Начало в NN 14-16.
Мы поселились на одну ночь в хостелерии Ла Прованс недалеко от аэропорта. Дети увидели бассейн, поэтому мы побросали вещи и убежали купаться. Вернулись и ужаснулись: в комнате пахло Анголареш. Пахли наши вещи: потом, плесенью и морем. Пришлось срочно стирать. Счастье, что мы в столице и здесь есть горячая вода. А то в деревнях на юге стирают белье в ручьях, а сушат раскладыванием на обочинах дорог. Видимо, надеясь, что ветер от проносящихся мимо правительственных кортежей высушит их побыстрее.
Наш Лау тоже любит подсушить чужое белье. При въезде в любой населенный пункт он… разгоняется. Отчасти я его понимаю: в деревнях асфальт получше. С другой стороны, там вся жизнь сосредоточена на дороге и вокруг нее. Гуляют куры, собаки, валяются в грязи поросята, играют дети, лежат старики и пьяницы, торгуют рыбой женщины… И вот прямо на них, бешено сигналя, несется «жипи», а за рулем – наш Лау! Во всем блеске своей двадцатилетней безмозглости. Однако жители деревень не созрели еще для восприятия прекрасного. Они нехотя, не глядя в нашу сторону, нарочито медленно уходят с проезжей части. А некоторые грозят кулаком и ругаются. Как один мужик, которого Лау нечаянно задел правым крылом. Тот даже почти не упал. В общем, мы при въезде в населенный пункт всегда зажмуриваемся от страха.
В столице есть полиция! И, очевидно, коррупция. Как-то вечером мы проезжали мимо здания суда и стали свидетелями необычного схода граждан. Лау объяснил, что это родственники совершивших правонарушения, а также те, у кого отобрали водительские права. А также те, у кого отобрали транспортное средство за езду без прав. Короче, толпа довольно внушительная. Чего они ждут и почему вечером, осталось невыясненным. Лау как-то ловко замял тему. Предпочел не распространяться. А может, посчитал, что нам будет трудно это понять.
Лау вовсе не такой уж безбашенный, как может показаться. Он по-отечески заботится о нас, предостерегает от опасностей, а вот не далее как сегодня, когда мы топали через лес на прая Мекондо и пришлось переходить вброд маленькую речушку, Лау помог мне и Соне, а Яшу и Риту перенес на руках. Лау готов поторговаться за нас на рынке, где мы покупаем очень плохие местные спички (на сувениры) или карамболу для Риты (она очень любит карамболу), бешено спорит с уличными менялами и вообще отстаивает наши экономические интересы всякий раз, когда у него нет друга, который мог бы предложить «лучшую цену». Мы будем скучать по нему на Принсипи. А когда вернемся на Сан-Томе, позвоним ему: «Лау, нам нужен ты и машина. Завтра». И услышим радостный вопль в трубке.
В «Ла Провансе» мы познакомились с семьей европейцев: папа ирландец, мама голландка и двухлетний мальчик неопределенной национальности. Вечером мы встретились с ними за ужином и разговорились. Они услышали, что мы пытаемся объясняться с хозяином на английском (а он француз), и заинтересовались – откуда мы. Оказывается, они три года назад путешествовали на поезде из Монголии в Москву. Проезжали и через Тюмень. Вспомнили, что имели ланч во время остановки на нашей станции. Помнят и свои впечатления от Уральских гор: где горы? И это горы?... Говорят, что их поразило, насколько один российский город отличается от другого. Например, Иркутск от Казани. Как будто это две разные страны.
Мы им рассказали, как собирались в Ирландию, но нам не дали визу. Калан (так зовут ирландца) был очень удивлен и даже огорчен этим обстоятельством. Говорит – это, видно, было еще до кризиса, когда Ирландия была богатая страна и могла себе позволить капризы, а теперь она снова бедная и не только дала бы нам разрешение на въезд, но и выплатила по сто евро каждому в качестве благодарности за то, что мы захотели ее посетить. Мы обменялись электронками, и Калан сказал: «Если у вас когда-нибудь еще будут проблемы с ирландскими визами – звоните мне: я разберусь». И подмигнул.
Дети не хотели уезжать из «Ла Прованса». Здесь они ели на ужин блинчики и лазанью, причем блинчики с медом и с сахаром, пили какао и были счастливы. Хотя в большей мере это относится к старшим девочкам. Яше и до этого было хорошо и все нравилось. Маленькие дети лучше всех умеют радоваться жизни. И им до лампочки, что москитных сеток тут нет, а между тем по ночам явственно жужжат комары. Хотя принято считать, что комары не выносят кондиционированного воздуха.
А еще сегодня ночью по крыше нашего бунгало кто-то очень быстро бегал. Кто-то легкий, легче кошки. Может, летучая мышь? Кто-нибудь знает, они вообще бегают?
21 августа
Пальмовое масло и пальмовое мыло. Сколько всего интересного в Африке. То тут, то там на дороге люди с пластиковыми канистрами. Лау говорит, в канистрах пальмовое вино. Вернее, пальмовый сок, постоявший несколько дней.
Сегодня Лау обещает свозить нас на шоколадную фабрику, но сначала мы отправляемся в уже знакомый нам переулок, где живет его друг. Я подозреваю, это не только друг, но и партнер по бизнесу, а может, менеджер. Он гораздо лучше Лау говорит по-английски, выглядит взрослее и знает больше. Пока Лау с другом решают какие-то вопросы, мы рассматриваем праздничное убранство улицы: между домами натянута веревка, к которой привязаны разноцветные пластиковые мешки типа «майка». Ветер надувает мешки, они раскачиваются, получается не хуже воздушных шариков.
Наконец, Лау с другом возвращаются; друг садится за руль. После Тринидада машина начинает карабкаться в гору. Лес изменился: это уже не тот влажный, чавкающий дождевой лес, к которому мы привыкли на росе Сен Жон. Здесь среди высоких деревьев аккуратными рядочками растет сантомейская арабика. На горе холодно. Туман. Кое-где красная земля распахана под огороды. Я видела морковь. Потом мы остановились у старого португальского виадука, половина которого обвалилась в речку, так что остался узкий перешеек, по которому на машине уже не проедешь. Рядом водопад. Водопад называется Сен Николау, а речка – Абаде, она стекает с пика Сан-Томе (2024 метра). Видимо, это у нас какое-то подобие обзорной экскурсии «Внутренние районы острова Сан-Томе» (видела такой вариант в путеводителе). Лау и его друг изображают из себя профессиональных гидов. Выглядит это и мило, и смешно.
Следующая остановка – ботанический сад Бон Саксессо. Дети, осознав, куда мы прибыли, возопили, что они не хотят в ботанический сад и вообще видали эти ботанические сады (на самом деле видали). Вышедший нам навстречу темнокожий мужчина смотрит на нас удивленно-выжидающе. Я думаю, ему не вполне понятно, из-за чего перепалка. Дети остаются в машине, а мы с мужем идем смотреть коллекцию сантомейских эндемиков. Уже практически в полной темноте. Может, поэтому ничего интересного мы там не приметили. Сердечно поблагодарили экскурсовода, дали ему 20 тысяч добр: надо же было как-то компенсировать наше равнодушие! Ну и Лау намекнул, что, мол, надо бы дать денежку.
На обратном пути заехали на обзорную площадку, полюбовались прекрасным видом на столицу. Как и положено столице, вечером Сан-Томе весь в огнях. Ну не то чтобы прямо сверкает, но хотя бы светится. Не то, что Анголареш или Тринидад, с наступлением сумерек погружающиеся во мрак.
На следующий день мы отправились на шоколадную фабрику. Возле неприметного одноэтажного строения паслась группа европейцев. «Во сколько откроют?» – спросила я у какой-то женщины. «В четыре тридцать». Ура: ждать совсем недолго. В указанное время ворота распахнулись, и мы втянулись вовнутрь. Бледный темноволосый юноша приглашает нас разуться и пройти в дом. Выходит седовласый мужчина, начинается экскурсия: все стоят кружком у стола, а хозяин фабрики (его зовут Клаудио Коральо) увлеченно делится секретами приготовления сантомейского шоколада. Все бы ничего, но экскурсия на португальском языке. Некоторые слова мне вполне понятны: какао там, ферментация. От нечего делать я считаю, сколько раз он произнесет «какао» и сколько «ферментация», но на второй сотне сбиваюсь. Если бы господин Коральо время от времени не угощал всех присутствующих шоколадом, было бы вообще неимоверно скучно. А так мы целый час простояли у стола, изображая из себя португальцев, пока дети не захотели пить и не стали тянуть нас на улицу. Чтобы не привлекать внимания, мы тихонько вышли на веранду и нос к носу столкнулись с тем самым бледным юношей (его зовут Никколо, он сын Клаудио Коральо). Юноша был удивлен, что мы уходим. «Дети не понимают португальского», – с видом глубокого сожаления объяснила я. Никколо страшно смутился. «Я не знал, что вы не португальцы, – забормотал он. – Простите». Никколо предложил нам прийти завтра в пять тридцать – будет экскурсия на английском языке. Пришлось сказать, что наши дети не понимают и английского (что не совсем верно, так как Соня довольно прилично говорит по-английски). «А откуда вы?» – спросил Никколо. – «Мы из России». Юноша снова заизвинялся, что совершенно не говорит по-русски. Мы его заверили, что это пустяки, и вяло пообещали прийти завтра. Но дети сказали – хватит с нас шоколадных фабрик.
Окончание следует.