Судьба-злодейка

Гарманову Константину Игнатьевичу посвящается…

Почтальонка нерешительно остановилась перед калиткой. Вынула из сумки газету, а затем дрожащей рукой этот, помеченный особым знаком, ненавистный конверт. Сунуть бы почту, как всегда, в скобку, да бежать, бежать, подальше от бабьих слёз, от людского горя. Но Маша уже ждала её, потому что ждала каждый день, каждую минуту весточку от сыночка. Вот она, Клава! Задержалась, значит, есть! Есть! Есть!? Увидев каменное лицо почтальонки, Маша на ватных ногах остановилась на крыльце. Она почувствовала, она всё поняла. Идти дальше не было сил, дыхание перехватило, небо оборвалось, в глазах потемнело. Клавдия подошла, молча вложила в непослушные руки матери скорбную весть о сыне… Земля ушла из-под ног, вопль горечи и боли повис в воздухе. Три года назад муж, а сейчас, в 45-м-то, сын, сынок, её кровиночка. Как же так?!

Тогда, в 42-м, получив похоронку на Игнатия, она думала, что не справится с навалившимся на неё горем. Дети помогли, ради них и стоило жить. Старшенькому Косте было всего 17. А ведь именно тогда и решил он идти воевать, отомстить за отца. Она знала, что удержать не сможет, уж больно настойчивый да несговорчивый был её сын. На прощанье мать шептала потрескавшимися сухими губами: «Береги себя, родной!». А возле калитки уже ждала Настенька, его девушка. Стояла и тихонько плакала. Он обнял её, поцеловал и пошёл, не оборачиваясь. А вслед ему глядели теперь уже две родственные души, глядели и шептали молитвы. И поплелись дни, ночи, долгие месяцы. Весточки хоть и скупые, но всё же шли, пусть редко, но они были.

И вот теперь всё рухнуло. Оборвалось в одночасье. Рыдания Маши висели над деревней долго. Лишь Настя упорно твердила: «Не верю». И сухие глаза её глядели колко и с вызовом. Потянулись тяжёлые серые будни. Марию было не узнать: ходила чёрная. Нет, не ходила - двигалась, словно тень. Горе окончательно подкосило её. А когда слегла, больше уже и не встала. Разве могла она знать, что в том роковом бою, действительно, погибло много солдат, но лишь по досадной ошибке на Константина Гарманова отправлена была похоронка? Разве могла она знать?.. А он в это время тяжелораненый лежал в госпитале, потом заново учился ходить.

...Вяло брезжило серенькое сибирское утро. Хотя, вернее сказать, всё ещё стояла глубокая ночь. Шагая по знакомой дороге, Константин спешил домой. Сейчас по извилистой тропинке к ветхому забору. Тёмные окна избы встретили неприветливо, сердце тревожно забилось. Мама! Мам! Стук глухо отзывался в призрачных утренних сумерках. Лишь через минуту нащупал замок. Что? Где? Как? На полусогнутых ногах, с тяжёлым предчувствием добрался до родственников. А когда, наконец, увидел своих братьев и сестёр, узнал о смерти матери, плакал, как ребёнок, вздрагивая всем телом, размазывая кулаком слёзы. Прибежала Настя, повисла у солдата на шее. Сквозь всхлипывания можно было чётко разобрать: «Я знала! Я знала!».

Потом, уже сетуя на судьбу-злодейку, Константин твёрдо решил: надо выдержать, выдержать ради этих, рано осиротевших, доверчивых детских глаз, глядящих на него с любовью и надеждой.

Солнце показалось на горизонте внезапно. В окна резанул красный свет. Начинался новый день. Начиналась новая жизнь.

* * *

Константин Игнатьевич Гарманов живёт в деревне Черёмушки. Кажется, что судьба до сих пор испытывает его на прочность. Похоронил четверых своих сыновей и дочь. Он, как тонкий металлический прут, сгибаясь под натиском жизни, не ломается.

Здоровья Вам, Константин Игнатьевич! С праздником - Днём Великой Победы!

Гузяль СИРАЧЕВА