История и сапоги за 800 рублей

Несколько рядов с контейнерами-пятитонниками: одинаковая обувь, одинаковые куртки, детские футболки, пуховики, мелочь какая-то… Продавцы, закутанные с ног до головы, скучают в ожидании покупателя, перекидываются друг с другом парой слов и отогреваются чаем. Так сейчас выглядит рынок на Полевой – остатки десанта некогда больших и шумных торговых рядов с улицы Мориса Тореза, которые лет шесть назад перебросили сюда, на окраину. И не просто на окраину, а на то место, где в кроваво-известном 1937 году проводились массовые захоронения людей, расстрелянных в НКВД на улице Семакова. Продавцы с рынка видели, что рядом стоит памятник, но большинство из них даже не знает, почему он здесь. А иные вообще ни о чем таком не слышали. Ну, а что же мы сами? О том, что рынок, на котором продают дешевые сапоги, стоит на костях, помнят сегодня, наверное, только в обществе жертв политических репрессий. Сколько ни писали люди писем, сколько ни выступали против переноса торговых рядов в печально известное место (то есть на Полевую) – их так и не поддержали. Каждый год старики приезжают к простому памятнику, сложенному из двух с лишним тысяч кирпичей – по числу расстрелянных в Тюмени. Это их единственная возможность почтить память погибших. Они не могут принести цветы к могилам своих родных. Потому что родные лежат где-то на том поле, что занимают сейчас палатки со «шмотками». Лежат безымянными. Их имена сохранились лишь в памяти родственников да в «Книге расстрелянных». … Первый том, страница 16 – Захар Осипович Артеменко, 1896 года рождения, крестьянин из деревни Дубрава Нижнетавдинского района. Это отец Татьяны Костиной. Татьяна Захаровна не помнит его живым, потому что родилась в 1938 году, через несколько месяцев после того, как отца арестовали. В семье в это время уже было пятеро детей – Петр, Мария, Надежда, Владимир и Николай. – Большая была семья, – вспоминает Татьяна Захаровна. – Жили в своем хуторе на Белодубровских хуторах. Оттуда потом название деревни и пошло – Дубрава. Участок имели небольшой, но с баней и со всеми надворными постройками. Отец был человеком грамотным, ему предложили работать на милицию – доносить на своих. Он не согласился. Ну, тогда пришли, окружили дом, арестовали его и увезли… С тех пор семья ничего не слышала о муже и отце. Старались сами как-то выживать. Мать ходила в Велижаны за молоком, так и прокормились. – А через некоторое время после того, как отца арестовали, и нас за шкирки повышвыривали, хозяйство все разграбили. Переехали мы в Канаш, жили у чувашей на квартире. Как тогда удалось выжить, сохранить семью? Только стараниями матери! Никогда никому из нас она не сказала худого слова, пальцем не тронула. Но мы ее уважали и даже побаивались, – вспоминает Татьяна Захаровна. Дети подросли, старшие сыновья пошли работать – стало легче. Через некоторое время семья Артеменко вернулась в родную деревню, где им выделили клочок земли – принялись восстанавливать то, что разрушено было в 1937 году. … Двадцать лет прошло. Кончилась сталинская эпоха. Татьяна принялась разыскивать следы отца, которого никогда в жизни не видела. Хоть какие-то ниточки, которые помогли бы узнать о его судьбе. В 1960 году в Велижанах ей выдали свидетельство о его смерти. Теперь известно, что ложное. Якобы Захар Артеменко скончался в тюрьме 8 мая 1944 года. Причина смерти – «порог сердца» (так написано в пожелтевшей бумаге, которую хранит Татьяна Захаровна вместе с документами о реабилитации). На самом деле, никто не дал крестьянину дожить до 58 лет. Захара Осиповича расстреляли 13 октября 1937 года, через три месяца после ареста. Но правду об этом Татьяна Захаровна узнала только в 1994 году, когда прочла в «Тюменском курьере» списки расстрелянных. Тогда удалось получить справки о реабилитации и компенсацию. Только спокойнее на душе от этого не стало. С тех пор как на Полевой появился памятник расстрелянным, дочь каждый год 30 октября ездила почтить память отца. Сейчас уже не ездит, здоровье не позволяет. – Мы были против переноса рынка на улицу Полевую, на это поле… О своем несогласии писали везде. Но никакого толку – никто нас не послушал. Это – не беспредел, не преступление… Даже слов нет, – говорит Эмилия Долгополова, член общества жертв политических репрессий. Нам бы попытаться исправить ошибки прошлого! И достойно чтить память людей, которых раздавили, уничтожили в 1937 году. За что? За то, что им просто выпало несчастье жить в свое время. Но вместо музея, который в обществе жертв политических репрессий планировали создать на месте лаборатории асфальтового завода – скромный памятник, можно сказать, самодельный. На месте кладбища – рынок с дешевой одеждой.