Рядовой солдат войны

Иван Папович Киргинцев в январе этого года отметил 85 годовщину своего рождения. Поздравляли его с этим событием дети и внуки, односельчане. Ветеран, несмотря на возраст, держится молодцом. В этот день он невольно вспоминает другие именины – в военном сорок третьем.

Пареньку из сибирской деревни Солодиловой ещё не исполнилось 18 лет, а в окно уже постучал курьер из колхозного правления: «Аксинья! Ваньку зови, на фронт забирают!» Аксинья Емельяновна, мать, охнула, запричитала: «Ох, да что же это, ведь совсем ребёнок!»

В семье Киргинцевых было четверо детей, Иван пошёл в колхоз работать с малых лет, ещё до войны. С отцом, Папом Григорьевичем, на конной косилке ездоком хлеб убирал. В феврале 38 года отца арестовали, уже пенсионером Иван узнал, что расстреляли его на третий день после ареста в Омске. Конфисковали тогда в семье всё – зерно, картошку. Три ведра только и оставили – до весны хватит. Единственное богатство у Аксиньи и осталось – дети. В Голышманово привезли новобранцев на подводах – ждали долго эшелон. Слухи доходили: повезут не на запад, к войне, а пока только на восток. Так и оказалось – вечером подошёл эшелон, повезли в Канск. Определили там по казармам, двухъярусные нары для солдат стали привычными на несколько недель. Для Ивана, даже при его сиротской и бедной жизни в родном доме, двухразовый солдатский паёк показался куда более скудным. Но военную науку изучал исправно: вместе со всеми ходил строем, учился ползать по-пластунски и мотать солдатские портянки. Однажды приехал в Канск «покупатель», капитан из курсантской школы. Выбирал из безусых новобранцев будущих сержантов. На все вопросы офицера Иван отвечал бойко и чётко. Взяли его без разговоров.

После окончания школы сержантов отправили в Бийск, там формировали эшелоны для отправки на фронт. Спешно сформировали состав, закрепив за сержантами не нюхавших порох юнцов. В группе Киргинцева оказались солдаты разных национальностей – узбеки, таджики. Они даже русского языка толком не знали, приходилось больше общаться жестами.

… Тот день в конце февраля 1943 года запомнил Иван Киргинцев очень отчётливо. Первые минуты на фронте, первые взрывы и смерть товарищей впечатались в память навсегда. Эшелон не успел дойти до линии фронта – немецкие «мессеры» разбомбили его под Воронежем. Необстрелянные, ещё невооружённые бойцы скатывались по железнодорожной насыпи, прятались в кустах, за белёными пристанционными домиками. Кого-то настигли осколки разорвавшихся бомб, многих контузило взрывной волной. Гул, крики, взрывы – всё смешалось в тот момент. Ещё не привыкшие выполнять приказы солдаты в суматохе не слышали своих командиров. А они тщетно пытались хоть как-то организовать молодых, уберечь их. И только, когда самолёты улетели, офицеры и сержанты смогли собрать оставшихся в живых. Кое-как собрали остатки состава и к ночи отправились искать какую-нибудь воинскую часть. Когда я слушала рассказ фронтовика, порой казалось, что многое в его воспоминаниях не связывается, потом только поняла, почему. Это командиры да историки знают и могут детально рассказать о дислокации наших войск – какую задачу командования выполняли, куда шли и зачем. Стратегию и тактику рядовые солдаты войны не изучали, поэтому даже спустя годы, они могут поведать об этих событиях только через призму своего восприятия военных действий, через память и сердце.

В одной из сожжённых деревень у Днепра и влились сибиряки в формирующийся 1317 полк 202 дивизии Первого Украинского фронта, которым командовал маршал Рокоссовский.

Так вот и воевал Иван Киргинцев. Участвовал в Орловско-Курском сражении, форсировал Днепр, сражался в боях за Киев, прошагал по Европе, немного не дойдя до Берлина. Киргинцев со своей частью дважды бывал в окружении. Первый раз – за Днепром, у Белой Церкви. Ветеран, спустя многие годы после войны, рассуждает:

– Не было кровопролитных боёв за Киев. Это я уже сейчас понимаю. Фашисты словно специально нас пропустили, пытаясь взять в кольцо. В Белой Церкви нас взяли в окружение. У меня тогда было бронебойное противотанковое ружьё. Часть «застряла» у вилки дорог. Получилось так, что я отбился от своих. Они по одну сторону дороги, я – по другую. И добраться до своих под огнём никак невозможно. Помню, прижался я к стене какого-то дома, стена белёная, холодит спину. Страха не было, я всю войну отчаянный был. Жизнь-то и в колхозе была несладкой, без отца с детства остался, всегда впроголодь жили. Стою, ПТР через плечо. Из-за дома немец на лошади: «Хенде хох!» приказывает мне. А меня зло разобрало, откуда силы взялись – стрельнул я по фашисту. Не знаю, попал или взрывом его отбросило, только лошадь понеслась в другую сторону. Ну, думаю, надо уходить, у стены я на виду, а из-за дома танк фашистский. Перебрался в кювет, но не успел по танку ударить. Засекли меня, дали залп. Меня из кювета выбросило, контузило, гул стоит в голове, ружьё повредило. Рванул я к лесу, а в одном из окопов — пулемёт, я к нему. Ничего не слышу, кто где воюет, не пойму. А за танком – пехота уже на нас движется, я в запале всю ленту по ним выпустил. Остановила меня чья-то рука на моём плече. Хватаю пистолет, поворачиваюсь, а это наш офицер. Он, видимо, тоже рванул к замолчавшему пулемёту. На пальцах показывает: дождись меня, приду с солдатами. Действительно, вернулся. Сменили меня у пулемёта. Я решил вернуться к дому, где меня контузило. Танк, из которого стреляли, наши уже подбили. Рядом – мои командиры, машут: бегом сюда!

Таких эпизодов, когда солдат был на грани гибели, в военной судьбе сержанта Киргинцева за два военных года было немало. Когда вернулся в 1946 году в родное село, Аксинья Емельяновна часто твердила: «Ваня, а ты ведь не зря в рубашке родился». Помогала ли на фронте «рубашка» или солдатская смекалка, Иван Папович не знает, но уберегло его в кровопролитных боях. А ведь многие его товарищи сложили головы на полях сражений. На Курской дуге получил серьёзное ранение, в затылке солдата до сих пор остался небольшой осколок разорвавшегося снаряда.

На подступах к Венгрии сержант получил задание – прикрыть наступающую пехоту от фашистских танков. Тяжело пришлось бы пехотинцам без огневой поддержки противотанковых ружей.

– Танки уже окружали солдат, ну мы и открыли огонь по гусеницам, по бакам. У меня помощник был, солдат за 50 лет. Он меня всё сынком звал, а я его – отцом. Два узбека рядом вели огонь. А танки всё прут и прут. Узбеки уже в панике: «Сержант, надо отступать!» Какое там отступать, это значит, бросить своих, патроны ещё есть. Будем воевать до последнего. В том бою мы подбили три танка. Всё сгодилось – и гранаты. Когда кончились боезапасы – залегли в окопе. Танк по верху прошёл – завалило нас, едва поднялись. Сколько времени прошло – на войне никто не считает. Утих скрежет гусениц. Проходившие машины с пушками оказались советскими. Бросился к ним Киргинцев.

– Товарищ капитан, закончились патроны, не могу вести огонь!

– Мы в окружении – сообщает капитан, – надо менять позиции.

Помощник Киргинцева забрался под тент к другим солдатам, сам он ухватился за задний борт, на станину пушки опёрся ногой. Машины свернули за поворот, остановились. И тут вражеские танки, замаскированные скирдами соломы, открыли огонь по машинам. В запале бросился Киргинцев в лес.

Таких эпизодов было много. В тяжёлых переплётах побывал солдат в Великой Отечественной войне. Много раз был ранен – в госпитале обработают раны, перевяжут, и – снова в бой! Немного не дошёл сержант Иван Киргинцев до Победы – 26 апреля 1945 года в Польше получил ещё одно ранение. На этот раз без госпиталя не обошлось.

Сержант к концу войны был уже миномётчиком. Перед завтраком это было. Приказали уничтожить группу фашистов, продвигавшуюся по обочине дороги. Пара бойцов, миномёт, восемь мин – и без завтрака на позицию. Расположились в овраге, подождали, когда подойдут поближе. Все восемь мин были выпущены нарядом солдат в сторону противника. Потом уже оказалось, что брать в плен некого – все до одного полегли фашисты. И снова позавтракать солдатам не пришлось. Командир отдаёт приказ: «Миномётчики, к бою!» Солдаты к орудиям – завязалась перестрелка с противником. Вот тогда и получил Киргинцев последнее тяжёлое ранение, как и многие его товарищи. Осколками снаряда исполосовало ребят, многие погибли, некоторых отправили в госпиталь. Повредило руку, шесть осколков вынули врачи из тела Ивана. Весть о Победе застала его в госпитале в румынском городе Тимошары, куда доставили раненых самолётом. Дослужил свою службу Иван в этом госпитале почтовым курьером.

Когда Иван Папович рассказывал о войне, я невольно представляла его молодым, двадцатилетним бойцом. Мой сын сейчас старше того война Киргинцева. Одна из наград, которые получил И.П. Киргинцев – орден Славы III степени. Главная награда в его судьбе – живой вернулся домой. Женился, воспитал с супругой Любовью Константиновной пятерых деток, честно трудился в родном совхозе. Имеет много трудовых медалей, благодарностей. Немногие из солдат Отечественной войны дошли до очередного юбилея. И задача потомков – сохранить хотя бы крупицы их воспоминаний о войне, какими бы по значимости они ни были. Воспоминания очевидцев и участников тех событий.

Любовь Алексеева

Фото Екатерины Кадочниковой