Загадочный Скобелев

Он ест жизнь полной ложкой. Легкий, словно лист, ветром подхваченный, подвижно-динамичный, как пружина, искристый, будто фейерверк, бурлящий, точно водопад. Танцует, поет, дурачится, порой кривляется (ни грамма серьезности, трагичности – тем более) – все это на сцене. На первый взгляд. Поверхностный… Через полтора часа общения – другие ощущения. А он не так уж прост: любит «причесывать» мозг, ковыряться в рабочем (уж лучше сложном) материале и абсолютно не любит артистические тусовки. Сложен. Многогранен. Таинственен. «Да просто везунчик!» – говорит о себе Скобелев. Да, тот самый Скобелев, которого обожает вся женская часть театральной Тюмени. Сергей, такими словами грех разбрасываться… Но он непреклонен: «Везунчик. Человек легкой судьбы». Коль не боится дразнить ее, непредсказуемую, флаг в руки…

– Откуда вы: местный, залетный? – Родился в Кургане. Есть такое место в двухстах километрах от Тюмени. Совершенно милое! Люблю этот город. Даже в театре там шесть лет отработал.

– Родом из семьи артистов? – Нет! Почему я оказался в артистах, бог его знает… Да, только Бог и знает! До того, как попал в театральную студию, я в театре не был вообще. Даже представить не мог, что на актера нужно учиться. В детстве был безобразно скромным ребенком. – Стихи на стуле перед гостями не читал? – Ни в коем случае. Деда Мороза так вообще боялся. Один раз папа с мамой пригласили его домой, а я спрятался. – И подарок не получил… – Получил. Но Деду этому ничего не сказал. Я даже на него и смотреть-то не стал… За всеми хороводами на утренниках, «елках» всегда наблюдал со стороны. – И что же случилось? – Не знаю. В школе меня никто никогда не видел и не слышал. В классе считался сереньким. А после шестнадцати что-то перемкнуло…

– Током ударило? – Нет. Ни током, ни шаровой молнией… Просто захотелось внимания. Мания величия проснулась? – Мания отличия, Манька Величкина… Не было ничего такого. Я спокойно играл с друзьями (нас было четыре Сереги) в войнушку, машинки, мушкетеров. Рос дворовым курганским мальчишкой. Не пил, не курил, спортом занимался, благо стадион рядом с домом. И вот ближе к семнадцати годам, в переходном возрасте стало быть, через знакомых попал в театральную студию при одном Доме культуры.

Попал на репетиции спектакля «Панночка». Удивился: ребята совершенно другие — интересы, глаза не такие, как у всех. Дни рождения вместе отмечают, чаепития устраивают, репетиции опять же… И так случилось, что одного актера сняли с роли и назначили меня.

– Оказался к месту! – Да. И сыграл в спектакле «Панночка» Нины Садур казака Дороша. О той постановке в памяти лишь свет фонарей, рубахи-шаровары и мелодии трио Маренич, на которых построили весь спектакль. Помню несколько своих фраз: «У каждой бабы есть хвостик, нужно лишь только знать, где его найти…»

– А потом армия? – Она самая. До нее работал с отцом на заводе – вытачивал на станках детали. Полгода проучился в Курганском машиностроительном институте. А когда понял, что в армию все равно пойду, плюнул на этот институт… Опять же не помню, боялся или нет. Мне просто по жизни везет. Везунчик! Попал в Хабаровск в чудесные погранвойска. Вот когда бы я в своей жизни в Хабаровске еще побывал?! А так в биографии солидная география: и польская граница есть, и китайская…

В 1992 году был экспериментальный призыв в армию на полтора года. И опять везуха – отслужил меньший срок. Таких призывов было всего два. Армия у меня, правда, великолепная! – Кормили и добавки давали?! – Кормили нормально! Но там всегда есть хочется, особенно сладкого. Пригодились курсы УПК, пройденные в школе. Тогда я получил какие-то корки и какой-то разряд киномеханика. Вот в «учебке» кино и крутил. А потом случилось вот что: дружок мой «скосил» с гастритом, а я поехал на заставу. Самую боевую. «Ужас, кошмар, глухомань, болото», – пугали бывалые. И тут мне говорят: «Вторая погранзастава. Готовься!»

– Что же там было? – Болото, кочки, небольшие лесочки, старая одноэтажная застава. Выходят мужики встречать: загорелые, щетинистые, в кепариках… Это я потом понял, что они меня всего на год старше. Подозвал меня «дедушка»-связист (я перед армией на «стукача» учился – на радиотелеграфиста, по-русски говоря, а «учебку» по связи окончил). Спрашивает: «Как зовут? Пойдем, покажешь, что умеешь…» Пошли. Показал. И никаких проб-лем! Там какая дедовщина была? Правильная! Молодые, естественно, мыли пол. На всякие ухищрения шли, чтобы он сверкал.

– Зубными щетками старались? – Там другие технологии применялись… Я как авторитет зарабатывал? У меня почерк хороший – открытки от имени «дедушек» их девушкам подписывал, стишками, вензельками украшал. Танцевать учил – тогда в моде Богдан Титомир был.

Почти весь наш состав – с Урала. Земляки! Семья! Общались нормально. Да и кому проблем хочется? Тридцать пять человек, постоянно с оружием... В общем, отслужил великолепно, да и страну немного посмотрел. Почему-то в армии твердо знал: буду артистом. Вернулся домой – восемьдесят с лишним килограммов. Узнал, что студия из ДК переехала в здание Курганского театра. У них проблемы с молодежью, а тут как раз мы подоспели… В любую массовку включай!

Пришел в театр первый раз после службы. Репетиции вовсю – «Сирано де Бержерака» ставят. Получилось, как с «Панночкой»: мальчик не справился с ролью Кристиана и ее отдали мне. Для Курганского, провинциального, по сути, театра этот спектакль был революцией, шиком! Играла одна молодежь – человек восемнадцать, в фойе второго этажа между четырьмя колоннами. Новаторская форма. Зрители шли и шли. А у нас – азарт, энергия, глазищи горят! Играли, правда, недолго – многие поехали столицы покорять.

А ко мне подошел главный режиссер Курганского театра и спросил:

– Вы хотите работать во взрослых спектаклях? – Да, конечно!

Дали небольшую ролюшку в мюзикле «Свадьба Кречинского». Помимо танцев в массовке, я играл пьяницу: навешивал колоколец и падал со стремянки. Вешал и падал. Вешал и падал… – Хороший зачин в серьезном спектакле – со стремянки падать! – Еще бы! Как-то мной стали всерьез заниматься: и режиссер, и актеры всех возрастов. Специальное образование нужно было получить… Целевым курсом, пятнадцать человек, поехали в Челябинск. Хотели поступить к определенному мастеру, но после инсульта он отказался набирать студентов. Зря, что ли, приехал?! Поступил. Через год понял, что учат меня не актерскому мастерству, а как праздники готовить. Сбежал в Екатеринбург. Попал к хорошему мастеру. У него Андрей Волошенко и Костя Антипин учились. Окончил. И как-то в Кургане стало скучно: один режиссер, все предсказуемо. А сбил меня с толку телеканал «Культура», снявший про Тюменский театр драмы и комедии целый фильм. Загорелся. Приехал. Познакомился с актером Серегой Осинцевым, поговорил с режиссером Алексеем Ларичевым, встретился с директором…

– Как ваше имя? – Сергей Скобелев. – А отчество? – Ваславович! – Поляк, что ли?! Оно, насколько я понимаю, единственное в мире. Дедушка, ленинградец, приехал в Курган, встретил бабушку и больше никуда не уехал. Моего отца он хотел в честь боевого друга Вацлавом назвать. Это польское имя. И как часто в нашей стране бывает, записали папу с ошибкой, через букву «с». Так он стал Ваславом, а я – Ваславовичем. В Тюменский театр меня приняли в сентябре 2000 года. И с первого сезона закрутилось! Первый раз вышел на сцену на премьере «Вишневого сада» Горбаня. Дал он мне малюсенькую роль почтового чиновника. Первый выход и… Вот Горбань меня подставил! Говорит накануне: «Ты выскочи перед задернутым занавесом, какие-то кульбиты сотвори и так «строго и тревожно» скажи зрителям, чтоб выключили сотовые телефоны, а пейджеры перевели в режим вибрации». Вот меня мандраж бил! А потом был спектакль. Самая эстетская, самая красивая, самая неоднозначная работа Александра Горбаня. И пошло-поехало: вводы в «Эквус», «Мирандолину», в конце сезона серьезная роль Генри в «Убийстве Гонзаго». Потом – «Чума на оба ваши дома», «Ревизор»... Каждый сезон по нескольку премьер. – Я не просил, мне все дарили… – Никогда не просил роли. Есть, конечно, у некоторых артистов практика, когда они изучают наименования будущих спектаклей и подают заявку. Чаще всего это бессмысленное дело. После курганской скуки, однообразия на меня такое свалилось! В конце первого своего сезона поехали с «Вишневым садом» на фестиваль в Новосибирск. Летом – большие гастроли в Минске и Смоленске.

– Тюмень – это конечная станция или?.. – Есть что-то, что не устраивает, но в принципе в Тюмени наблюдается движение. Здесь повстречал много интересных мне людей. Было радио, телевидение – полтора года отработал на «Ладье». – А большие города как же? Не рискнули? – Теоретически бы мог, но морально – нет. У тех знакомых, кто когда-то уехал, судьбы по-всякому сложились… Один мальчишка у Марка Захарова в Ленкоме работает. Там, чтобы дождаться маленькой приличной роли, нужно отпахать лет пятнадцать-двадцать. Вот бегает от в «Юноне и Авось» в массовке, бегает в других постановках в массовках. Когда встречаемся, такая у него грусть в глазах… Девочка одна, правда, солирует в Мариинке. А остальных не видно, не слышно. Так и задумаешься: быть кем-то здесь или никем там. Хотя кто его знает, кем бы я стал в Москве или Питере благодаря моей везучести по жизни! – Какой работой гордитесь? – Мало оцененной считаю «Школу с театральным уклоном», роль Трубецкого. Много в ней автобиографичного нашел. – С Кудриным играли? – Да, с Сашкой Кудриным. У нас хороший альянс сложился. Мы сделали вам режиссера Михаила Заеца (шутка). «Зима», «Школа с театральным уклоном», «Мойщики», которых свозили на фестиваль к Коляде и взяли Гран-при, – наши работы. – То есть на «стене почета» только одна постановка? – Да, и я ей горжусь! После этого спектакля ощущения тяжело-приятные. Когда нужно «причесывать» мозг, ковыряться… Через ревизировского почт-мейстера тоже что-то пришло. – «Он, она, окно, покойник»? – «Покойник» – это «Покойник». Я, конечно, люблю смешить народ. У меня это вроде как получается. Но сердцу не дорого. – Приметы перед выходом на сцену? – Многие крестятся, молятся – модно, говорят, сейчас. А я просто в гримерке включенным свет оставляю. Но это даже не примета… – Существует ли в театральной среде дружба? – В театрах чаще всего конкуренция. И, как бы страшно это не звучало – зависть. Она может иметь разные оттенки: от черного до розового. И она в какой-то мере помогает двигаться в профессии. – Когда нет театра, что есть? – Футбол. Если б не стал артистом, стал бы футболистом. Но уж каким – не знаю. – Книги? – Читать некогда. Особенно последние два-три года: ухожу в театр рано, прихожу домой поздно, если в течение дня выдаются свободные полчаса, лучше вздремну в гримерке. Последнее, что читал, это что-то историческое у Пикуля. – Актерские тусовки жалуете? – Я не тусовочный человек. Потому что непьющий и не переносящий пьяных людей. Танцевать вне театра не люблю. Мне прыжков на сцене хватает. – Поклонницы… – Говорят, существуют. – Адекватные? – Они женщины, а это накладывает некий отпечаток на отношения. Есть у Пушкина замечательная «Сказка о рыбаке и рыбке» – это лучшая иллюстрация отношений мужчины и женщины. Стопроцентное попадание. Живет себе поклонница. Ходит, смотрит на актера и ей этого достаточно. Потом автографа захотелось. Потом – увидеть, рассказать о чувствах и потребовать взаимности… – Мечта? – Хочу сезон отдохнуть… А точнее, хочется больше молчать…

– Что теперь? – «Районная больница» Христо Бойчева – интереснейшая вещь. Несмотря на то, что устал, именно сейчас получаю несравнимое удовольствие! Кайф ловлю! Когда прочитал пьесу, мне она показалась слишком многословной, философичной, но, повстречавшись с режиссером, понял: он знает, что делает! Мы можем сокращать текст, привносить свое. В моем образе две линии: я – и Уильям Шекспир, я — и Бог. Думаю, нужно выбрать что-то одно. «Районная больница» – это психушка и место откровений, рай и чистилище. Получится трагикомедия. Не пустая. Правда, ее бы на малую сцену театра… Подобралась хорошая компания! Соль в том, что у каждого актера хороший, чисто выписанный образ.

…Так кто же он, Сергей Скобелев? Везунчик, трагик, «причесыватель» мыслей?.. Он едок! Ест жизнь полной ложкой, не жадничая, а делясь…

Автор Ирина Никитина Автор фото Валерий Бычков