«Нас утро встречает прохладой…»

В первый же свой выход на избирательный участок я непреднамеренно разрушил трафаретность процедуры голосования. Случилось это в давние времена, в пору короткоштанного детства.

…Мы идем с бабой Маней голосовать. Мою руку сжимает добрая, родная ладонь. Эта ладонь хранит в себе память о слизи многопудовых бревен, поднятых в военную пору на берег Иртыша женской «сплавконторой».

Улица Пушкина шумит весенним днем. Бегут проворно ручьи. Не отстают от них наши разноликие соседи. Как позывной проносится в воздухе: «На участке дают бутылочное пиво!», слабый алкоголь нас не интересует. Я еще не распознал вкус хмельного напитка, а двенадцатирублевая бабушкина пенсия не позволяла ей броситься в кутеж. Мне обещано мороженое. Да, то самое, вкусное, которым торговала тетя Вера Мещерякова в киоске на углу улиц Мира и Декабристов. Тетя Вера покладиста. Пока они с бабушкой будут говорить о своем, о девичьем, она наполнит мне сладкой массой еще не один хрустящий стаканчик. «Отдадим только голос».

Навстречу нам приближался известный в округе матерщинник. Назову его – дядя Фазыл. Истинного имени этого чудного типа я не знал. Сказывали, другой раз в отсутствии денег он ходил по утрам к винзаводу. Там бежали в речку стоки с отходами от производства, и он дышал этими стоками, они парили и воняли, и в этой амбре присутствовал градус алкоголя! Мать-природа щедро одарила старожила улицы Басова запасом ненормативной лексики. Мужик шел сам по себе и отчаянно жестикулировал руками. Таинственные пассы сопровождались многозначительными выкриками, от чего встречные собаки с визгом разбегались по сторонам, искали себе убежища в огородах и подворотнях. Бациллы его переполненной крамолой души проникали в атмосферу апрельского воздуха, и одна из них, вероятно, заразила меня…

В путниках, идущих выполнить гражданский долг, дядя Фазыл разглядел жертв своего бессвязного монолога. Старика не пустили к избирательной урне, как не слишком трезвого этим утром. Из сотни произнесенных слов и оборотов для нашего слуха сложилась единственная приличная фраза: «Камал (К.М. Муратов – директор школы № 15) сказал, что я Родину позорю!» И, взявшись за рукав бабушкиной болоньи, шепотом произнес: «Капут власти!» Фазыловское заклинание сопровождалось очередным жестом руки. Только в более старшем возрасте я смог расшифровать для себя этот занятный знак…

Меня заинтриговало незнакомое для шестилетнего ума слово «капут». Произнесенное стариком Фазылом понятие не вписывалось в жизненный опыт смышленого дошкольника. Для меня этот странный «капут» почему-то сразу стал ассоциироваться с неким предметом, который должен гармонично произрастать на теле живого организма, имя коего «Власть».

Баба Маня прервала мои устные размышления. «Забудь эту гадость и вслух не говори!» – попросила она. Я был послушным внуком и не хотел спугнуть перспективу долгожданной встречи с хозяйкой лакомства. И тут же отдался внутренним умозаключениям. «Капут, капутом, о капуте…» Подобно Окуджаве, я взволнованно склонял таинственное слово. В безрезультативных потугах пытливого сознания я прошагал полтора километра дороги до заветной урны.

Я помог бабушке «отдать голос». Но то, как я это сделал, напрочь лишило меня встречи с тетей Верой в ближайшие дни.

Я изловчился (надо помнить, что на тот момент уже был заражен вирусом фазыловского свободомыслия) и первым делом благополучно скинул в урну... бабушкин паспорт. Она дала мне его подержать, пока сама вчетверо складывала избирательный бюллетень с фамилией единственного кандидата.

Паспорт гражданина Советского Союза с глухим стуком упал в нутро громоздкой урны. Бабушка еще не подозревала об исчезновении документа и протянула мне бюллетень для голосования. Я повторно совершил те же манипуляции. В порядке эксперимента мной доподлинно установлено, что листок с фамилией будущего депутата – всего лишь бумажка. Тихий бесшумный бюллетень в сотне и тысячах себе подобных не способен создать оглушительный «брямс!» Внеси другую фамилию – эффект будет тем же, нулевым…

Когда баба Маня заметила пропажу паспорта, для меня зримо заколосился снопами на фанерном ящике герб. «Такой-рассякой!» – без видимой злобы она произнесла неполную подборку эпитетов нашего недавнего встречного.

Домой мы возвращались разными улицами – Большой и Малой Пиляцкими. Я запомнил прежние названия улочек только благодаря жаргону своей пожилой родственницы. Она не признавала новых улиц великих поэтов. Я думаю, Александр Пушкин и Муса Джалиль не будут в обиде. Назавтра строгая дама вернула паспорт. Вскрытие урны показало наличие в ворохе бумаг только единственного документа с самым настоящим человеческим лицом. С бабой Маней на пару мы радовались факту непривычного открытия для избиркома. А чай с картофельными ватрушками пошел на пользу и гостье. В бабушкиных тапочках она была ровней за нашим столом.

Я уже поверил в ее доброту, но, прощаясь в дверях, она категорично заявила: «А внука своего больше не водите на выборы!»

Выглянув из-за шторы, я спонтанно, во весь голос, озвучил изречение вчерашнего учителя: «Капут власти!»

Зря, что ли, я пытался разгадать его сокровенный смысл на протяжении суток?!

Спустя год мы с бабушкой коряво писали по слогам «ма-ма». Она научилась самостоятельно расписываться в получении пенсии. Пророчество старика Фазыла ожидало своего исполнения двадцать последующих лет. Родина, которую однажды он опозорил, успешно обгоняла Америку, устраивала гонку генсеков на скорбных лафетах, но по-прежнему платила бабе Мане двенадцать скромных рублей за потерю кормильца. Остальные деньги государство удерживало на зори коммунизма.

Пожеланию избиркомовской дамы я не позволил сбыться. Меня тянуло к избирательному ящику. Возможно, я жаждал соприкосновения с невероятными личностями на пути познания мира. Однажды, будучи старшеклассником, стоял в почетном карауле возле урны. Она казалась значительно меньше той, самой первой в моей жизни. Я с нетерпением ждал появления каждого сорванца, потому что бы смог взглядом передать ему опыт настоящего голосования. А потом мы бежали в кинотеатр «Союз»... Индийская мелодрама «Слоны – мои друзья» …Волнительные коленки одноклассницы.

В буфете подгорного культпросвета первое настоящее голосование я отметил «Московским» пивом, как утверждала надпись на зеленой этикетке. Традиционное русское единоборство – борьба с похмельным синдромом – сопровождала не раз мои последующие выборы. А мне, где-то на задворках нелепой души, хотелось мороженого. Настоящего, в вафельных стаканчиках, которое в день выборов продают исключительно лишь на старом перекрестке детства…

Юрий Шулинин