Медиакарта
4:37 | 28 сентября 2024
Портал СМИ Тюменской области

Это в сердце было моем...

Это в сердце было моем...
13:45 | 09 ноября 2010

Счастливые дни

Родилась я в Узбекистане. И была еще в малом возрасте, когда родители переехали в Белоруссию, на родину отца. Жили мы в Логойске. Это поселок городского типа, районный центр, расположенный в сорока километрах от Минска.

Наш отец Алексей Лукич Рыбчик на начало войны учился в Минской партийной школе, на очном отделении. А мама, домохозяйка, занималась нами, детьми, которых на тот период было четверо: Лёня - тринадцати лет, я – десяти, Валя – восьми и двухлетний братишка Вова. Росли мы в спокойной обстановке, в атмосфере любви и ласки. Папа из Минска частенько приезжал на выходные домой. Я не помню, чтоб он когда-то нас наказывал и ругал. Мама, та могла еще шлёпнуть под горячую руку, но какие это шлепки, от них было совсем не больно.

Все смешала война

Никогда не забыть, как в Логойск вошли немцы. Наши войска отступали с боями. И жители, спасаясь от пуль и снарядов, спешно покинули свои дома и укрылись, как было велено, на территории МТС, за ее стенами. И сидели до вечера, пока бой, наконец, затих.

Вдруг распахиваются ворота, и вваливается орущая толпа чужих солдат. Рукава по локоть закатаны, а в руках автоматы. Все застыли от ужаса. Прозвучал какой-то приказ, и народ устремился к выходу. Мама крикнула нам: «Бегите!». Лёня с Валей бежали первыми, он держал ее за руку. А мы с мамой за ними. Вова был у неё на руках. И вдруг застрочили пулеметы. То ли немцы палили в воздух, то ли били по людям, я про это не знаю. Мы успели свернуть за угол и попадали на землю. А когда стрельба прекратилась, то пошли к своему двору. Сильно пахло дымом и гарью. Повернули на свою улицу и – о ужас, что мы увидели – столб огня, где наш дом. За какое-то время всё сгорело до головёшек. Так мы остались без крова над головой.

А назавтра умер наш братик

Видно, он испугался на том страшном пожаре, где мы плакали и кричали, и откуда нас увели уже ночью соседи. Брат еще накануне захворал очень сильно, ничего не ел и стонал. Плохо было с Вовой и ночью, мама с ним не сомкнула глаз. А мы спали, намаявшись.

Проснулись и услышали, что братика уже нет. Хоронили его очень тихо и скрытно, чтобы не привлекать внимания фрицев к семье политработника, каковой мы являлись. Пришли ночью какие-то мужчины и унесли его в гробике на Паненскую гору, это место, где было кладбище.

Ждали весточки от отца…

Мы ждали, надеялись, что объявится папа. А уже начались облавы. Все боялись выйти на улицу. Только Леня с товарищем пробирались тайком до друзей и знакомых, узнавая, что деется в местечке.

Спасаясь от неминуемого ареста, мама решила увести нас в дальнюю деревню Гайна, где жили наша бабушка по отцу и другая его родня. Добрались мы туда удачно. Немцев там еще не было. Пожили сперва у тети, папиной сестры. А потом поселили нас в отдельном домике, что стоял без хозяев. И соседи – добрые люди, помогая обжиться, понесли нам кто еду, кто посуду, кто носильные вещи.

Как пришли в деревню фашисты

Но война догнала нас и здесь. Однажды утром в деревню нагрянули немцы. Был отдан приказ: евреям, а их в Гайне было немало, не выходить на улицу без специальной нашивки на рукаве – круглой формы оранжевого цвета. И стали уже на следующий день ходить по деревне меченые люди.

А еще в одно воскресенье деревня была окружена карательными отрядами. И в этот ужасный день немцы свозили евреев на расстрел. Не было никакой пощады никому, ни старикам, ни женщинам, ни детям. Молодых крепких мужчин забрали первыми. И заставили рыть за деревней огромный ров, который и стал для них могилой. А за ними, так же гуртом, постреляли всех остальных. Что творилось в деревне – жуть. Стон и вой стояли над домами.

Но не все в том аду погибли. Кто-то падал в ров недостреленный, кто-то вовсе живой. И когда опустились сумерки, эти люди сумели выползти из кровавого рва…

И нашлись смельчаки в деревне – помогали смертникам скрыться. Несмотря на вывешенный приказ, что за помощь евреям – расстрел всей семьи! Выносили еду, одежду, оставляя на огородах.

Объявился наш папа

Вскоре после этих страшных событий объявился наш папа. Весь больной и измученный, наплутавшийся по лесам. И тут же был по доносу местного полицая арестован. И когда среди ночи в нашу дверь опять постучали, мы решили, что это полицаи пришли за нами. И вцепились в мамин подол, ожидая самого старшного.

Но это оказались партизаны. И они подсказали, как можно вызволить папу. Мама прошла по всей деревне и собрала подписи, что он с начала войны нигде не был, с немцами не сражался, новому порядку не вредил. И отца как-то ночью привезли и бросили к нам на крыльцо. Был он страшно избит, руки, ноги все в синяках, на спине – кровавые полосы. Его били там плетками, выбивая признание, что он держит связь с партизанами. Но папа им не признался.

А недели через три, когда стало ему полегче, в деревню опять наведались лесные гости. Дали немцам дрозда. И нас забрали с собой. Так вся наша семья и стала партизанской.

В партизанском отряде

Леню взяли сперва в разведку. А потом включили в группу подрывников, которая входила в партизанскую бригаду «Большевик». Папу мы не видели вовсе, он был где-то далеко, совершенно в другом отряде. А мама выполняла роль связной при редакции подпольной газеты. Ее тоже мы редко видели. И когда ее долго не было, понимали, что она на задании. И какой же был для нас праздник, когда мамочка возвращалась.

Сами мы с Валей тоже не сидели без дела. Собирали для общего стола ягоды. Скручивали постиранные и высушенные бинты, в отряде были и раненые. Сортировали по ячейкам шрифт. Щепали лучину, наготавливая ее целые охапки. Светили лучиной наборщикам и радисту, когда тот принимал сводку из Москвы. Руководил всем этим Бронислав Сосновский. А отрядом командовал Муравицкий Иван Иванович.

Помнятся и стихи партизанских листовок.

*   *   *

Зеленый СС,

Идите в лес.

А черные бобики,

Готовьте гробики.

*   *   *

Сеяли смерть вы,

Злобу и страх,

Их и пожнете

На наших полях.

*   *   *

Скоро Гитлеру – могила!

Скоро Гитлеру – капут!

Скоро русские машины

По Германии пойдут!

Жизнь в лагере была, конечно, не легкой, особенно для нас, детей. Мы не на раз переболели. Перенесли чесотку и цингу, страдали от вшей, просто не было от них никакого спасения. Было скудно с едой.

Но самое страшное, когда немцы устраивали облавы. Мелкие отряды, такие, как наш, уходили на речку Палик. Чтобы общими силами дать серьезный отпор врагу. А вот подпольная редакция, которая несла новости для своего Логойского района, оставалась на своей территории, точнее, в своих лесах. Но вынуждена была передвигаться с места на место, укрываясь среди болот. И вот помню, как мы втроем – мама, Валя и я - и наборщица тетя Валя с шестилетним сынишкой Эдиком устраивались в болоте на ночлег. Набирали побольше мха. И садились на него, как на постель, опираясь спиной о кустики. Я клала свои ноги на мамины, а поверх моих укладывали Валю. И так коротали ночь.

Попадали и под бомбежку, когда лагерь бомбили немецкие самолеты, и лишь чудом спаслись. И вот в очередной раз вернувшись в лагерь, увидели его разгромленным. Пришлось перебазироваться на новое место. Опять копать землянки, ставить печи-железки, чтобы был обогрев.

(Окончание в следующем номере)