Судьба солдата

Случайно узнав, что у жителя Вагая Ивана Ивановича Ламинского сохранились дневники его отца, участника Великой Отечественной войны Ивана Илларионовича Ламинского, у меня возникло естественное желание с ними ознакомиться. Иван Иванович любезно предоставил такую возможность.

Так у меня в руках оказались 2 тома дневниковых записей старшего Ламинского общим объемом около 700 страниц, записанных убористым, изящным, легко читаемым почерком.

Удивили меня и почти безукоризненные орфография и пунктуация. А более того – невероятная скрупулезность жизнеописания. Глубокого проникновения в свою родословную нет. Но вот анализ того, как события ушедшего столетия отразились на его родственниках, семье, на нем самом, дан полный. Повествование ведется без эмоций, спокойно, рассудительно, без попытки сгладить некоторые не очень приятные для него события.

Большая часть первого тома посвящена военному периоду. А был на войне политрук роты 905 стрелкового полка 242 стрелковой дивизии 19 армии Западного фронта И.И. Ламинский с конца июня по октябрь 1941 года. Потом был плен. До конца войны. Ему повезло больше, чем другим «запрещенным солдатам», о которых время от времени пишет «Сельский труженик» по просьбе идеолога этой акции главного редактора «Тюменского курьера» Р.С. Гольдберга.

Иван Илларионович вернулся домой живым-здоровым. Без ран и без орденов. Награжден единственной боевой наградой – «За победу над Германией», которую вручали всем участникам войны.

Кто-то сказал: «Память – это единственный рай, из которого нет изгнания». Но она может стать и настоящим адом. Этот ад герою моего повествования пришлось пережить еще раз, вспоминая в своём дневнике чёрный день плена в октябре 41 и последовавшие за ним события, перебирая их день за днем, месяц за месяцем, год за годом.

Только каждый третий из пленённых солдат сумел выжить в канцлагерях и возвратиться домой. Иван Илларионович оказался одним из третьих. Он выжил там, где, казалось, выжить невозможно. Нельзя же его обвинить в том, что план Брянско-Вяземской операции в октябре 41 года провалился и что наши войска оказались в окружении и большей частью попали в плен.

Он один из тех несчастных, кого долгие годы убеждали, что судьба попавших в плен – постыдная судьба. Их обходили добрым словом, обходили наградами. Наконец справедливость восстановлена, с них сняты все обвинения. У каждого из них в хронике той войны есть собственное заслуженное место.

С разрешения наследника предлагаю читателям нашей газеты отдельные выдержки из дневника Ивана Илларионовича.

Вкратце о родословной

«В северо-западной части Белоруссии, недалеко от города Дрисса, в деревне Лутище, в семье крестьянина-бедняка Иллариона Адамовича и его супруги Александры Яковлевны Ламинских по счету четырнадцатым 5 августа 1917 года родился сын, которого мой крестный назвал Иваном.

У моего дедушки Адама Юзефовича семья тоже была очень большая – одиннадцать человек. Вместе с моим отцом Илларионом Адамовичем в семье было 8 братьев и одна сестра, Анна. В 1894 году Анна с мужем уехали в Западную Сибирь в порядке планового переселения (деревня Андреевка Тобольской губернии).

*   *   *

Наша фамилия произошла от слова «ломать». Наш дедушка был очень сильным. Ему ничего не стоило разогнуть подкову, согнуть лом или курок от телеги. На спор с друзьями мог на русскую печь высотой более полутора метров забросить девять пудов (почти полтора центнера) соли. В возрасте 108 лет ходил бодро, без помощи костыля.

*   *   *

В 1921 году умерла мама. Отец уехал в Тарский округ Омской области на заработки: клал печи, делал кадушки, бочки, шил обувь… Средний брат Георгий искал пропитание сам, работал только за то, что его кормили».

Начало трудовой биографии

В 1935 году мой герой закончил 8 классов (образование по тому времени весьма солидное) и был принят на работу в Голышмановскую райзаготконтору делопроизводителем, спустя 3 месяца переведен счетоводом, где тоже работал менее года. В феврале 1936 Голышмановский РК ВЛКСМ направил его старшим пионервожатым Усть-Ламенской неполной средней школы.

В 1937 году перспективного образованного юношу назначили заведующим отделом пионеров райкома комсомола того же района. А год спустя – секретарем райсоветосовиахима. В 1937 году он поступает в Омскую высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу, переименованную позднее в «Межобластной колхозный сельскохозяйственный техникум», после окончания которого ему присваивается специальность «техника-организатора сельского хозяйства».

«В Омском обкоме ВКП (б), - пишет Иван Илларионович, - мне предложили поехать на работу секретарем Голышмановского или Ямальского райкома ВЛКСМ, но я отказался, воспользовавшись своим правом выбора места работы. Дело в том, что окончившим учебное заведение на «отлично» было дано право выбора. Я решил поехать помощником начальника политотдела по комсомольской работе в Сосновский зерносовхоз Азовского района Омской области.

В 1940 году призван в армию, а через год, в 1941, направлен в Ивановское военно-политическое училище».

Начало войны. Плен.

«Нас, 30 выпускников ВПУ в звании младшего политрука, направили на Западный фронт. Наша группа должна была прибыть в Вязьму, но по какой-то причине застряла в г. Вязники Владимирской области.

Только через полмесяца через Москву нас отправили в Вязьму Смоленской области. По пути следования наш эшелон подвергся бомбардировке, но жертв не было.

В комендатуре ничего вразумительного нам сказать не могли, где находится штаб дивизии, куда мы должны были прибыть. Оказалось, что дивизия только еще формировалась.

Особенно памятна мне ночь на 22 июня 1941 года. Как узнал позднее, более 200 бомбардировщиков участвовали в массированном ударе на Москву. Яркий свет прожекторов, зенитки бьют, но ни одного сбитого фашистского самолета. Утром узнали, что под Москвой их хорошо встретили».

В сентябре полк под Вязьмой оказался в окружении.

«После всех попыток и неудач, - пишет Иван Илларионович, - была дана команда выходить из окружения небольшими группами и поодиночке, используя ночное время. Наша группа в 3 человека ночами начала движение на восток». Потом был плен.

«Нас погнали в направлении города Доргобуш. К вечеру 12 октября 1941 года мы пришли в город Доргобуш. Поместили нас под навес, обнесенный колючей проволокой. Ни хлеба, ни воды. Через каждые 10 метров автоматчики. В лагерь было согнано около двух тысяч пленных. Ночью пошел дождь. Укрыться негде. Люди стали лезть под навес, началась давка. Навес упал. Под ним погибли около двухсот человек. В Доргобушском лагере держали нас трое суток. Ни куска хлеба, ни воды. На четвертые сутки открыли ворота, стали выводить за территорию лагеря и строить в колонны по 4 человека. Считали нас прикладом. Кто падал, оттаскивали в сторону и пристреливали. Я оказался в середине четверки.

Колонна растянулась километра на два. На каждые пятнадцать рядов справа и слева автоматчики. Дальше была попытка бегства. Удалось. Встретился с такими же горемыками, пытавшимися выйти из окружения. Ночами передвигались от деревни к деревне».

Снова плен.

«Второго или третьего ноября пригнали нас в Вяземский лагерь. Холод и голод сводят с ума. Чтобы не замёрзнуть, старались двигаться. Некоторые падают, сотни умерших. Никто никого не хоронит. Оттаскивали в сторону и складывали в кучу».

Восьмого или девятого ноября погрузили в эшелон и отправили на запад. «В вагон загружали только стоя, так плотно, что повернуться негде. Окна забиты, обтянуты колючей проволокой, двери, конечно, на замке и крестом, очень плотно, обиты проволокой. Весь путь следования от Смоленска в Литву, город Алитус, двери и окна не открывали, ни хлеба, ни воды. Люди начали умирать. Из вагона их выбросить нельзя – двери и окна закрыты. Начали складывать у самых дверей штабелем. Нужду справляли прямо на умерших. В вагоне стояло зловоние, дышать нечем.

В нашем вагоне в живых осталось человек десять, в остальных такое же положение. Эшелон прибыл на ст. Алитус, двери открыли, - а выгружать некого».

Далее Иван Илларионович описывает свои мытарства по лагерям: г. Каунас, несколько лагерей в Германии, угольные шахты в Польше (г. Котовцы), шахты в Судетской области, лагерь в Чехословакии…

Наконец, мытарства по концентрационным лагерям закончились. В 1945 году после освобождения Иван Илларионович оказался в лагере №280 Наркомата обороны. Пришлось пережить унизительную процедуру проверки благонадежности особым отделом. Поверили.

Послевоенная биография

До 1970 года Иван Илларионович работал в Голышмановском районе: агрономом райсельхозотдела, агрономом Евсинской МТС, агрономом колхоза «Путь к коммунизму». Затем переезд в Вагай.

30 марта 1970 года он назначается директором Вагайского комбината бытового обслуживания, через год – директором Вагайской инкубаторно-птицеводческой станции, в 1976 году назначен старшим зоотехником – начальником цеха инкубации Тюменской ИПС, где и работал до выхода на пенсию в 1977 году.

О его отношении к работе говорят такие факты: с 1958 по 1962 он ежегодно избирался делегатом районной партийной конференции, в 1961 и 1963 годах – делегатом областной партийной конференции, в 1961 – депутатом Голышмановского сельского совета депутатов трудящихся, в том же году за достигнутый высокий урожай, будучи агрономом, его наградили Почетной грамотой исполкома Тюменского областного Совета.

В 1958 году восстановлен в партии. Добивался он этого 12 лет, с 1946 года. Начиная свои воспоминания еще 40 лет тому назад, Иван Илларионович предварил их записью следующего содержания («собственное жизненное заключение», как он ее назвал): «Человек, попавший в беду при непредвиденных объективных обстоятельствах не сделал ничего плохого против советского общества. Он был и остается человеком, полезным и нужным обществу».

И доказал свой вывод, прожив достойную жизнь. Почет и уважение действительно пришли к нему.

Ишмухамет ГАЙСИН