Петр Ершов: поэт и прекрасный педагог

После окончания университета Петр Ершов вернулся в Тобольск. Через неделю Петра Павловича назначили преподавателем латинского языка и он целый месяц «мучил латынью и себя, и учеников».

К счастью, мучение было недолгим. «И в половине сентября я торжественно вступил на кафедру философии и словесности в высших классах, получил связку ключей от знаменитой, хотя и не установленной в этом звании гимназической библиотеки. Но главное в том, что я пользуюсь совершенным раздольем: часов немного и учеников немного», – сообщал Петр приятелю.

Цель, обозначенную тогда рескриптом Николая I, – строить систему образования так, чтобы «каждый, не быв ниже своего состояния, также не стремился чрез меру возвыситься над тем, в коем, по обыкновенному течению дел, ему суждено оставаться» – Ершов не одобрял. Новый Устав Министерства просвещения о гимназиях ему не понравился. Он наивно полагал, что навсегда отбросит старые методы преподавания, и начал учить своих гимназистов по университетским запискам, знакомя их с самыми современными произведениями русской литературы. Более того, он стал составлять свою «Программу словесности» для учащихся гимназий. По его мнению, учитель должен был «употребить все, чтобы сделать свой предмет сколько можно яснее и занимательнее». Его стремление «будить в ученике самодеятельность, живость и быстроту ума» явно противоречило требованиям Устава. Во время ревизии, проходившей в гимназии, молодой учитель вручил свой труд чиновнику особых поручений губернатора и, уверенный в успехе, стал применять на уроках новую программу.

В сочинениях он требовал от учеников собственной точки зрения и умения правильно излагать свои мысли. Ошибки не исправлял, отмечал их на полях страниц и предлагал учащимся самим найти объяснение. Один из его учеников, Капитон Голодников, вспоминал, что Петр Павлович «все сообщаемое сумел сделать настолько интересным, что по классу словесности все шли хорошо и лекций его ожидали с большим удовольствием».

Противником Ершова сразу стал инспектор Е. Качурин, которого вскоре назначили директором гимназии. Его бюрократический режим Ершов переносил двенадцать лет. Он избежал увольнения только потому, что его поддерживала жена генерал-губернатора Н. Горчакова. Она способствовала созданию в гимназии театра, а веселые водевили для него писал Ершов. Однако директор быстро закрыл театральные представления. Княгиня Горчакова уехала, и Качурин запретил Ершову выходить за пределы программ, установленных в преподавании курса словесности. Гнет начальства становился все сильнее. Ершов писал другу: «У нас, брат, такая строгость, что преподаватель «не должен сметь свое суждение иметь», иначе назовут немного не бунтовщиком». Учительского заработка не хватало для содержания семьи. Только в начале 1844 года, когда Петра Павловича назначили инспектором гимназии с сохранением учительской должности, его материальное положение улучшилось. Отношения его с директором не изменились, но теперь Ершов имел мощную поддержку со стороны новых молодых учителей, образовавших оппозицию, которую Качурин уже не смог заставить подчиниться.

Инспектор Ершов должен был следить за поведением учеников и учителей, присутствовать при начале занятий, на переменах, контролировать деятельность врача, эконома, проверять классные журналы, ежемесячно составлять отчеты об успехах и поведении гимназистов. Один из бывших его учеников вспоминал: «Инспектором был назначен Ершов, любимый наш и уважаемый всеми воспитанниками, как пансионерами, так и приходящими. Всегда ровное обхождение, а иногда и участие в играх наших и прогулках, кроме превосходного преподавания словесности, заставляли нас любить его как отца родного. Малейшее замечание, строгий взгляд уже были для нас жестоким наказанием». Ершов писал другу Треборну, как дети поздравили его с днем рождения: «Ученики сделали мне сюрприз – смастерили театр и сыграли моего Суворова. В заключение спектакля была иллюминация с бенгальским огнем, который чуть не выел глаза всем зрителям. Но, знаешь ли, тут важное дело – усердие и привязанность. Спасибо добрым моим ученикам. Не все учителя, даже и повыше учителей, удостаиваются подобной чести…» Позднее снова сообщал ему о дне рождения: «…я получил новое доказательство привязанности ко мне моих гимназистов: хоры, вензеля, музыка, сюрпризы – все это было придумано, приготовлено, поднесено и, разумеется, принято с глубокою благодарностью». Когда Петр Павлович уехал в столицу, дети отслужили молебен о благополучной поездке его в Петербург.

У Ершова появилось больше прав и опыта, и он продолжил работу над начатыми ранее трудами «Курс русской словесности» и «Мысли о гимназическом курсе». «Необходимо ознакомиться, хоть частью, с упомянутым очерком серьезно замышленного труда Ершова «Мысли о гимназическом курсе». Это подкрепит мнение, что он и в деле, не вполне ему сродном, хотел трудиться добросовестно», – писал его университетский товарищ Андрей Ярославцов и цитировал Ершова: «Образование есть развитие духовных и физических сил юноши по трем отношениям – как человека, как гражданина и как христианина. Прямое значение его – приготовить юношу к общественному служению (принимая это слово в обширном смысле) и дать ему все возможные средства к довольству и счастию земной жизни».

Ершов предлагал ограничить преподавание латинского языка, не делать его основой образования. Находил, что математика слишком сложна, что она требует особых способностей, которыми не все наделены, а потому требовать знания высшей математики от тех, кто не справляется и с низшей, значит идти против природы и рассудка. К числу предметов, «не введенных в должные пределы для гимназического учения», относил русский язык, словесность, философию и логику. Замечал, что «русская история преподается гораздо сокращеннее, чем история греков и римлян». Считал бесполезным записывание лекций и предлагал создать постоянные учебники. И, наконец, составил новую систему воспитания. Многие из методов преподавания и воспитания, предложенные Ершовым, применимы и в наше время.

В декабре 1844 года Ершов отправил свои работы в Министерство народного образования. Они попали в руки академика Давыдова, которого Белинский характеризовал как «пошляка, педанта и школяра». В итоге получен ответ: «Курс словесности не может быть введен в гимназии потому, что не вполне отвечает понятиям воспитанников». Такая же участь ожидала и вторую работу Ершова.

В ноябре 1856 года новый губернатор выдвинул коллежского советника Ершова на пост директора гимназии и инспектора училищ Тобольской губернии. Новый директор энергично взялся за дело. У пансионеров вместо тесного и сырого помещения появилось новое, просторное. Здание гимназии было перестроено и отремонтировано. Выросла гимназическая библиотека.

Как инспектор училищ, Петр Павлович большое внимание уделял женскому образованию. Женские школы были открыты в Тюмени, Ишиме и Кургане. Главный инспектор училищ Западной Сибири, проверявший Тобольское женское училище, дал такой отзыв: «Учебная часть школы удачным выбором наставников и прекрасными успехами учениц вполне обязана просвещенной заботливости и полному знанию педагогических требований господина Ершова». В ведении Ершова находилось 38 училищ. Поездки по огромной Тобольской губернии были трудными. После них Петр Павлович часто болел, но снова отправлялся в путь. Его наградили орденом святого Станислава. Но неожиданно для всех Ершов ушел в отставку. Ее причина так и осталась неясной.

Лидия САРАФАННИКОВА, г. Ишим