальной подоплеки: «Ты меня любила, а теперь забыла», всё только из-за этого.

Перепевы и пародии

Итак, «Мурку» поют с 30-х годов прошлого века. Кроме безымянных и полулегальных певцов, брались за душещипательную песенную историю и Леонид Утесов, и Вадим Козин, и Вадим Кавецкий, позже – Владимир Высоцкий и Борис Рубашкин. В новейшую эпоху и вовсе пошёл ренессанс, сопряжённый с разгулом, и «Мурку» затянули все – от Баскова с Леонтьевым до Гарри Каспарова и диджеев. А матёрый «шансонье» Гулько, приделав к каноническому тексту припевчик «про Марусю Климову», по-моему, основательно изгадил песню. Не отстают и дети. В 1993 году студенты Петербургского университета записали в летнем лагере вариант от 12-летней девочки (опубликовано в сб. «Современная баллада и жестокий романс» 1996 г.). Эта «Мурка» наивностью превосходит прародительницу, но зато обильно «украшается» подробностями расправы:

«С первого удара Мурочка упала. Со второго лопнул черепок. С третьего удара косточки сломались, И полил кровавый ручеёк…»

Впрочем, переделывать и пародировать «Мурку» принялись тотчас по её появлению. После знаменитой эпопеи «Челюскина» (1934 год) появилась дворовая песенка с такими словами:

«Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский, Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай! Капитан Воронин судно проворонил, А теперь награды получай!»

В народно-песенном обороте бытует и несколько «еврейских» вариантов. О том, где «Мурка» просто заменена на «Сару», говорить не станем, а вот «Ванда» показалась мне весьма озорным произведением – этаким продолжением истории:

«На могиле Мурки собралася банда – Жулики, воры и шулера. Речь держала баба по прозванью Ванда – Секретарь одесского ЦэКа…»

Здравствуй и прощай

Ну вот и спели-вспомнили мы с вами старинную песенку о нелёгкой девичьей судьбе. Размышлять о том, почему фольклор «социального дна» так популярен в нашем обществе, мы не станем – каковы сани, таковы и сами. И что здесь такого, если седоки этих, бешено несущихся в будущее саней иногда во всю мочь начинают горланить «Мурку»… Э-э-эх, Русь!!!

Дмитрий Карасиер