Иваныч

Вчера была Пасха. А сегодня вечером позвонила мама. Поболтали о том, о сем: о деревенских новостях, погоде, здоровье. И только уже прощаясь, после паузы, она сказала то, ради чего звонила:

– Ты не сможешь приехать на денек? Знаешь, Андрей Иванович умер сегодня утром. Приступ сердечный. У Тани … на руках скончался.

– К-кто умер? Как?!

Не знаю почему так неожиданно было для меня это известие. Ничего необычного – пожилой человек, фронтовик. Но то, что умер ОН, было равносильно тому, если бы я услышала, что из-за старости скончался сказочный Кощей Бессмертный. Андрея Ивановича Саенко моё поколение знало как бессменного председателя сельского совета. Его звонкого и властного голоса боялись не только пацаны, но и мужики втягивали головы в плечи, если председатель отчитывал за что-то. Мой, часто пьяненький, отец старался не попадаться на глаза Иванычу. А уж если попадался тому «под мухой», то будто сразу превращался в мальчишку, пойманного с поличным. Хорохорился, однако:

– Дядь Андрей, чего ты ругаешься? Я ведь тебя не боюсь. Мне уже не десять лет, когда ты мне солдатской пряжкой звездочки ставил. Вот скажи мне, мой отец был старше тебя, бывший председатель колхоза, а прислушивался к тебе, уважал, даже, наверное, побаивался. Почему? Чё ты за человек-то такой?

Иваныч хмурил брежневские брови:

– Батя твой ещё тот фрукт был. Знал, видать, за что бояться меня. Да и уважать тоже. А тебе я и щас трёпки задать смогу, хоть ты и сам того гляди дедом скоро станешь. И не стыдно тебе, бисова ты душа?! Девчонки совсем невесты, а ты все бузишь!

Папаша предпочитал скоренько ретироваться, потому как знал, раз появилась «бисова душа», значит, дед злится не на шутку. Это странное выражение было самым крепким ругательством, которое от него когда-либо слышали. С дедом моим Андрея Ивановича связывала давняя юношеская дружба. Дед был бравым молодцом, залихватски выстреливал бычком самокрутки. Для Андрюши Саенко был настоящий «авторитет». Когда Андрей вырос – идеалы юности поблекли. На смену пришло сотрудничество в работе. Делали-то одно дело, жили в одной деревне. Правда, до самой старости я замечала за ними какое-то скрытое соперничество. Оба они прошли фронт. Деда мобилизовали из колхоза в 43-ем, Андрей Иванович провоевал лишь год из-за молодости лет, но потом ещё восемь лет служил в Германии и Польше. Вернулся капитан … с молодой женой и маленьким сыном в родные места лишь в 53-ем. Не знаю почему, но собственный дед казался мне очень угрюмым и недобрым человеком. По этой причине я бывала у него в гостях два-три раза в год. Да и отец мой туда наведывался нечасто. Его родная мать умерла, когда ему не исполнилось и десяти лет. Видно привязанности к отчему дому большой он не имел ещё и по этой причине. И передал это нам, своим детям. А вот Андрей Иванович чем-то неуловимым отличался от всех деревенских мужиков. Казалось, даже когда он ругал ребятню, в глазах его прыгали добрые искорки. Жизнерадостный и такой стремительно-быстрый, что не успевали за ним следить – то тут появится, то там. От мала до велика … не просто уважали, в него влюблялись. В семейной жизни Андрею Иванычу не повезло. Его жена Шура чем-то заболела, растолстела и целыми днями неподвижно сидела на скамейке у ворот. Поговаривали, что у Саенко роман с фельдшерицей теткой Симой. Серафима Сергеевна родом из Молдавии. Там служил её муж Михаил. Он умер, кода старшей дочке было восемь, а младшей не исполнилось и трех лет. И красавица Серафима осталась одна на чужбине с двумя дочками на руках. В доме свекрови прожила всю жизнь и схоронила ту в глубокой старости. Когда Андрею Ивановичу исполнилось 65, он ушел на заслуженный отдых. Жена его умерла лет семь назад, и он, наконец, переехал жить к Серафиме. Так на склоне лет они стали молодожёнами. Я часто их видела вместе. Они жили с нами «через огород», как принято говорить в деревне. С семьёй тети Симы мы всегда тесно общались, её покойный муж приходился двоюродным братом моему отцу. По хозяйству и отец, и мама помогали иногда родственнице. Летом, когда выгоняли стадо в поле, наши овцы жили в одном общем загоне. Вечерние встречи с семечками, посиделками «перед коровами» были обязательным ритуалом. Теперь в родственно-хозяйственную компанию влился Андрей Иванович. Так трогательно они выглядели вместе, так бережно относились друг к другу. Тётя Сима, как молоденькая девушка, на людях стеснялась и продолжала мужа называть по имени-отчеству. В деревне по-разному к этому отнеслись. У меня эта красивая пара вызывала только восхищение. И ещё дочернюю радость. Потом я уехала учиться, а дальше – жить в другой район, почти за две сотни километров от родной деревни. Редко бываю дома, чего греха таить. Приедешь, встретишь знакомых тебе с детства людей и вдруг заметишь, как они осунулись, постарели. И выправка уже не та, и стать, и привычного блеска в глазах не видно…

… Первой ушла тетя Сима. Она была младше Иваныча, но вдруг её положили в больницу. Через полгода её не стало. Серафиме не было и шестидесяти. Их счастливая семейная жизнь длилась каких-то шесть лет…

Вчера была Пасха. А ровно год назад, в очередной свой праздничный приезд к родителям, я вздумала сходить в гости. К нему. К Андрею Ивановичу. Он жил один, совсем поседевший. Остались лишь знакомые нотки в голосе, да блеск почти родных, из моего детства, глаз. Мама положила мне в сумку крашеных яиц и кулич. Я шла не просто в гости. У меня была причина. Ни у теток, ни у отца не оказалось старой фотографии их деда, моего прадеда. Нужна она мне была очень, у кого-то я видела её раньше, а теперь не могли найти. Дай, думаю, спрошу, вдруг среди его архива отыщется. Он встретил меня сдержанно, но по оживившемуся взгляду и спрятанной в усах и бороде улыбке было видно, что рад. Раньше он не носил усы и бороду, и мне странно было видеть его таким. Мы похристосовались. За чаем я спросила:

– Андрей Иванович, года-то уже не малые, а все хозяйство держите большое. Не трудно?

– Нет. Это в радость. Крестьянин, хоть кем он в деревне работай, навсегда крестьянином останется. Связь с землей с рождения и до самой смерти, милая, у нас. Я вот в молодости больше жил жизнью других людей. Все стремился куда-то, бежал. И ведь только сейчас оглянулся недавно – а что для себя? Может быть, вот этот сад для внучат вырастить – и есть мое самое главное предназначение на земле.

Он бережно разложил на столе фотографии семьи сына. Залюбовался. Внук в военной форме, и рядом свою военную фотографию положил. Да они похожи! Андрей-старший и Андрюша-младший.

– А ещё всегда со мной она, – открыл дверь в соседнюю комнату Андрей Иванович. На столе, в простой рамке стоял портрет тёти Симы. Теплым, грустным взглядом он с минуту смотрел на нее. Потом, будто очнувшись, вернулся к нашему занятию. Мы нашли хорошую фотографию моей бабушки, а вот фотографии прадеда не было и у него. Зато он много рассказал мне историй о своей молодости и о жизни моего деда.

– Как хорошо, что ты пришла сегодня. Поговорить мне сейчас не с кем. Внуки редко приезжают. Ты заходи ещё, как приедешь, всегда рад буду, времени у меня сейчас много, – говорил он на прощание.

Мы виделись ещё пару раз, но все как-то мельком. Кто знал, что такая встреча будет последней, что через год на Пасху он умрет от сердечного приступа на руках сельского фельдшера, моей одноклассницы, заменившей его Симу на посту.