Солдатский окоп-великан

Моему деду Демьяну Сергеевичу Пилипенко, погибшему в Великой Отечественной войне, посвящаю.

память

«Окоп — укрытие для стрельбы и для защиты от огня, в виде неглубокого рва с насыпью». (словарь С. Ожегова)

За невысоким пологим холмом с редковатым лесочком и густым кустарником простиралось широкое ровное поле, поросшее травой и бурьяном. Справа, плавно извиваясь, будто ища защиту от палящего июльского солнца, под сенью тополей и лип пролегала хорошо укатанная грунтовая дорога.

Стояла непривычная звенящая тишина. Лишь изредка ее нарушали резкие порывы ветра да стон сухих лиственных деревьев, словно жалующихся на свой преклонный возраст и нелегкую судьбу, Временами в этот тихий вакуум вторгались посторонние громкие звуки рычащей военной техники: автомобилей, мотоциклов, тягачей. Едва слышно, медленно, скрипя колесами по песчаной обочине, двигались гужевые повозки. Все это шумливое, рычащее, скрипучее надолго замолкало, удаляясь в неизвестном направлении, возвращая округе первозданную привычную тишину.

В нескольких десятках метров от обочины дороги, в поле, среди мелких выемок виднелась достаточно глубокая и широкая яма. Она напоминала собой полуовальную траншею, местами засыпанную землей, кое-где заросшую по верхней кромке травой. Это был солдатский окоп. Он находился во власти глубоких раздумий и воспоминаний. Казалось, совсем недавно, будто вчера, окоп участвовал в больших и очень важных событиях.

Удачно расположенный своей широкой частью к дороге, окоп мог вместить в себя, укрыть от огня не менее трех человек. Среди своих «сородичей» окоп-великан гордился не только размером и глубиной, но еще и тем, что был вырыт одним из первых. Его хозяин, человек богатырского телосложения, навсегда оставил в нем свой особый запах пота, крепкого табака вперемешку с порохом и еще чем-то неизвестным окопу, только что родившемуся из-под лопаты бойца.

Приняв в свои «объятия» человека как самого близкого и родного друга, он облегченно вздохнул, подумав между прочим о том, что обрел спокойную, счастливую жизнь. Откуда ему было знать его настоящее предназначение? Да и незнакомы окопу были ни людские секреты, ни страсти, в которых имели место не только тишина и покой, но и что-то страшное и опасное.

Непродолжительное обманчивое спокойствие внезапно наполнилось невыносимым истошным гулом и свистом. Совсем низко над землей с пронзительным воем неслись какие-то большущие птицы, после которых все вокруг сверкало, а поле будто поднималось вверх со стоном и болью. Во все стороны летели клочья земли, травы, чего-то еще. Кругом все горело, грохотало, рвалось.

Окоп чувствовал себя ужасно. Он пытался глубже втянуть в себя кромки-плечи, стараясь защитить хозяина, друга, который, имея громадные пропорции, с трудом помещался в его лоне и грубо, неистово что-то выкрикивал, ударяя мощными ладонями по осыпающимся от взрывов бокам укрытия.

Вслед за злобными черными птицами, почти без передышки, вдали со страшным скрежетом появились, лязгая железом, темно-серые коробки, казавшиеся вначале маленькими. Они с каждой минутой увеличивались в размерах, превращаясь в огромные страшные чудовища, изрыгающие шум и огонь. Лишь когда по полю эхом пронеслось: «Приготовиться! Танки!», — стало ясно, что это за страшилища и как их звать. Из расположенного чуть поодаль укрытия раздался громкий надтреснутый хриплый голос: «Пилипенко! Гранатами по целям — огонь!» На дне окопа в серо-зеленом мешке лежали круглые продолговатые предметы, которые хозяин-солдат начал быстро вытаскивать и, поднимаясь во весь свой могучий рост, бросать их в большие надвигающиеся коробки. Вскоре мешок опустел.

В картине грохота, огня и металлического скрежета стал прослушиваться незнакомый доселе громкий треск высоких и низких тонов, сопровождающийся отчаянными человеческими воплями, криками, стоном. «Пилипенко… Пулемет… Отсекай пехоту…» — прохрипел знакомый окопу голос. Подняв большой тяжелый железный предмет и уложив его на кромку, хозяин стал водить его из стороны в сторону, изрыгая при этом огонь и треск, сотрясая стенки укрытия. Края окопа сильно нагрелись, стали дымиться. От горячего предмета стало жарко. На дно посыпались желтые теплые цилиндры-гильзы, которых становилось все больше и больше.

Окопу было непривычно страшно за себя, за своего друга, который не обращал внимания ни на него, ни на кромешный ад. Солдат Пилипенко был поглощен боем. Время от времени он менял толстые круглые диски на железном предмете, который продолжал изрыгать ураганный огонь.

«Похоже, диск был последним», — то ли с радостью, то ли с огорчением подумал окоп. Ему хотелось покоя и тишины… Вдруг что-то заставило его прислушаться, насторожиться. Внезапно в уже привычный оглуша-ющий шум и грохот вмешался особый, еще неизвестный окопу посторонний гул, который с каждой секундой усиливался и нарастал за спиной обороняющихся солдат.

«Танки! Наши! За Родину! Ура-а-а-а!» — пронеслось над полем. И будто по волшебству, сотни бойцов, окрыленных огневой мощью своих родных танков и громким командирским призывом, оставив окопы, все как один поднялись на врага. То было несравнимое ни с чем стремительное движение огня, металла, человеческих тел в едином и общем порыве, называемом атакой. Словно ураган неслась эта сила, сметая на своем пути врага, посмевшего ступить на землю, которая каждой своей травинкой, песчинкой, кустиком и деревцем, каждым холмиком и ямкой укрывала своих защитников от вражеских снарядов и пуль.

Окоп с гордостью и восхищением взирал на эту организованную, сплоченную живую массу летящих, будто на крыльях, людей с оружием в руках, среди первых мчался его хозяин, друг, солдат Пилипенко, ведущий за собой боевых друзей к Победе.

Рисунок Дмитрия КОРОЛЕВА

Автор статьи: Владимир ГУСЕЙНОВ