Разведчика чуть не похоронили в братской могиле

2 февраля - день разгрома советскими войсками немецко-фашистских войск в Сталинградской битве (1943 г.), положившей начало коренному перелому в военных действиях на советско-германском фронте.

В селе Уват живет инвалид войны Василий Григорьевич Кошелев, которому довелось стать участником этой великой битвы.

Мелодия губной гармошки

• Прибыли мы на станцию Петров Вал, что находится в 400 км от Сталинграда, в сентябре 1942 года, - вспоминает Василий Григорьевич Кошелев. - Шли в Сталинград пешком только ночью, чтобы не привлекать внимания воздушной разведки противника. На передовую прибыли рано поутру, а назавтра уже получили боевое крещение. Мы наступали на город с севера, и было хорошо видно, как он дымился в руинах после массовых бомбежек.

В нашем взводе полковой разведки за годы войны подобрались бывалые люди, на которых мы, выпускники школы младших командиров при Тюменском военно-пехотном училище, смотрели с восхищением. В школу младших командиров, а потом и на фронт я попал вместе с земляками Тимофеем Водянниковым и Константином Кошкаровым. Тимофей был родом из деревни Остров Ивановского сельского совета, а Константин - из деревни Новое Село Уватского района.

Разведчики всегда чем-то неуловимым выделялись среди других солдат - своей серьезностью и умением правильно оценивать ситуацию во время рейдов во вражеские тылы и показной бесшабашностью что ли. То ли потому, что каждый раз, отправляясь в расположение врага, никто не мог гарантировать, что вернется живым и здоровым. То ли потому, что каждый из разведчиков сам по себе был человек необыкновенный, настоящий специалист своего дела.

Люди во взводе собрались разного возраста и разных национальностей. Самым старшим среди нас оказался ленинградец по фамилии Лотко - мужчина крупный и неторопливый в движениях, но отличавшийся необыкновенной силой. Некоторые были еще совсем молодыми, зелеными пацанами, но у каждого имелся собственный довоенный жизненный опыт.

20 октября по приказу командования взвод полковой разведки принимал участие в наступлении севернее Сталинграда. Батальон, которому был придан взвод, с тяжелыми боями, продвинулся на 20 километров. Те, кто был на войне, знают, что в такие минуты каждый боец живет на пределе возможностей, потому что постоянное напряжение сил изматывает.

Взвод полковой разведки основался в еще недавно принадлежавшем немцам окопе.

Ирек, уроженец Казани, о красоте которой любил рассказывать однополчанам, пытался извлечь какую-то незамысловатую мелодию из трофейной губной гармошки, прихваченной во время ночной вылазки в тыл врага.

• Тьфу ты, - плюнул с досады седовласый старшина Лотко, - хватит тебе уже пиликать. Тоже мне, нашел инструмент. На нем какой-нибудь Ганс играл, который наших людей расстреливал, а ты…

• Гармошка-то тут причем, - любуясь инструментом, ответил Ирек, - ее ведь мастер делал. Откуда он мог знать, что она фашисту достанется. - И вновь прижав гармошку к губам, принялся наигрывать. Постепенно звуки мелодии выровнялись и зазвучали печально, волнуя души солдат какой-то щемящей тоской.

Уватцы, не сговариваясь, старались держаться поближе друг к другу. Скрутив одну на троих самокрутку, по очереди курили.

• Знатный табачок, забористый, - после очередной затяжки передавая самокрутку Кошелеву, сказал Водянников и тихо добавил: - И чего старшина к казанцу привязался? У него недавно старший брат погиб, может, ему эта гармошка помогает горе переносить?

• У старшины к фрицам особый счет: его семья в блокаде, - ответил Кошелев. - Лотко не знает, живы ли родные.

И тут друзья вспомнили, как перед началом контрнаступления старшина, недавно вернувшийся из разведки, надел чистую нательную рубаху. Укладывая снятое с себя белье в вещмешок, вытащил выданную накануне боя банку тушенки. Подержав ее в руке, тяжело вздохнул:

• Моим бы сейчас… Ленинград жив, но он голодает. Хлеб и тот выдают строго по карточкам. Придумали холодец из столярного клея варить, да только где его взять… Понимая тревогу старшины, каждый тогда невольно подумал о близких. Как они там?

• Хорошо, что если даже не уродятся хлеба, то наши у реки голодать не будут, - поделился тихо с друзьями Тимофей Водянников. - Рыба выручит, да и лес подсобит.

Друзья согласно закивали головами, поддерживая мнение Тимофея.

Выручай, трехлинеечка!

Раздался резкий вой снаряда, и взрыв накрыл окоп, занятый бойцами взвода. Резко взвизгнув, замолкла гармошка. А следом начался такой ураган артиллерийского огня, что невозможно было поднять голову. Вцепившись в трехлинейку, каждый боец стремился вжаться в землю.

Словно со стороны, как в страшном кино, старший сержант Кошелев увидел, как вдруг выпало оружие из рук старшины, завалившегося набок. На его груди быстро разрасталось ярко-красное пятно. Рядом стонал другой солдат, которому разворотило осколком плечо. Крикнув: «Санитара!», Кошелев, успевший заметить, что его земляки рядом и живы, вцепился в винтовку и, сосредоточенно прицелившись, стал вести огонь по цепи наступающих фашистов, атаку которых поддерживали танки. Черные громады, беспрестанно ведущие огонь, стремительно приближались. Казалось, что ничто не сможет их остановить.

Справа раздались залпы вступившей в бой нашей артиллерии.

• Подбросьте гадам огня, чтоб им на нашей земле было жарче, чем в аду, - прокричал Тимофей.

Видя, что скорость вражеских танков, старающихся увернуться от снарядов, снизилась, бойцы, на которых не могла не произвести тяжелого впечатления смерть товарищей, несколько приободрились. Кто-то из солдат взвода выскочил из окопа и, припадая под завесой дыма к многострадальной выжженной Сталинградской земле, изловчившись, медленно пополз навстречу танку. А затем, привстав, резко бросил гранату и тут же упал, сраженный пулей, не успев увидеть, что погиб ненапрасно.

Огонь и черные клубы дыма окутали вслед за первым вражеским танком и второй, в который угодил артиллерийский снаряд. Немецкие танкисты, выбравшиеся из горящей машины, попали под прицельный огонь и остались лежать на земле. Автоматчики дрогнули и стали под шквальным огнем красноармейцев поспешно отступать.

Пахло гарью и дымом. Вся земля была изрыта снарядами, выворотившими даже деревья. Не умолкая, грохотали орудия. Прозвучала команда: «В атаку!», и разведчики, оставив раненых и убитых на поле боя, с каким-то остервенением бросились вперед.

На пути взвода на открытой местности в воронке «окопался» третий из подбитых фашистских танков, высадивших десант. Не имея возможности передвигаться из-за повреждения ходовой части, он, крутясь на месте, продолжал вести яростный огонь из крупнокалиберного пулемета. За его броней укрылись несколько немецких пехотинцев. Их огонь косил наших солдат, которым негде было укрыться, не давал поднять голову от земли.

Фашисты были вооружены автоматами, а у наших - винтовки, да еще у некоторых остались неиспользованные гранаты, из тех трех, что выдали перед боем. Не до геройства было, только умирать, как забившийся в землю крот, не хотелось.

Солдаты скатились в еще дымящуюся воронку. Рыжеусый сибиряк сержант Никулин, которого зацепила пуля, перевязывал рану, кроя на чём свет стоит немцев:

• Хорошо, что в левую руку ранили, сволочи. Кость, вроде не задели.

Затянув бинт, он вновь схватился за оружие.

• Ну, трехлинеечка, не подведи, - проговорил он и, вскинув привычным движением винтовку, как это делал не раз на охоте, тщательно прицелился и выстрелил. Автомат одного из противников смолк. Воспользовавшись тем, что сибиряк продолжил свою охоту за укрывшимися автоматчиками, старший сержант Кошелев и еще двое бойцов, поняв друг друга без слов, медленно по-пластунски двинулись в сторону огневой точки.

Как медленно приближается цель! Как опасно свистят пули! Ногу Кошелева точно огнем обожгло.

• Попали, чертовы фрицы, - проскользнула мысль, но солдат, стиснув зубы от боли, продолжал ползти вперед, обагряя землю кровью.

Словно подхваченные одной неведомой силой, взметнулись в броске над землей одновременно три гранаты. Яркая вспышка взрыва… и немецкий танк умолк. Огневая точка была подавлена. С выскочившими из горящего танка немцами пришлось отважным бойцам схватиться в рукопашном бою.

В десяти метрах от танка контуженный старший сержант Кошелев, которого ранили в ногу, потерял сознание от боли и большой потери крови.

Над ним склонился санитар:

• Прости, браток, перевязать тебя нечем. Столько наших ранено и полегло! Я перетянул тебе ногу, кровь остановил. Потерпи немножко, на обратном пути я заберу тебя. Надо посмотреть, может, еще кто-то остался жив.

Пахло смертью и кровью

• Очнулся я поутру от холода в яме. Пахло кровью и смертью, - вспоминает Василий Григорьевич. - Пригляделся, а вокруг трупы. Такая оторопь взяла, что меня заживо похоронили, а выбраться из-под груды тел нет сил. Думал, неужели всё, каюк пришел Василию Кошелеву?! Оказалось, что лежал я в воронке, ставшей братской могилой. Сюда стаскивали убитых в бою однополчан. По счастью, мои стоны услышали солдаты, доставившие убитых для захоронения.

• Ты, боец, в рубашке родился, - сказал один из них, когда, сдвинув трупы, меня еле живого вытащили из братской могилы. - Знать, кто-то за тебя сильно молится. На вот, хлебни, - и протянул мне измятую солдатскую фляжку.

Зубы от холода выстукивали дробь. Глотнув спирта, я начал медленно согреваться и только тогда поверил, что остался жив. Ни шинели, ни документов у меня не было. Наверное, забрали те, кто бросил в братскую могилу. Перевязав и прикрыв шинелью, меня доставили в медсанбат…

А с друзьями-однополчанами Тимофеем Водянниковым и Константином Кошкаровым, которые давно похоронили его, В.Г. Кошелев встретился только после войны. Как и в лихое военное время, они вновь были рядом, трудились в сельскохозяйственной отрасли Уватского района.

Испокон веков сибирская земля славилась доблестными защитниками Отечества. Такие люди, как В.Г. Кошелев и его боевые друзья, прошедшие испытание на прочность огнем и болью, стали символом беззаветной любви и преданности, отваги, мужества и самопожертвования. Ими по праву гордятся земляки.

Нина ПЕЛЕХ

Фото из личного архива ветерана