Век прожить – не поле перейти

Едва ли в российской истории хотя бы одно поколение обошлось без смут или войн. И едва ли – какой человек – без потерь и лишений.

Досталось всего этого с лихвой и нашей землячке Анне Александровне Баринской на ее долгом веку.

Родилась она в 1919 году, в самый разгар Гражданской войны. И в первый же день своего появления на свет, 26 февраля, едва не погибла. По их деревне Михеевке проходил отряд колчаковцев. Им нужны были кони и солдаты в обоз. Но предусмотрительные деревенские мужики, спасаясь от насильственной мобилизации в колчаковскую армию, увели лошадей в тайгу. В том числе и ее отец, Александр Просвиркин.

И вот двое белогвардейцев ворвались в избу к Просвиркиным, стали искать хозяина. А один из них подступил к кровати роженицы и направил штык на нее, а потом на ребенка, угрожая их запороть. Но другой солдат, что постарше, удержал своего приятеля и увел из избы.

Набоялись немало и во время коллективизации, когда раскулачили половину родни –кузнецовскую ветку, что по бабушке Зое. За крепкое их хозяйство и за мельницу на Ашлыке. Но Просвиркиных не тронули: те сразу вступили в колхоз.

В семье Нюра по счету – пятая. За ней младшие две сестры, для которых она была и за мамку, и няньку.

Вот как о том михеевском периоде написал ее сын, поэт Александр Баринский, переложив рассказ матери на стихи.

По солнцу мы считали время суток,

В медвежьих шкурах спали на полу.

А сколько я отеребила уток,

А сколько зайцев гоила к столу.

Мы на полатях спали в лютый холод.

Любовь нас окружали и уют.

Не знали, что такое голод,

Но с детства знали, что такое труд.

В моих руках веретено крутилось,

Как на ладони крутится юла.

Носили то, что ткалось и кроилось,

И ели то, что мать к столу несла.

А вот учиться Нюре не пришлось. Лишь четыре зимы просидела за партой. Не в своей деревне Михеевке – у них не было школы – а в селе Шестовом. Вся наука дальнейшая – это труд на земле. Так с 12-ти лет и впряглась в колхозную лямку. Центр колхоза «Молодые всходы» находился в д. Петуховой. И все основное производство там. А в Михеевском отделении по причине малодоступности держали молодняк КРС и свиней. Да сеяли хлеб и лен.

И вот в 1938 году их льноводческое звено, что возглавляла 19-летняя Нюра Просвиркина, было признано одним из лучших в районе. И колхоз делегировал ее на стахановский слет. Вот там –то и приглядел эту видную девушку один бравый вагаец, Николай Алексеевич Баринский, передовой животновод колхоза им. А. Семакова

Тонкокостная, стройная, нос с изящной горбинкой, черные волнистые волосы, заплетенные «корзиночкой» по моде тех лет, что ей очень и очень шло, черной ниточкой брови и открытый взгляд карих глаз. Вот такою она была. А он – статный, чубатый. И когда торжество окончилось, а в фойе заиграл баян, он пригласил ее на вальс. И уже ни один из танцев не отдал никому другому. Молодые сердца потянулись друг к другу. Чувства вспыхнули, словно порох.. И была бессонная ночь возле дома заезжих, где они гуляли по улице и в здание заходили только погреться. А к Нюре домой решили поехать вместе. Для чего по этому случаю жениху дали лошадь при нарядной упряжи и кошевую. Так и высватал он михеевскую стахановку, первую красавицу в округе.

Другой из братьев Баринских, Александр, а они – близнецы, в то же время привел жену. И почти в одно время появилось у них по дочке. Жили вместе в отцовском доме. У каждой семьи своя половина. Брат работал бухгалтером в Карелинском заготзерно. А родителей уже не было. Отец погиб в Гражданскую войну. Мать умерла в коллективизацию.

В 40-м году проводили их жены на действительную службу. Служили они на Дальнем Востоке в одной части и в одной роте. Писали женам письма о своих планах на будущее, их счастливой жизни после разлуки. Но разразившаяся война порушила все. Часть, где братья служили, перебросили с востока на запад. В декабре 1941 года при защите Москвы Николай получил тяжелое ранение и контузию. Долго лежал в госпитале. А на брата пришла «бумага» как пропавшего без вести.

Беда, как известно, одна не ходит. Вскоре дочку их младшую унесло воспаление легких. И сношенница Нюрина не захотела больше жить в Вагае, подалась за «счастьем» на Север.

Трудной, горькой и тревожной выдалась для солдатки та первая военная зима. И по мужу сердце болело, и сама не знала покоя. Захлестывала работа, не знали ни отдыха, ни продыха. По любому морозу отправляли то в лес пилить дрова, то возить сено с лугов. А еще ведь был ребенок. И со своим хозяйством управляться надо было утром и вечером. Старики из Михеевки приезжали за внучкой, чтобы та у них зимовала.

На фронте шли бои и сражения. А в глубоком тылу шла битва за хлеб. И лежали эти заботы на плечах деревенских баб, стариков и подростков. Всю войну работала за мужика и наша героиня. Три медали за труд – вот такие ее награды. Ничего вполсилы не делала. Полгектара литовкой за день на заречных лугах выкашивала вместо 30 соток по норме. А зароды те, что метала, ни один не валился набок.

А еда-то была какая… В основном печенки да квас, ну когда молока немножко. Ухитрялись тайком пошелушить щепотку зернышек и жевать, словно жвачку. Но с собою в карман – ни-ни. Насчет этого звеньевой приходилось быть жесткой, ведь за пять колосков получали пять лет тюрьмы. И когда одну из колхозниц кто-то все же узрел, что она уносит зерно, председатель послал Баринскую прямо на дом к ней, чтоб проверила, так ли это. Что делать, пошла и застала ту за работой. Мелет Дарья эту пригоршню свежих зерен. На печке кипит чугунок. А кругом – ребятишки ждут, чтобы хлебного варева похлебать хоть немножко. И она, контролерша, посмотрела на эту сирость, да и вышла молчком за двери. А несчастная женщина продрожала всю ночь, опасаясь самого худшего. Но на утро ей просто дали другой наряд, чтобы с поля убрать подальше. И спасти от тюрьмы.

Говорят, все зло и добро возвращаются нам по кругу. И что лишь за добрую душу воздает Господь долгий век. Видно, все - таки это так. Никогда не была к людям черствой и грубой, а всегда сострадательной. Сколько в доме ее пережило за войну постояльцев. Ленинградцы жили, блокадники. А одна из них, баба Катя, и вообще прижилась. Стала нянчиться с девочкой, помогала по дому. Потеряв всех своих родных, в Ленинград уже не вернулась. Тут свой век доживала. И свой вечный покой нашла тут, в вагайской земле.

Не в награду ли за добро судьба возвратила им с дочуркой отца и мужа. Пусть израненный, без ноги (потерял ее под Ригой летом 44-го), но ведь главное, что живой.

И по чьим молитвам не однажды спасалась, попадая в беду? Вопреки прогнозам врачей, что детей уже быть не может, через два с половиной года народился у них долгожданный, желанный сын.

А то, что получив серьезную травму позвоночника, она не потеряла способность ходить и даже работать, разве это не чудо? От группы, кстати, отказалась, когда вышла на пенсию по старости. И в больницу не обращалась лет, наверное, тридцать. Лечилась своими средствами – русской печкой, листом березовым да баней. А от болей в руках и ногах – каждым летом садила пчел. Благо, сын держал пасеку. Не давала сдаваться болезни и привычка к труду. До 80 лет они, два инвалида, держали корову, садили и обихаживали огород. И всегда в доме пахло чем-то стряпанным, вкусным. Восхищенная этой парой, написала о них стихи в 1995 году и Людмила Веревкина, которые были напечатаны в газете «Сельский труженик» («И кружилось жизни колесо…»)

Стала старая мать сдавать после смерти отца. И пришлось стронуть ее из родного угла. Перевез ее сын к себе. А два года назад свалил сына инфаркт. В одни сутки его не стало.

Ныне Анна Александровна проживает у дочери. И уход за нею достойный.

Как когда-то, она рвалась в свой любимый Старый Вагай – с дальней улицы сына. Повидаться с соседями. Вспомнить с кем-то близким по возрасту, как работали вместе. А какой она была собеседницей – целый кладезь всяких историй. И сама – живая история. Ясный ум, прекрасная память.

Что куда подевалось? Даже близких людей не всегда теперь узнает. Вот уж поистине верно сказано: «Все на свете могут наши мамы, только не умеют не стареть». И как важно, что рядом с беззащитным, больным и страдающим существом есть родная душа, что жалеет, любит, заботится..

И что есть другие помощники в лице зятя Константина, снохи Надежды и двух правнуков, тех, что нянчила, что росли у ней на руках, Александра и Наташи.

Мамочка, мамочка,

Вот снимок в рамочке.

Этот пупсик маленький

На твоих руках.

Ты сидишь красивая.

И на щечках - ямочки.

Молодость счастливая,

Как в моих стихах.

Написал ей когда-то сын на ее именины. И такой ее помнят и михеевцы, и вагайцы.

С юбилеем тебя, родная! Пусть почувствуешь ты тепло, то, которое всем дарила. И теперь оно возвращается.

Любовь БАКАНИНА

с. Вагай