Судьбы нелёгкая дорога

По утрам бабушке Сине некогда досматривать сны. По привычке встаёт рано. Печь топит, хлеб печёт для детей и внуков на заказ: кто любит на поду, а кто на противне. Вдруг подъедут на выходные. Хлеб у неё душистый, ноздреватый. Такой в деревне уже почти никто не печёт – хлопотно. Бабушка Сина, так называют Ксению Ивановну в домашнем кругу, до сих пор не верит, что можно отдыхать по воскресеньям. Ведь раньше как? Ни одного выходного. Какие выходные в животноводстве? А в крестьянском дворе? Подходит воскресенье – только успевай все хозяйственные дела, накопившиеся по дому, переделывать. До потёмок не присядет. Сейчас и скотины никакой, и дом обихожен, и живёт одна, сама собой, казалось бы, куда торопиться. Нет, встаёт задолго до скупого мартовского солнца. Принимается за дела со свойственным ей прилежанием, аккуратностью и радостью. Любит любую работу, даже самую тяжёлую и грязную. То понять надо, что Ксения Ивановна Гейдт – человек исконно деревенский, крепкой крестьянской породы.

По её рассказу, отец, Иван Максимович Ларионов, был человеком хорошим, но жизнь прожил нелёгкую. Воевал, в каждом письме с фронта наказывал детям, чтобы слушались мать. Вернулся с войны с боевыми наградами. В колхозе его поставили бригадиром. Света белого не видел от работы. В одну из уборочных на зернотоке скопилось много хлеба. Ненастье стояло. Приехала комиссия, посмотрели: зерно горит. Увезли отца, осудили на три года. Не посмотрели, что фронтовик, что самоотверженно Родину защищал, что боевые награды имеет, что семья есть, что человек хороший, честный. Фёкла Дмитриевна осталась одна с тремя ребятишками: Лидой, Ксенией и Васей. Мать ткала и шила. Не вставала ночами из-за кросен. О муже плакала. Отец с матерью никогда не обижали, не оскорбляли друг друга. Любили, как видно, но никто никогда слов про любовь не слышал. Просто мать всегда была верна отцу и боялась за него. Это дети видели и понимали.

Все трое учились в школе, когда началась война. Узнали в деревне о наступлении фашистов из сообщения Совинформбюро по невыключающейся чёрной круглой тарелке на стене. Ксении – двенадцать лет. В школу ходили – здание в центре самом, сейчас его нет. До четырёхсот учеников. Сельская школа приняла детей, эвакуированных из Ленинграда, немецких ребят. С керосиновыми лампами, без чернил. Их заменяла обычная сажа. Здание школы было старым, но всегда чистым и уютным. Всех учеников оно, конечно, не вмещало. Занимались ещё и в свободных домах в две смены. От недоедания с ног падали, но учились старательно. В страду всей школой работали в колхозе.

В страду Ксения прицепщицей работала. Сутками в поле. Вместе со всей школой колола дрова, работала на прополке, сенозаготовке. Бабы траву косили литовками с крючками – местное изобретение, чтобы рядки лучше ложились, а ребятишки гребли, метали. Хлеб тоже косили литовками и связывали в снопы.

Страшно голодали после войны. Ещё с лета подкапывали картошку, едва заведётся. Все выживали, как могли. С подружкой Амалией, из сосланных с Поволжья немцев, вечно голодные, а на работу бегом бегут. Семья Гейдт – многодетная. Кроме Амалии, которую подружки звали Марусей, – Альвина, Александр, Виктор, Давыд, Владимир. Ксения заходила к ним частенько, хоть языка не знала.

В клубе девки да парни под гармонь плясали. И пели песни задушевные. Отношения у русских с семьями ссыльных немцев сложились хорошие. Немцы жили тесно, дружно, друг подле друга. Пожалуй, дружба с Амалией, великолепие цветов весной и светлые зорьки, дружная работа и остались счастливым воспоминанием трудной юности. Александр Гейдт, серьёзный, правильный, работящий, крепкого телосложения, работал в бригаде конюхом. Сердечко Ксении дрогнуло. Позвал замуж – пошла. Мать сказала: «Иди, доченька!» К незнакомой речи Ксения привыкла давно. Да и он уже хорошо говорил «по-нашему», по-деревенски.

Свадеб не играли после войны. Никаких гулянок. Сходились и жили. Так и Ксения с Александром сошлись, ничего абсолютно не было ни у того, ни у другого. Избушку дали молодым – ни потолка, ни крыши. Сами по доске собирали, какой в те годы пиломатериал! Свекровь её полюбила за добрую душу и прилежание. Если видит, что невестка не поняла что-то из немецкой речи, подойдёт, обнимет: не обижайся. А какие обиды, если в семье всё ладится. Старший из сыновей, Владимир, сразу стал бойко говорить на двух языках. Младшие, Николай и Виктор, больше говорили на русском. Немецкая бабушка их очень любила. После войны она вернулась на Волгу. А какое-то время спустя Ксения с Александром туда ездили погостить.

Жизнь после войны пошла веселей. На месте избушки Гейдт поставили крепкий дом с просторными сенями. Александр работал на конном дворе, Ксения – в животноводстве. Управлялись с домашним хозяйством. Хлеб, молоко, масло своё, крестьянское – всего досыта. Александр Александрович ушёл в шофёры. Водительское дело стало семейным. Потом все сыновья полюбили на всю жизнь технику, и внуки лихо крутят баранку большегрузных машин и легковых автомобилей любых марок. Ксения Ивановна – всю жизнь на ферме. Четверть века – чабаном. И всю жизнь они с Александром Александровичем в передовиках. Из год в год – с медалями. Ксения Ивановна отмечена за свой труд медалью «За трудовую доблесть», знаками «Ударник пятилетки» и «Победитель социалистического соревнования», медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.».

Большая трудовая жизнь за плечами. И в колхозе – передовая работница, делегат областных слётов и конференций. И в своём подсобном хозяйстве полный порядок. Коров держала – молоко, как сливки. Научили всех бушуевцев немецкие колбасы делать. Мясо, сало коптить. Сам Александр Александрович всё это мастерски готовил, а теперь сыновья. – А уж как за машиной своей ходил, на весь район славился! Кому Ксения Ивановна обо всём этом рассказывает? Детям, внукам – внуков у бабушки Ксении шесть и шесть правнуков. Особенно любопытным младшим правнучатам, которые так и сыплют вопросами. Воспоминаниям нет конца, как нет грани между прошлым и настоящим, всё неразрывно связано, одно продолжает другое.

Т. УСОЛЬЦЕВА