Отправленное письмо

(Былое)

1938 год. Репрессии продолжались с тем же размахом, что и год назад. Но, несмотря на это, среди населения ходили письма-треугольники - через почту и без нее, - религиозного характера.

Ничего в них политического, тем более против власти, не было. Речь шла о каком-то мальчике, которому привиделся не то сам Бог, не то святой. Я сейчас о содержании письма почти ничего не помню, но в конце этих анонимок было предупреждение, что нужно переписать это письмо 20 раз и переслать их по почте родным или знакомым либо, прочитав письмо, отдать другому. Если этого не сделать, то на тебя обрушится небесная кара. Мы, ребятишки 7-12 лет, читали их и отдавали поскорее друг другу, боясь гнева небесного…

В то время моя тетя работала почтальонкой на почте, а кроме этого, еще дежурила на телефонном коммутаторе и штемпелевала письма. Чтобы хоть что-то сделать по дому, она обучила этому нехитрому, но обременительному делу моего старшего брата Петьку, ученика 5 класса.

Однажды Петьку вызвали в сельсовет, и мы его не дождались ни к вечеру, ни к следующему дню. Оказывается, его забрали в район по линии НКВД. За что? - объяснений и ответа не было.

Должен сказать, что в то время, когда человека забирали по этой линии, то он и родные испытывали шок, сравнимый с тем, когда человеку объявляют, что у него рак, если еще не хуже. Вскоре тетя выяснила, что он действительно там - в этом страшном почти для всех заведении…

Конечно же, у нас в доме началась паника. Моя бабушка, глава семьи, человек глубоко верующий в Бога, понимала, что, возможно, причина ареста 12-летнего внука кроется в религиозности нашей семьи. Церковную рукописную книгу «Псалтырь», которая у нас хранилась, она спрятала где-то в пригоне. А нас с братом Валькой, постарше меня на два года, ставила перед образами святой Марии и Николая-чудотворца и сама вставала рядом, заставляла молиться, чтобы эти святые помогли в освобождении раба божьего Петьки, и чтобы он на допросах не оговорил себя…

Так прошло двое суток тревожного ожидания и неизвестности… Утром на третьи сутки пришла наша тетя и сообщила радостную весть: Петю должны сегодня отпустить, он, оказывается, не виноват ни в чем…

Бабушка, успокоившись как будто, пошла в пригон и принесла спрятанное свое сокровище - книгу. Но тревожное чувство, видимо, не покидало ее. И она на всякий случай засунула ее в горничную печь…

Вдруг, в разгар дня, возле нашего дома останавливается черная «Эмка», из нее выходят, направляясь к нам, пять человек, молодых ребят НКВД-эшников, в новенькой форме, начищенных хромовых сапогах и поскрипывающих ремнях-портупеях, конечно же, с наганами на боку. Интересно, что у них было в головах, какие мысли и чувства испытывали они, когда увидели убогость нашего жилища, где вместо мебели были голые лавки, а вместо одежды и постели - куча тряпья на полатях. Или им было все равно, лишь бы выполнить указание сверху?

Начался обыск: лазили в подпол, на чердак, побывали в пригоне, рылись в учебниках моих братьев и сестры, но, кажется, того, что их интересовало, - не нашли…

Петьку отпустили только на следующий, четвертый день. На наши вопросы: за что? И зачем? - он отвечал, что виновато религиозное письмо (о которых я упоминал в начале рассказа), которое он отштемпелевал на почте и которое попало к ним в руки. «Тебе угрожали, пытали?» «Нет», - отвечает (видимо, среди них были люди), говорили только: «Скажи, кто написал, и мы тебя отпустим».

Нужно отдать должное Петьке: он не оговорил себя и других. Откуда ему было знать, кто написал и что там было написано, - прочитывать чужие письма не полагалось…

Бабушка, вытаскивая свое сокровище - книгу - из печки, обтирая с нее сажу и золу, говорила нам: «Вот смотрите, ребятишки, ведь Бог-то есть на свете, все обыскали, а в печь-то не заглянули».

Н. КАРГАПОЛОВ, с. Окунево.