Русские могилы на турецком берегу

История, о которой я хочу рассказать, для меня лично началась ровно 50 лет назад.

Студенческий хор Уральского госуниверситета, в котором я состоял в группе «первых баритонов», разучивал Патетическую ораторию Георгия Свиридова на стихи Маяковского: хор первый, третий, шестой.

Хор N 2 рассказывал о бегстве генерала Врангеля из Севастополя. Суровая маршевая музыка, сопровождаемая гулкими, как шаги по пустому городу, ударами барабана: бум, бум, бум. Голос чтеца: «. только что вышел я из дверей, вижу - они плывут. Бегут по Севастополю к дымящим пароходам, за день подметок стопали, что за год похода. На рейде транспорты и транспорточки, драки, крики, ругня. Бегут белогвардейцы, задрав порточки, чистая публика и солдатня.»

И, наконец, солист, сдержанно и сурово: «. Глядя на ноги, шагом резким шел Врангель в черной черкеске (барабан: бум, бум, бум!). Город бросили. На молу голо. Лодка шестивесельная стоит у мола (бум, бум, бум!). И над белым тленом (тут высоко взвивается тенор), как от пули падающий, на оба колена упал главнокомандующий. (И опять баритон) Трижды землю поцеловавши, трижды город перекрестил, под пули в лодку прыгнул.»

Правда, в те годы не только меня, но и многих других в Отечестве нашем не слишком занимала судьба тех, кто, еще не зная, что навсегда покидает Родину, прыгал в лодки и «транспорточки» под пулями. Наше сознание и сердца безоговорочно принадлежали тем, кто «своими телами покрыв Перекоп», разгромил врага.

Лишь много лет спустя пришло понимание, что и те, и другие -Россия, разодранная на части Гражданской войной. И что война та, по сути, долго продолжалась - в тюрьмах и лагерях, в многочисленных «мертвых дорогах», в номерных стройках ГУЛАГа - от Беломорканала до строительства главного здания МГУ на Ленинских горах.

И вот всего-то две недели назад я кручу баранку и гоню тяжелый 9-местный «рено» по побережью. Сначала слева все пролив Босфор, потом серебрится под слабым январским солнцем Мраморное море, за ним - знаменитый в прошлом многострадальный пролив Дарданеллы. Наша цель - крохотный турецкий городишко Гелиболу, а в те времена, куда мы едем, он назывался по-гречески - Галлиполи (город красоты).

Сюда, в «дыру Дарданелл», по Маяковскому, ушла из Севастополя армия Врангеля. Но судьбу ее решали не турки, а. французские оккупационные войска.

Мы и свою-то историю, как показывает практика, знаем плохо, что уж говорить о чужой стране, хотя и стала Турция в последние годы «всероссийским курортом» пополам со «всероссийским рынком». Все сказанное, я, безусловно, отношу и к себе. Так, стали для меня откровением события Первой мировой войны, когда в схватке за проливы английский, французский и австралийско-новозеландский армейские корпуса бились тут с турецкой армией. Ряд военных историков называет сражение на Галлиполийском полуострове, там, где географически кончается Европа, величайшим по масштабам потерь сражением Первой мировой. Достаточно привести только один пример: из 490-тысячного английского экспедиционного корпуса, отправленного сюда по приказу британского морского министра У. Черчилля (того самого!), погибло почти 120 тысяч человек.

А послевоенные события? Греко-турецкая война (191 9-1922), которая закончилась поражением Греции и последующим «обменом населением» между обеими странами. Полтора миллионов греков, живших в Турции, «поменяли» на 400 тысяч греческих турок. После другой мировой войны таких уже называли где «перемещенными лицами», где «изгнанными». Впрочем, кого и в какие времена интересуют личные трагедии, когда есть статистика?

Оба берега Дарданелл - и в Гелиболу, справа, и в Чанаккале, слева, - густо усеяны солдатскими могилами и соответствующими памятниками. Мы полагали, что достаточно въехать в Гелиболу-Галлиполи и спросить у первого же полицейского, где тут Русское кладбище и памятник при нем, как мы тотчас получим точное направление. Остановивший меня на въезде турецкий «гаишник» долго разглядывал мои права, мой заграничный паспорт и документы на аренду машины. Наконец, сказал «о'кей» и вернул все. А на вопрос: «Где тут рашен семитри?» только пожал плечами.

Что мы ищем - я ни по-английски, ни, тем более, по-турецки объяснить ему бы не смог. Попробую сейчас, по-русски.

В ноябре 1920 года из Севастополя в Константинополь ушел флот. 130 кораблей. Армия Врангеля и беженцы, не желавшие оставаться в большевистской России.

Что касается офицеров, а их в Галлиполи высадилось 9540, то они поступили верно. Крымская ЧК методично отлавливала «офицерье» и, по традициям Гражданской войны, пускала их «в расход». Справедливости ради отметим, что закончись Гражданская война иначе, «в расход» пускали бы большевиков. Но не станем углубляться в дебри сослагательного наклонения. Пишем о том, что случилось.

А случилось то, что в крохотном городишке Галлиполи оказалась разбитая, проигравшая войну, потерявшая Родину армия. Как писал об этом член правительства Юга России Никанор Савич, «они были бесприютны и беспризорны, выброшены на пустые и дикие берега, полуодеты и лишены средств к существованию. Большинство не имело ничего впереди, не знало ни языков, ни ремесла».

Французские оккупационные войска, опекавшие (употребим мягкую формулировку) Турцию, она воевала в Первой мировой на стороне проигравших, разрешили русской армии разместиться в долине пересыхающей речушки возле Галлиполи. Раньше там находился английский военный лагерь, его солдаты прозвали место «Долиной роз и смерти» - там цвел шиповник и ползали змеи.

Разочарованные и растерянные солдаты и офицеры 1-го русского корпуса, всего 25868 человек, были предоставлены сами себе. В обмен на реквизированный флот французы обязались поставлять кое-какие продукты. Но страшнее голода был упадок духа. Участились самоубийства. Выход нашел генерал Кутепов. «Мы - не беженцы, - повторял он. - Мы - солдаты Русской армии». Поэтому - дисциплина, армейский распорядок, воинские учения, для нарушителей - три гауптвахты, за уголовное преступление - полевой суд. В лагерях и палатках - чистота и, писал Никанор Савич, некоторая даже щеголеватость.

Военные смотры и парады, стрельбы, занятия в офицерских школах, их было две, и в юнкерских училищах, их было шесть.

И вновь свидетельство Савича: «Офицеры морально возрождались прямо на глазах. Через короткий срок эти люди стали неузнаваемы, они ожили и обещали стать самой отборной нравственной частью эмиграции».

Когда в 1921 году в галлиполийском лагере узнали, что в России голод, офицеры и солдаты обратились к генералу Кутепову - собрать однодневный продуктовый паек и через Красный крест отправить его голодающим. Хотя сам этот паек врачи оценивали как «неполное голодание». Думаю, если бы идея была реализована, вряд ли правительство советской России захотело продукты принять, как тогда же отказалось принять инициативную помощь Русской православной церкви.

... Через год начался постепенный отъезд, как утверждают, «спровоцированный французскими властями», - на работу в славянские страны Сербию и Болгарию, в Европу и даже в Бразилию.

На месте, в Галлиполи, осталось, как сказано в документах, «Большое русское военное кладбище». Видимо, имелись и другие, поменьше. На Большое, по призыву генерала Кутепова и по старой воинской традиции, каждый солдат и офицер принес по камню, из которых сложили курган. Памятник был открыт 16 июля 1921 года.

Этот памятник почти три десятилетия напоминал о трагедии Белой армии, пока не был разрушен землетрясением 1949 года.

Мой однокурсник Александр Полещук, бывший редактор журнала «Вокруг света», рассказал мне, что еще в 1992 году один из авторов журнала написал о необходимости восстановить этот памятник «русской воинской славы», но время было сложное и, как говорится, «не до того». Как писал позже журнал «Родина», «сейчас от памятника остался лишь большой мраморный блок цоколя, свезенный вместе с другими камнями в ров неподалеку».

Но был еще «Союз галлиполийцев», третье и четвертое поколения тех, кто ушел из Крыма в ноябре 1920 года. Рассеянные по всему свету, они не теряли связи между собой. Может быть, именно дух галлиполийцев, превозмогших поражение и унижение, до сих пор объединяет их. И еще память о генерале Кутепове, который заставил их дедов и прадедов поверить в себя. Ведь это он сказал в финале «галлиполийского сидения»: «Закрылась история Галлиполи. И могу сказать, закрылась с честью. И помните: никакой труд не может быть унизителен, если работает русский офицер».

Судьба самого генерала туманна и трагична. Он жил в эмиграции в Париже. 26 января 1930 года Кутепов вышел из дома на улицу и. исчез. «Союз галлиполийцев» считает, что его похитили агенты ОГПУ и вывезли в СССР. «Союз» обращался к президенту Медведеву: «покорнейше просил Вашего распоряжения о расследовании и об установлении места захоронения останков генерала Кутепова», чтобы перезахоронить его по православному обычаю.

Если похищение на самом деле имело место и генерал, руководитель Российского общевоинского союза (РОВС), был, как утверждают, вывезен на пароходе «Нефтесиндикат» в Советский Союз и там умер или убит, то его останки могли быть захоронены в могиле неопознанного праха, которая находится в Донском монастыре в Москве.

... Не первый час мы кружим по одним и тем же улицам Гелиболу, утопающего в холодной сырости. Снова и снова разворачиваемся на одном и том же кольце, едем по лучу до конца. То упираемся в поле. То в воинскую часть, где беседуем на ломаном английском с часовыми. Наконец, очередной «информатор» отправляет на окраину городка, и мы в растерянности стоим у последнего дома. Рядом чья-то машина. Два молодых мужчины докуривают свои сигареты. Перебрасываемся несколькими словами и вводим их в курс наших поисков. И вдруг один из них говорит: «Я знаю, поехали». Через то же дорожное кольцо он привозит нас к помпезному зданию за высоким забором. Мы возражаем: это не то. Турки совещаются. Один из них куда-то звонит и долго говорит по телефону. «Поехали!» Заезжаем на какой-то рынок и останавливаемся в окружении лавчонок. Наш гид собирает вокруг себя толпу и что-то живо с ней обсуждает. Потом от толпы отделяется один, садится в машину наших ведущих, и мы опять едем. Сначала по скользкой дороге на краю какого-то канала. Потом по грунтовке через поле. Я думаю, что если мы сейчас завязнем, то не хватит сил всех воинских частей Гелиболу, чтобы нас вытащить. Но мы вылезли и даже поднялись в гору. А на горе мы увидели ту самую коническую пирамиду из каменных блоков.

Ее на месте разрушенного временем и землетрясением памятника построили усилиями «Союза галлиполийцев», Фонда Андрея Первозванного при поддержке российского консульства в Стамбуле осенью 2008 года. На белых щитах поименно перечислены все 343 человека, оставшихся в «Голом поле», как называли это место русские солдаты.

И памятник, и мемориальный музей, который мы видим сквозь решетчатые ворота, все окружено высоким каменным забором. И сверху решетка. Ворота заперты на замок. Только сильный объектив фотоаппарата позволяет прочитать имена и фамилии тех, кто здесь похоронен. Утратившие Родину в ходе Гражданской войны, эти люди все еще отгорожены от мира. Да и само кладбище, Большое русское военное кладбище, частично застроено, частично -распахано. Впрочем, разве у нас дома не происходит то же самое?

Я читал, что в конце прошлого века в Испании, где тоже бушевала Гражданская война, поставили памятник всем ее жертвам. Один памятник. Всем. Насколько мне известно, во всей нашей огромной стране попытка примирить, таким образом, противоборствующих братьев по крови была сделана только один раз. Школьниками в маленьком поселке Карым-кары в Октябрьском районе Ханты-Мансийского округа.

Гелиболу Стамбул-Тюмень.