Гвозди бы делать из этих людей, Крепче бы не было в мире гвоздей

Живет в деревне Большой Плесовской Черноковского поселения интереснейший человек, участник Великой Отечественной войны Кузьма Петрович Плесовских, о котором не раз писала наша газета и о котором, на мой взгляд, можно рассказывать бесконечно.

Семнадцатилетним мальчишкой ушел он на фронт. Вслед за двумя старшими братьями Иваном и Аверьяном. Первому из них довелось воевать танкистом-водителем знаменитой «тридцатьчетверки», второму – минометчиком. А третий из братьев прошел сначала «учебку» - 17-ю окружную школу СибВО подготовки снайперов, что действовала на станции Называевской Омской области. Но затем в Гороховецких лагерях в г. Горьком, где формировалась их 86-я стрелковая дивизия, которая вошла во 2-ю Ударную армию, рядовой Плесовских был определен в 169 стрелковый полк на должность командира расчета станкового пулемета «Максим». И в этой должности пошагал по путям-дорогам фронтовым.

Старшее поколение помнит некогда очень популярную песню «Два Максима», где есть такие слова:

Очень точно наводит наводчик.

Пулемет же без промаха бьет.

«Так-так-так!» - говорит пулеметчик,

«Так-так-так!» - говорит пулемет.

Эта песня и по сию пору звучит для Кузьмы Петровича как гимн.

В июне 44-го началась его огненная передовая. А 27 января 1945 года на польской земле, на подступах к городу Данциг, получил он тяжелое ранение в правую ногу, которую прошили три пули. Одна из них – разрывная – раздробила берцовую кость. На этом война для бойца окончилась. И лишь чудом не окончилась жизнь. С поля боя его, истекающего кровью, санитары доставили в медсанбат. А после был отправлен в эвакогоспиталь, в г. Арнсвальд.

И здесь стоит привести удивительный эпизод встречи двух земляков: нашего героя, о котором идет речь, и будущего районного летописца, автора книги «Страницы истории Вагайского района в годы Великой Отечественной войны» Н.П. Плесовских. О чем и поведал нам последний однажды в редакции.

В эвакогоспитале, своего рода перевалочном пункте, раненые подолгу не задерживались. На смену одним поступали другие. Этот временный лазарет был развернут в бывшей конюшне – большом кирпичном строении. И чуть ли не все его внутреннее пространство представляло собой одну огромную палату, где были установлены в три яруса нары. «И вот, - вспоминает Николай Павлович, - при очередной партии новеньких началась перекличка. Медсестра стала громко спрашивать и записывать, кто из какой области. Дошла и до Омской, от которой мы призывались. Ведь Тюменскую выделили из нее уже потом.

На вопрос, кто из этой области, чуть ли не в голос со мной отозвался кто-то еще по фамилии Плесовских. Я пошел «разобраться». Подхожу в тот угол и вижу: на средних нарах лежит солдатик с зафиксированной ногой, толсто перемотанной бинтами. На опавшем лице нездорово блестят глаза. Сразу видно, парню не сладко… Сам-то я был ходячий, меня ранило в руку. Ну вот, спрашиваю его: ты откуда, мол, родом. «О, я дальный, ты этих мест не слыхал и не знаешь». А мне стало на миг смешно (я по говору угадал): «Да как раз вот и знаю, из Большой Плесовской». У того глаза округлились. А я такой-то, из Больших Русаков. Просто раньше, мол, не встречались.

И мы с ним обнялись по-братстки. Но побыли вместе недолго. Вскоре нас порознь отправили в Союз».

Затем Кузьма Петрович долго лежал в госпитале города Шуя Ивановской области. Домой вернулся в августе 45, на костылях. Правую ногу в колене стянуло. Хирурги настойчиво предлагали ампутировать изувеченную конечность. Но он с неизменным упорством отказывался. Вытесал себе деревянный протез, научился на нем ходить и работать вполне сноровито. Впрочем, его колхозные должности – сначала кассир-табельщик, затем счетовод, физической нагрузки не требовали. А вот домашнее хозяйство заставляло браться за вилы, лопату и топор.

В 1957 году, когда уже перешел из колхоза в сельпо и встал за прилавок деревенского магазина, взялся перекатывать родительскую избу. Пристроил к ней просторную горницу и новые сени. Делал все поэтапно. Большие работы - «помочью», а то, что посподручней, сам. С неизменной своей помощницей Валентиной Максимовной, с которой они связали судьбу в 48-м. И прожили вместе долгую жизнь, где хватило всего, и радости, и горя, приобретения и потерь.

Есть и такая строка в его биографии. В начале 60-х уезжал он с семьей на Север. После конфликта с руководством колхоза, где трудилась жена. Это было время, когда ты не мог накосить для буренки ни беремца травы без «санкции» колхозного начальства. Доводился по сену план. И пока ты его не выставишь, себе косить не разрешалось. И вдобавок, как на беду, у жены случилась потрава. Не доглядела за телятами. А пасла одна, без подпаска, хотя сколько просила, чтобы дали помощницу. И за эту потраву описали тогда все сено, что они успели поставить – 100 центнеров. Они-то рассчитывали, что половина уйдет колхозу, а половина для своего скота. Но остался свой скот без корма.

Надо сказать, Кузьма Петрович – человек конфликтный. По натуре – максималист. Разгильдяйство, лень, неряшество органически не выносит. И вообще, любой беспорядок. Помню, как одно время боролся за чистоту деревенских улочек и песчаного «пляжа» вдоль по речке Вагай, где весной половодьем наносило немало мусора – всяких бревен, стекол, кореньев. Призывал устроить субботник. Но сельчане его почин почему-то приняли холодно. И, представьте, он в одиночку этот берег очистил. Все кучи сгрузил в тракторную тележку, что по мере надобности ставил в оговоренное заранее место один из сельских механизаторов, а потом увозил на свалку.

Чистота и порядок соблюдались у дома самого К.П. Плесовских. И во всем «его» околотке. Здесь никто не ездил на тяжелом транспорте, не месил дорогу колесами, пока земля не подмерзнет. А чтоб кто-то по пьянке или просто «по вредности» не нарушил это неписаное правило, поперек дороги лежал запретительный знак – бревно.

Такой же порядок у дома ветерана и по сей день. Хотя для очистки придомовой территории приходится нанимать посторонних людей, ибо силы уже не те.

Сам со своей пенсии оплачивает и ежегодный весенний субботник по очистке Аллеи памяти. Да, такая аллея существует в деревне. Была она заложена в 1985 году, к 40-летию Победы. В память о не вернувшихся с фронта односельчанах. Инициатором этого славного дела и непосредственным исполнителем стал опять же К. Плесовских. И на сей раз помогала ему чуть ли не вся деревня, вместе с депутатом местного совета Ниной Сунгатулловной Плесовских. Посадили тогда у клуба 52 березки и 4 липки. А Кузьма Петрович следил за саженцами. Поливал их, берег от жары и потрав. Даже изгородь сделал. И теперь те деревья выросли, поднялись пушистыми кронами чуть не в самые облака. Да кругом-то теперь пустырь. Клуб давно уже, в перестройку, растащили по бревнышку. Торжества все проходят в Черном. И только старый солдат посещает Аллею памяти. Твердости этого человека в соблюдении нравственных принципов можно только позавидовать.

Вот что написала о нем в своем письме в редакцию Р.С. Плесовских, наш давнишний селькор из Черного: «Это человек удивительной честности и порядочности. Он не только герой войны, он герой и мирного времени. Сам инвалид, на протяжении многих лет ходил за тяжело больной супругой Валентиной Максимовной. Ту свалила болезнь после гибели их младшенького 17-летнего сына Володи, причиной чего стал несчастный случай на производстве, на комбайне во время жатвы.

Забрав из больницы жену, которой был поставлен диагноз «сахарный диабет в тяжелой форме», он, веря в силу народных средств, стал лечить ее травами. Та пошла на поправку. Но диабет очень коварен, и через десять лет «сахар» снова дал о себе знать. Пошли опять осложнения. В 94-м Валентине Максимовне отняли одну ногу. В 99-м – вторую. Между этими операциями перенесла она инсульт.

Как управляться с таким беспомощным человеком, когда ты сам на одной ноге? Но он нес эти тяготы с неизменным терпением. Научился, как санитар, выполнять все, что необходимо в таких случаях, - обихаживать, мыть, кормить. Научился ставить уколы, чтобы все было вовремя. А когда ему кто жалеючи и говорил, мол, отдай ты ее в приют, хоть на зимнее время, да немножечко отдохни, он всегда отвечал: нет, пускай будет дома Она и так немало по больницам намаялась».

А мне вспоминается один эпизод. Как-то, находясь по делам газеты в черноковской стороне, заглянула я к Плесовских. И с порога вижу такую картину: на кровати, обложенная подушками, сидит Валентина Максимовна, а сам хозяин - за столом, развернув свежий номер «районки», что-то ей оттуда начитывает. В доме чистенько, прибрано. На жене веселый халатик. И лицо спокойное, светлое. (Это было еще до второй операции. До инсульта, когда им верилось, что все страшное позади).

Стояли последние дни августа. Шли огородные работы. В огороде у Плесовских тоже были пустые грядки – уже вырезан лук и сняты помидоры. Я спросила: «Вам кто-то помогает, наверно?» «Да пока что никто, мало-мало сами справляемся», - отвечал мне хозяин». «А полы-то как моете?» - «Где – со шваброй, где – на коленях… Сына в гости вот ждем. У него уже отпуск близится».

Кстати, сын, Николай Кузьмич, кадровый военный, под стать своему отцу. С таким же крепким характером. Окончив Ленинградское Высшее морское училище, служил 20 лет подводником, прошел все моря и океаны. Вышел в отставку в чине капитана первого ранга. И еще до сих пор продолжает работать на берегу.

Надежный и обязательный, родителей он не забывал. Приезжал частенько в деревню. Высылал для своей дорогой мамы необходимые ей лекарства, которые наша медицина в 90-х годах не могла представить больным. Приезжает и до сих пор. Регулярно, каждое лето. Теперь уже к одному отцу. Батю можно бы взять к себе, как не раз ему предлагал, да тот мысли не допускает, чтоб родное гнездо покинуть. Оттого в свое время отказался переехать в райцентр, где давали благоустроенное жилье. И отказался нынче от сертификата на квартиру, что дает государство всем участникам войны, у кого нет своего угла или этот угол уже ветхий.

Недавно говорим с ним по телефону:

- Как здоровье, Кузьма Петрович?

- Да пока что терпимо.

- Ну, а как настроение?

- Настроение отличное. Сын гостил почти месяц. И работы мне переделал – просто счету не поддается.

- Не в обиде сынок на вас, что такой вариант отвергли – обрести квартиру бесплатную?

- А чего ему обижаться? У него квартира имеется, и довольно хорошая.

- Так ведь есть еще внуки, правнуки, им потом бы пошло в наследство.

- Внуков у меня, к сожалению, нет. Есть две внучки. И обе они устроены. Причем одна, по образованию востоковед, живет в Японии и вышла там замуж. За японца. Не по нутру мне это, признаться.

А правнуки подрастут, пусть сами зарабатывают себе блага. Дармовое-то, оно, знаете, никому на пользу не идет.

И, немного помолчав, добавил:

- Сын-то что мне сказал, на прощанье, перед отъездом: папа, я, мол, тебя люблю… И любой твой выбор приемлю.

Любовь БАКАНИНА