Властная память

Оставалось совсем немного служить на восточных рубежах Родины. Молодой солдат подумывал остаться в армии навсегда.

• А чем плохо, - говорил он товарищам, - служба не в тягость, да и природа здесь не такая суровая, как в Сибири.

Написал родным. Вскоре и ответ получил. «Конечно, - писал отец, - хотелось нам с матерью, чтобы ты вернулся в родные края, но если твердо решил связать свою жизнь с армией, мы не против. Ведь надо кому-то и Родину защищать. Слышим мы, что японцы не унимаются, лезут к нам, пытаются всячески помешать строить новую жизнь, но и вы ведь, как говорится, не лыком шиты. За три года службы чему-то научились. Так что смотри, сын, сам, а мы с матерью благословляем тебя на добрые дела…»

Иван собрался в отпуск. Уже проездные документы были выписаны на старшину Попова. До отъезда оставалось менее суток.

Но вдруг послышался сигнал тревоги. Рота в считанные секунды была в строю.

Из штаба вышел командир подразделения.

• Война, товарищи! Война с Германией. Получившим проездные документы приказываю сдать их обратно. И вновь потекли армейские будни. Но теперь уже полные тревожных ожиданий. Почти все старослужащие ждали отправки на Западный фронт. Не жалея времени и сил, они готовили себе замену, да и ребята, только что прибывшие по весеннему призыву, старались овладеть новыми специальностями.

А радио приносило все новые и новые нерадостные известия: враг у ворот Москвы, окружен и взят в кольцо Ленинград – один из прекраснейших городов мира, авиацией противника уничтожены продовольственные запасы этого города…

Иван Попов и его товарищи роптали:

• Что же нас держат здесь, когда там такое тяжелое положение. У нас есть опыт и навыки, да, в конце концов, за три года многое и здесь пришлось испытать – соседи – японцы не давали дремать.

Конечно, каждый понимал, что удерживают их здесь неспроста. Япония может в любое время нарушить мирный договор. И тогда самое страшное – война на два фронта.

К счастью, этого не случилось. Настал час и день, когда Ивана Попова и его товарищей погрузили в вагоны-теплушки и повезли на Запад.

Наступила зима 1942 года. В составе стрелковой дивизии оказались связисты, в числе которых был и Ваня Попов. Их везли под Сталинград. И то, что они увидели, на всю жизнь осталось в памяти. Солдаты понимали одно: оглядываться назад нельзя, пятиться больше некуда. Немцы вплотную подошли к Дону.

Впервые дивизия встретилась с противником лицом к лицу в самый разгар боев летом 1942-го. Тогда уже по всей Сталинградской области было введено военное положение.

19 августа противник прорвал нашу оборону и 23 августа немцы вышли к Волге севернее Сталинграда. Массированный огонь с воздуха и суши на глазах у наших защитников превращал город в развалины. Иван Поликарпович вспоминал об этом так:

• Сталинград напоминал, особенно ночью, огромный незатухающий костер и был превращен в развалины. Сердца солдат наполнялись ненавистью, когда в гитлеровских листовках утверждалось, что «крепость большевиков у ног Фюрера».

«Никогда еще опасность Не была грозней. И решает судьбы мира Битва этих дней», - писалось в одной из наших листовок.

Навсегда запомнил наш земляк первые победы под Сталинградом, но настроение наших солдат начало меняться. Появилась уверенность, что они смогут не только остановить, но и поколотить немцев.

Мы сидели с Иваном Поликарповичем у него дома. В комнате было прохладно. Он хотел затопить печь, но мне не хотелось прерывать его воспоминания. И беседа продолжалась.

• А дальше-то как было?

• Война есть война, не мать родная, - продолжал он. – 19 ноября все и началось. Прорвали их оборону, продвинулись вперед.

Случай этот буду помнить всю жизнь. Известно, что связь на фронте – это как раз то самое, без чего невозможно жить. Помню, начался сильнейший обстрел не только с воздуха. «Заговорила» и артиллерия. С первой ротой прекратилась связь. Сколько мы не старались её наладить, рота молчала. Тогда командир взвода младший лейтенант Яблочкин приказывает бойцу Нестерову установить связь, но солдат не успел обнаружить порыв. На глазах у нас он был убит осколком мины.

Один за другим бойцы взвода обратились к командиру с просьбой послать их на выполнение задания. Обстрел продолжался. К командиру последним подбежал сибиряк, паренек среднего роста, худощавый, никогда не унывающий Вася – Василек. Так его звали бойцы после выступления фронтовой бригады, когда по его просьбе военный ансамбль трижды исполнил одну и ту же песню о Васе – Васильке.

Так вот этот Вася Верхоланцев и вызвался во время сильнейшего обстрела наладить связь между ротами. Кстати, Верхоланцев тоже из наших мест.

Не прошло и 30 минут, как связь начинает действовать.

Прошел почти час, а Василий не возвращался. Продолжается и обстрел наших позиций.

Теперь уже по тропке товарищей иду я. Вначале увидел Нестерова. Подполз к нему, оттащил в воронку, приложил ухо к груди. Не дышит. Убит. Ползу вперед. А вот и Василий. Лежит на левом боку. Пытается ползти. Ранен в ногу, перебита кисть руки.

Всю войну я свято верил, что в одну и ту же воронку снаряд дважды не попадает. Доползли до очередной воронки. Делаю товарищу перевязку, хотя он сумел остановить кровь сам.

Не знаю почему, но мне из всей моей военной биографии запомнился именно этот случай: медленно ползущий русский парень, теряющий капли собственной крови ради спасения жизни других.

Когда обстрел закончился, мы вытащили погибшего Нестерова и с почестями похоронили его. Кто-то говорил, что он был тоже из Сибири, но Сибирь наша матушка большая, где его искать, а вот место захоронения я запомнил. Это в северной части Сталинграда, метрах в ста к востоку от водонапорной башни.

• За годы войны, - продолжал свой рассказ солдат, - пришлось потерять много товарищей, а они ведь как братья родные. Жалко всех.

В последнее время сердце стало сдавать, и раны не дают покоя, да и осколки беспокоят. Один в двух сантиметрах от сердца засел и трогать его опасно. Врач как-то пошутил: «У тебя, говорит, у самого сердца мина замедленного действия».

Интересуюсь, не встречал ли кого-нибудь из сослуживцев Иван Поликарпович после войны?

• Это не просто. Заинтересовал меня как-то один Вася Верхоланцев. После фронта в нашей милиции работал. Но пока я собирался что и как разузнать, его перевели куда-то на Север, вроде бы в Салехард. Как-то встретил Михаила Верхоланцева из Конево, спросил про Василия, но он ничего такого не знал.

Мы помолчали. Я знала, что Иван Поликарпович – храбрый воин. Об этом говорили две медали «За отвагу», 3 ордена Отечественной войны и много других наград. Я попросила его рассказать об этом.

• Три одинаковых ордена – это трижды пролитая кровь. Все они даны за работу. Ведь война – это очень тяжелая работа.

В тот день Иван Поликарпович рассказал о том, как в начале февраля 1943 года немцы прекратили сопротивление на Волге. Он лично видел целые мешки с наградными железными крестами, которые Гитлер посылал самолетами под Сталинград.

В конце января армия генерала Паулюса была расчленена на две группы. Южная группа, в которой находился и сам фельдмаршал Паулюс, капитулировала 31 января, а Северная сдалась через два дня.

Только сразу после этого мира и тишины не было. Долго еще пришлось выбивать фашистов с нашей земли. Нашу армию ждали немалые испытания, лишения, потери…

Тогда не удалось написать об этом удивительном человеке. В 1982 году он безвременно ушел из жизни. Сказались житейские неурядицы, ранения, контузии. Тогда в беседе со мной он так и сказал: «Нет сил терпеть боль в голове и спине, стало прихватывать сердце».

Часто мы, живущие в то время, задаем себе один и тот же вопрос: как фронтовики все это вынесли? Они на себе испытали целый мир мыслей, чувств, страстей, они прошли такую войну, какую когда-либо познало человечество. Следует добавить, что уже после смерти И.П. Попов был награжден четвертым по счету орденом Отечественной войны.

А. Везель